Сперва появилась новость: больной мальчик написал президенту Путину и депутатам Думы письмо. Он просит разрешить ему уехать в Америку к приёмным родителям, которые не успели закончить оформление документов. А теперь всё рухнуло, потому что с 1 января вступил в силу новый закон.
Рухнуло у многих, а написал этот один, из Челябинского интерната для детей с ограниченными возможностями. Зовут Максим, ему 14. В России не нашлось граждан, желающих его усыновить и лечить от тяжёлых заболеваний.
На письмо Максима ответила депутат Лахова. Она заявила:
«Понятно, что мальчик это сделал не без помощи взрослых. Провоцировать на это ребёнка, я просто удивляюсь, как это можно. Это только при помощи взрослых всё это делается. Это станет ещё одним из поводов показательных… для того, чтобы ещё раз против России сделать несколько выпадов».
После этого про больного мальчика немедленно забыли. Все новости говорят о провокации против России.
Появилось и заявление директора интерната, который утверждает: мол, Максим ничего никому не писал.
Сейчас начнут искать провокаторов, дезинформаторов, искать письмо, сличать почерк… А зачем?
Мальчик существует? Да. Болен? Да. Процесс усыновления был почти закончен? Да. Это — документы. Там имена, адреса, диагнозы, решения, постановления, даты — килограммы документов.
Рад ли 14-летний подросток, что его надежды на семью и лечение рухнули? Нет, он несчастен, это ясно любому (ну, может быть, кроме депутатов); он же несколько лет ждал и надеялся. Максим (и не он один) — жертва политической войны.
Всё это — реальность.
А письмо? Писал он президенту? Может быть. Помогли ему писать? Может быть. Но разве от этого что-то меняется?
Если у ребёнка церебральный паралич или нет рук — он сам писать не может; даже если интеллект полностью сохранён. Но высказать свои желания и мечты — может. И долг любого нормального человека ему помочь — написать, положить в конверт, отнести на почту.
Кто бы ни писал «обращение Максима» — разве в этом обращении ложь?
Если кто-нибудь использует несчастного ребёнка в политических целях — поймайте этих негодяев и накажите. А пока что наказан только ребёнок. Даже если ему диктовали «письмо президенту», разве его болезнь и судьба — выдумка? Разве он попросил у Путина нефтяную скважину? Он всего лишь попросил «отпустите» — ведь он ни в чем не виноват.
Теперь директор интерната заявил, будто Максим утверждает, что ничего не писал. Бедняга. Возможно, сперва написал под диктовку, теперь отрекается под диктовку. Попробуй не отрекись. В интернатах ломают запросто; почище, чем в зоне. Жаль и директора; вполне возможно, ему жёстко сказали: не отречётся пацан, мы тебя вышвырнем…
★★★
Миллионы взрослых писали под диктовку — признавались в шпионаже, вредительстве, терроре, оговаривали друзей. И не думайте, что всё это кончилось в сталинские времена. В ту минуту, когда вы читаете этот текст, где-нибудь на просторах нашей Родины из кого-то выбивают явку с повинной, чистосердечное признание…
Самое нежное описание процесса — в пьесе Булгакова «Бег». Белый контрразведчик Тихий, держа в руке паяльник, добывает чистосердечный донос русского интеллигента Голубкова на любимую женщину.
ТИХИЙ. Я буду вам диктовать, так вам будет легче. Предупреждаю вас, что, если вы остановитесь, я коснусь вас иглой. (Зажигает иглу, диктует.) «Я, нижеподписавшийся... (Голубков начинает писать) ...Голубков, Сергей Павлович, на допросе в контрразведывательном отделении показал двоеточие Серафима Владимировна Корзухина...» Не останавливайтесь! «...состоящая в коммунистической партии, приехала в район, занятый вооружёнными силами Юга России, для коммунистической пропаганды и установления связи с подпольем. Приват-доцент... подпись». (Берёт лист у Голубкова, тушит иглу.) Благодарю вас за чистосердечное показание, господин Голубков.
★★★
Если за 14-летнего больного Максима кто-то написал прошение — это совершенно нормально, особенно если там чистая правда.
Ведь пишут не только за больных детей, но и за вроде бы совершенно здоровых взрослых. Например, депутат Лахова, имеющая орден «За заслуги перед Отечеством» IV степени, написала книгу «Мой путь в политику». Совершенно неизвестно, сама ли она это сделала. Сама ли она пишет законы, которые потом проталкивает в Думе? (Чем детей мучить, лучше бы всех депутатов на детекторе лжи проверить: сам закон писал? в чьих интересах проталкиваешь? Эта книга стала бы бестселлером.)
Уму непостижимо, сколько книг написали за последние годы наши министры, депутаты, мэры, губернаторы, прокуроры. У всех ордена за заслуги, у всех книги «Мой путь в политику» (название условное). Эти взрослые — больные.
На смену тем, кто писал речи и романы за Брежнева, пришли прохиндеи, которые пишут за кого попало — за реформаторов, за консерваторов, за генералов, за знаменитых врачей — это индустрия. Заплати — и напишут. Книгу потом можно с дарственной надписью совать кому попало.
Случай Максима — иной. Он никого не мог нанять.
Если больному ребёнку надо помочь написать просьбу о помощи, тысячи, миллионы нормальных взрослых готовы это сделать (в том числе я) — в любое время дня и ночи.
Беда, что малыши, дауны и другие дети с нарушениями интеллекта даже не знают, что о помощи можно попросить, и не могут этого сделать. Лежат молча, глядя в потолок.
