— Как вел себя в этом году рейтинг Владимира Путина?
— С января до мая он непрерывно рос, в январе составил 56%, в мае — 69. Затем он стал снижаться и самого низкого значения достиг в октябре — 61%. В последние 2 месяца он снова растет, последняя цифра — опять 69%. То есть достиг того же значения, что и в момент инаугурации.
— Какие события влияли на эти колебания рейтинга?
— На это влияют не события, а в большей степени процесс, который связан с тем, что большинство населения (ну или как минимум половина) политикой не особо интересуется. И загорается интересом к ней только под выборы. А потом кампания заканчивается, эти люди постепенно прекращают потребление политической информации и уже не могут дать содержательные ответы на наши вопросы. Это не значит, что они уходят в оппозицию.
Поэтому после инаугурации рейтинг идет вниз, это нормально, это бывает после выборов. Вопрос только в том: насколько он проседает. Если он проваливается достаточно сильно, вот тогда нужно анализировать, какие решения власти и какие изменения в стране к этому привели.
На летнее снижение рейтинга Путина поработали такие факторы, как рост тарифов, который был отложен на лето, и несколько негативных информационных поводов, таких как «Пусси Райт». Это негативное явление, и все, кто в нем замешан — виноват, не виноват — не вызывают особой любви.
А повышение последних месяцев связано с тем, что президент резко усилил свою политическую активность: он и министров критикует, если нужно — снимает, и борется с коррупцией. Причем эта борьба оказалась вплетена в контекст предвыборных обещаний президента. Эта тема была одной из ключевых перед выборами, и люди от Путина ждали: обманет или не обманет? Если политик вдруг начинает выполнять свои обещания, то это дает очень большой эффект. Это необычно для России, и избиратели это ценят.
— То, что борьба с коррупцией сейчас ушла в регионы, не обернется разочарованием избирателей?
— Для избирателей важны не отставки на самом верху, как ни парадоксально. Чего больше от резонансных отставок — пользы или вреда, сказать очень сложно. Польза в том, что власть показывает, как она борется с коррупцией. Но потом неизбежно возникает вопрос: а как попал этот человек на такой высокий уровень? Ничего себе — федеральный министр попался, это какие же там масштабы воровства! А при этом теплее и лучше человеку от громкой отставки не становится. Потому что конечные ее последствия для каждого из 143 млн минимальны. Реальное влияние на жизнь оказывают антикоррупционные расследования на местах. Мэр, начальник ЖЭКа, руководитель департамента — это люди, которые реально определяют климат в регионе. Вот в Санкт-Петербурге гигантские проблемы с ЖКХ, выясняется, что все трубы были заменены на бэушные. Кто виноват? Президент? Нет. Виноват руководитель местного департамента. Уже сидит, пойман. Жизнь налаживается.
Поэтому уход антикоррупционной борьбы с федерального уровня на региональный очень эффективен — с него можно снять меньше информационных сливок, но это окажет большее влияние на реальную жизнь и реальное восприятие людей. Тем более что борьбу с коррупцией на самом верхнем уровне часто списывают на борьбу кланов, устранение неугодных или погоню за рейтингом.
— Протесты как-то повлияли на рейтинг ВВП?
— Они повлияли, но сработали в плюс Путину. Самая низкая точка его рейтинга — 52% — была в декабре 2011 года. А когда протесты начались, народ стал гулять по улицам, а остальная страна это увидела, то страна очень быстро поняла, что от этих протестов добра не жди, испугалась их и вернулась опять к лидеру, которому доверяет. Потому что остальные только обещают, а результаты его работы видны. Протесты, конечно, прибавили Путину врагов в узкой аудитории, а в широкой аудитории, наоборот, лояльность к нему существенно выросла.
— Вы сравнивали когда-нибудь рейтинги Путина с лидерами других ведущих стран мира?
— Россия в этом плане уникальная страна, потому что в большинстве стран старой демократии действующие руководители, конечно, имеют преференцию, но все-таки почти всегда существует и альтернатива, скажем, Великобритания. Там сейчас у власти консерваторы, но в оппозиции есть лейбористы. И у них всегда есть шанс. Тот же Кэмерон, который сейчас премьер-министр, он не так давно раскрутился. Там за многие десятилетия сформировалась конкурентная ситуация: люди привыкли к выборам, к тому, что власть меняется, люди привыкли, что когда один политик уходит, а на смену приходит другой, это не трагедия, это не риск, а наоборот, новые возможности, новый шанс. Поэтому и отправлять в отставку лидеров и призывать новых стало неотъемлемым элементом демократии. Они уже не понимают, как может быть по-другому. У них — наоборот, если человек слишком долго находится во власти, это будет вызывать опасение и восприниматься как угроза или что-то ненормальное.
У нас же ситуация принципиально другая. У нас нет долгой традиции регулярной смены власти. А в результате — люди очень боятся смены власти, ее воспринимают не как возможность, не как шанс, а как риск. Поэтому рейтинг Путина выше, чем у аналогичных политиков за рубежом. Чтобы этот рейтинг был высоким, от него требуется не так много: не делать грубых ошибок и демонстрировать, что он проводит курс, который отвечает требованиям людей. Но если вдруг он начнет выкидывать коленца, люди почувствуют, что он стал их открыто обманывать, если он примет решения, которые противоречат тому, что от него люди ждут, тогда может произойти то же, что с Горбачевым в 89-м году и Ельциным в 90-е. И рейтинг может обрушиться молниеносно.
Такое с каждым может произойти, но пока Путин этот риск обходит. Вот смотрите, что происходило в этом году. Перед выборами: обещания, обещания, обещания. А потом он делает целый ряд серьезных и неожиданных шагов, которые могут выглядеть даже конфликтами, направленными на раскол элит (например, законопроект о счетах за рубежом, налог на роскошь). Журналисты у нас говорят: да что он делает, он же сдает своих, лишается поддержки? Но дело-то в том, что свои у него все избиратели, он же им обещание давал. Такие шаги говорят о том, что он чутье не потерял и остается весьма активным политиком, хорошо понимающим, чего ждет от него общество и на каких условиях общество готово видеть его во главе страны.
— Опросы по закону Магнитского и анти-Магнитского показали, что наше общество становится менее прозападно настроенным. Оно осуждает американские законы и приветствует антиамериканские. С чем связано такое изменение?
— По большому счету, наше общество разочаровалось в любви к Западу еще во второй половине 90-х годов. Мы тогда совершили радикальные реформы, чтобы стать похожими на Запад, но счастья это не принесло. Наоборот, стало хуже. Другая причина разочарования в том, что мы ждали большой поддержки от Запада и ее практически не дождались. Третья причина в том, что Россию не приняли в круг развитых западных стран на равных, а наоборот, во всех наших лучших ожиданиях нас разочаровали.
Все прозападнические иллюзии, которые существовали на кухнях Советского Союза и пышным цветом расцвели при Горбачеве, развеялись еще тогда — при позднем Ельцине. Поэтому вот уже лет 15 наше общество в целом является антизападно настроенным. Это не значит, что оно хочет войны, просто оно и не питает иллюзий. Какие-то конкретные события — перезагрузка или, наоборот, мюнхенская речь, это всего лишь рябь на поверхности воды. Радикально ничего не меняется, наше общество настроено антизападно.
Оно разочаровано в западном пути и в отношении Запада к нашей стране. И это вряд ли изменится в обозримом будущем. Мы на Западе не видим образца для подражания, как это было раньше, когда нам хотелось жить богато, жить свободно, комфортно, но мы уже на своем опыте убедились, что имплантация западных законов, понятий и правил у нас просто невозможна. И если опять попытаться это осуществить, это приведет к ужасным последствиям, сравнимым по масштабам с развалом экономики при Ельцине.
— Тот же самый закон анти-Магнитского вызвал, пусть и у меньшей части общества, резкую негативную реакцию. Это та часть общества, которая в свое время выходила на Болотную...
— Партия фейсбука...
— Почему на этот раз «партия фейсбука» не вышла на улицы, протесты ограничились одиночными пикетами?
— Ключевой вопрос в том, почему она вышла год назад. Ведь до этого она существовала, но никуда не выходила. И вот тогда она вышла потому, что появился повод — лозунг «Власть украла выборы!». И появились очень обильные свидетельства того, что она действительно их украла. Ролики в Интернете... Мы не будем говорить о том, насколько этот лозунг соответствует действительности, но повод выглядел правдоподобно. Плюс разогрев «партии фейсбука» к тому времени велся уже довольно давно. Напомню, что лозунг «Единая Россия» — партия жуликов и воров» появился за 9 месяцев до выборов. То есть все долго готовилось и наконец взорвалось.
Но люди вышли, потому что им показалось, что у них украли честные выборы, а не потому, что они против Путина, а, допустим, за Немцова и Запад. Основная часть массовки вышла потому, что им показалось, что их обманули. Но в марте выяснилось, что вроде бы и не обманули. Вот вам вэбкамера, вот зеленый свет наблюдателям, вот вам альтернативный кандидат Прохоров, вот вам любые возможности. И было продемонстрировано, что Путин спокойно и уверенно побеждает, без всяких фальсификаций. Это выбило главный лозунг из рук трибунов с Болотной. Это лишило их массовки. После этого на акции ходят только профессиональные революционеры и члены их семей. Народ к ним не примыкает. Это такая окуклившаяся среда, которая никого в себя втянуть уже не может. Все, чем сейчас занимается эта группа — страстно ждет очередных ошибок власти, чтобы попытаться всеми силами их раздуть. Тут использовать можно все что угодно. Помните Крымск? Первое, что было сказано после трагедии: во всем виноват кровавый путинский режим, это он затопил людей и никого заранее не предупредил о стихийном бедствии. То же самое происходит с Магнитским и с законом Димы Яковлева.
Если будет хоть какая-то малейшая ошибка или зацепка, она будет диктоваться этой компанией как повод к новой волне дискредитации власти. Они себя ведут вполне рационально, потому что сами из себя ничего не представляют, популярности у них нет, участие в выборах Чириковой показало их шансы на выборах при том, что никто никаких палок в колеса не ставил. Поэтому все, что они могут, — это работать против власти на негативе. Это абсолютно рациональная стратегия, но эффекта она давать не будет до тех пор, пока власть не совершит крупную ошибку или каскад неудачных решений, как это было в 2011 году, каждое из которых по отдельности было поправимым. Но все вместе они привели к неудаче власти на выборах в Госдуму.
— То, что россияне перестали любить Запад, означает ли, что они стали патриотами?
— Отношение к патриотизму у нас резко улучшилось в конце 90-х годов, но это был какой-то потерянный патриотизм без лидера. Это был патриотизм вопреки власти. Что бы Ельцин не говорил о том, что он патриот, ему никто не верил. А в начале нулевых власть поменялась и подняла патриотизм на щит. Путин как главный патриот России оказался очень органичным. И тут же им стал. Происходило взаимное усиление: патриотизм усиливал позиции Путина, а лидерство Путина усиливало патриотические настроения. Но это закончилось примерно в 2008—2009-м годах. Прошел кризис. Потом было тяжелое посткризисное восстановление. За последнее время патриотизма стало меньше. В ситуации, когда не ясно, что будет завтра, у патриотизма начинаются проблемы. За несколько лет, по нашим опросам, количество людей, заявляющих, что они патриоты, снизилось на 8%. Хотя все равно их более 80%.
— Когда Путин во время ежегодного Послания призывает к патриотизму, это на кого-нибудь действует?
— Слово «патриотизм» надо наполнять каким-то содержанием. От того, что ты все время будешь говорить «халва», она не станет слаще. Нужно понять, какие у нас священные тексты. В Америке — это конституция. А у нас какой священный текст? Конституцию брали в руки 18% россиян. Патриотизм — это фундаментальная тема, о которой до сих пор больше говорили, чем ею занимались.
