Сэр Кэмерон Макинтош как будто спрыгнул с экрана голливудского кино 50—60-х годов, создавшего немало образов предприимчивых продюсеров. Невысокий, плотный, страстный. Заводится с полоборота, если говорит о мюзиклах. В глазах — блеск, но контроля не теряет. Мы разговариваем в театре, на сцене которого два десятка лет играют «Мизерабль», где сохранилась персональная гримуборная Марлен Дитрих.
— Господин Макинтош, а это правда, что мюзикл с 27-летним стажем «Мизерабль» по роману «Отверженные» Виктора Гюго на премьере провалился? Или это все-таки легенда?
— Правда, что не очень хорошая была пресса, не считая двух газет. Но каким-то чудом публика проигнорировала эти отклики, и вот уже 27 лет мы не можем позволить себе держать бронь, на три-четыре месяца вперед билеты абсолютно распроданы.
— Значит, мнение английских критиков для вас не является ориентиром, а для публики — навигатором?
— Я вам так скажу: если бы «Мизерабль» была бы просто хорошей постановкой, то критика ее растоптала бы. Но поскольку она считается высшего класса, то… Между прочим, сам автор — Виктор Гюго — в свое время за роман получил ужасные рецензии. Самое интересное, что и «Фантом», и «Кошки», а также «Скрипач на крыше», «Порги и Бес», когда вышли, тоже получили отрицательные оценки. Но я никогда не делал постановки для критики. Я делал их для себя. Думал: если понравится мне, понравится и публике. Я все вкладываю в новые постановки: все силы своей души, делаю то, что чувствую. У меня есть страсть.
Будете смеяться: вот в прошлом году я сделал мюзикл «Betty Blue Eyes» и получил лучшую критику за все годы своей жизни. К тому же он был поставлен по известному произведению, есть замечательный фильм, но… Зрители не полюбили его настолько, что нам пришлось снять его.
— Мюзиклы — ваша страсть. А откуда она? Когда началась?
— Все началось, когда мне было 7 лет. Моя тетка повела меня на мюзикл о волшебном пианино, которое заставляло всех танцевать, — «Дни юности». Я не хотел идти, считая мюзикл глупостью. Но когда увидел, влюбился сразу. А через три недели был мой восьмой день рождения, и родители спросили: «Ты хочешь пойти на мюзикл?» — «Да, я хотел бы еще раз попасть туда». Оделся в шотландскую юбку, пошел. После спектакля я направился к композитору, который сидел за роялем в оркестровой яме. Я сказал ему, что мне очень нравится шоу. И вместо того, чтобы дать мне автограф, этот человек сказал: «Парень, иди лучше на сцену, посмотри, что к чему». Он увидел мою страсть. В общем, показал, как работает это волшебное фортепиано, как на сцене все двигается, опускается. И тогда я понял, что, когда вырасту, буду это делать. Так в моей семье узнали, что я готовлюсь в продюсеры. «Ты станешь импресарио?» — спросили родители. «Нет, я не буду импресарио, потому что он устраивает чужие шоу. А я хочу устраивать свои».
— Столько лет занимаясь мюзиклом, вы рассчитали формулу успеха?
— Понятия не имею. Но скажу так: должны быть три главные составляющие — история, характер героев, музыка. Музыка должна рассказывать историю, и в ней я должен унюхать персонаж. Когда-то Верди задали подобный вопрос, и он ответил: «История, лирика, герой». Самые удачные мюзиклы зародились из великих историй. И большая часть моих успешных спектаклей основана именно на классике, которая может быть невероятно актуальной. Как, например, «Мизерабль». Ведь сейчас как никогда чувствуется разница между людьми, у которых все есть, и теми, у которых нет ничего. Сегодня как никогда материальный разрыв в обществе колоссальный.
— Как работает актерский кастинг, какие требования у вас к артистам?
— По миру работает моя кастинг-команда. Но в Англии и США я контролирую все сам, хотя бывают фантастические находки там, где не ждешь. Например, исполнителя роли Жана Вальжана (главный герой в мюзикле «Мизерабль». — М.Р.) я нашел в Буэнос-Айресе: он пел в массовке. И вот уже много лет поет в Лондоне. Требования простые — чтобы артисты были бриллиантами.
— В каком режиме актеры существуют? Сколько составов работает на одном названии?
— Всегда один состав, и он играет восемь спектаклей в неделю. Обычно актерский состав набирается на год, но кто-то остается на второй и на третий. Не важно, новый спектакль или старый, они репетируют так, как будто готовится новая постановка. Секрет долгожительства моих мюзиклов в том, что мои актеры владеют материалом как никто.
— Один актер поет сложные партии восемь дней без выходных? Это жесть.
— Восемь спектаклей — абсолютно нормальная практика. Вы правы, у Жана Вальжана очень сложная партия, поэтому он имеет один выходной раз в две недели. Все остальные работают без выходных. Только четыре недели отпуска, и на это время их заменяют другие артисты. Мы их называем что-то вроде «кузнечиков», потому что они прыгают из мюзикла в мюзикл, но при этом готовы заменять не одного артиста, а целую группу исполнителей.
— Такой режим работы должен хорошо оплачиваться.
— Правда, они хорошо получают. Но деньги ни при чем. Лучшей площадки, чем «Мизерабль», для обучения работы в мюзиклах на сегодняшний день не найти. Поэтому для многих артистов важно участие именно в этом проекте, поэтому у нас всегда стоит очередь. К тому же мы сделали новую оркестровку музыки, и у каждого из музыкантов есть теперь сольная партия, они — солисты, присутствующие в шоу.
Кстати, о моих провалах, о которых вы спросили в самом начале. Таких явных все-таки не было. Я счастливчик: даже те постановки, которые вначале считались провальными, в реальной жизни становились востребованными. Я до сих пор постигаю опыт из моих провалов, чем из моих побед.
— Провальным вы считаете мюзикл «Кафе Пуччини», посвященный величайшему итальянскому композитору?
— О, вы знаете об этой постановке? Даже здесь, в Англии, не все ее помнят. Дело в том, что Уэббер очень любит Пуччини и давно задумал о нем мюзикл, хотя было заранее понятно, что это опасное предприятие. Прежде всего потому, что опера тогда не была на таком подъеме, как сейчас. Публика не была готова принять оперу, да и рынок — тоже. Это было до Паваротти, до появления великого трио теноров. Еще не было практики приглашать оперных певцов и делать из них больших мюзикльных артистов.
Самое смешное, что, когда мы показали продюсерам фрагменты из «Фантома» и «Кафе Пуччини» (они делались примерно в одно время), они сказали, что не хотят вкладывать деньги в «Фантом», что им нравится «Пуччини». Слава богу, что с «Фантомом» мы угадали. Кстати, советовал бы вам посмотреть его новую версию — она абсолютно отличается от оригинальной. Вот ее я хотел бы привезти в Россию.
— В России как раз сейчас вовсю развивается индустрия мюзикла. Для одних это только деньги, но есть и одержимые, фанатики жанра.
— Когда мы с Эндрю Уэббером начинали делать мюзиклы, мы собрали денег больше, чем какой-либо фильм. Люди обратили на это внимание, и каждый старался делать новый «Фантомы» или «Кошки»… «Если они так много денег собрали, то почему мы не можем?» — думали они. И если раньше кинокомпании не были заинтересованы в мюзиклах, то теперь и «Дисней», и «Уорнер Бразерс» проявляют к мюзиклу невероятный интерес. Люди находятся в поиске, так как это — гигантский бизнес. Развлекательная индустрия — четвертый по счету источник дохода для государства. В Лондоне, например, за счет налогов с «Кошек» отреставрировали пол-«Ковент-Гардена».
Или когда мы пришли на Бродвей, 30 театров в Нью-Йорке были пустыми. Благодаря трем нашим шоу администрация построила театры в городах, где их прежде не было. Так что мы серьезно повлияли на регенерацию индустрии, хотя не ставили такую цель.
— Возможно ли, с вашей точки зрения, такое в России?
— Я был в России перед перестройкой. Была идея привезти «Мизерабль», но я не согласился.
— Почему?
— Я понял: люди, которые могли купить билеты на спектакль, с таким же успехом могли купить билет на самолет, чтобы прилететь в Лондон и посмотреть оригинальную версию. То есть получался подарок определенному кругу российского общества. А я хотел, чтоб это была не часть, не круг, а просто общество. Позже я познакомился и вел переговоры с владельцами мюзикла «Норд-Ост» — симпатичные люди, я им доверял. Но произошел теракт на Дубровке, и это помешало серьезным планам.
Мне кажется, сейчас вы готовы, но эту индустрию у вас надо построить. Потому что в вашей природе присутствует драматизм, и вы сможете привнести его в мюзикл. Мне надо найти такого же страстного человека, как и я, нужен тот, кому до этого есть дело. Потому что это больше страсть, чем бизнес. Я был благословен и успешен даже тогда, когда был беден и никому неизвестен. Моя цель всегда была и есть — делать не деньги из искусства, а искусство из денег.
ИЗ ДОСЬЕ "МК"
Кэмерон Макинтош — владелец семи театров на Вест-Энде. Один из самых богатых людей Англии. Его капитал — 360 млн. фунтов стерлингов, больше, чем у композитора Эндрю Ллойда Уэббера, с которым он сделал самые успешные мировые спектакли. В Лондоне ему принадлежат три мюзикла, по миру идут 35. Долгожители — «Мизерабль», «Phantom of the Opera», «Мисс Сайгон».
Лондон—Москва.
