Когда меня спрашивают, это правда, что вы были в вытрезвителе, что вас попоной накрывали, что вы стояли к стене «прислонютый», я уже не удивляюсь, не оправдываюсь, ничего не отрицаю. Но вам по секрету скажу: я никогда не бывал в вытрезвителе, меня не накрывали попоной и никогда никуда не возили на «мацацикле» в коляске… Единственная правда во всей этой истории — это то, что мою жену действительно зовут Любаней, что в переводе на общеизвестный язык означает Люлек.
Зиновий Высоковский
«Пожалуй, за такого я могла бы пойти»
Любовь Высоковская:
— Наша встреча с Зиновием, наверное, была назначена свыше. Я поступала в мединститут в Ростове-на-Дону. Сдала прекрасно экзамены на проходной балл, но чтобы окончательно поступить, нужно было платить деньги специальной женщине, и мы с мамой решили этого не делать. Отнесли мои документы в технический вуз, хотя это было не по мне. Но энергии у меня много было, я стала участвовать в самодеятельности. Был какой-то конкурс, и там я впервые увидела Зиновия. Он уже окончил радиотехнический институт, его потом должны были послать к Королеву и засекретить. В молодости у меня было много ухажеров, а я отвечала им: «Я еще школу не закончила». Но уже лет в 12—13 говорила такую фразу: «Я не люблю серость, а люблю ярких, интересных, талантливых людей». Вслух это произносила. Так вот, когда выступил Зиновий (а он же был такой эффектный, молодой!), да еще так здорово, первое, что я подумала: пожалуй, за такого я могла бы пойти. Мне тогда 18 было, а ему — 23. Правда, к нему не подошла тогда.
«Кто тронет мою жену, я герой!»
Первые полгода нашей совместной жизни я часто скандалила, а он на меня смотрел и ничему не удивлялся. Мы так приспосабливались друг к другу. Он любил немножко рюмочку выпить, а я строго-настрого запретила. Про меня потом стихи сочинили: «Вот на столе «Московская», не бойся — Высоковская». Я же как увижу, что пьют водку, тут же могла и вылить ее. Помню, только поженились, идем по Таганрогу, уже темно, Зиновий немножко навеселе… и вдруг громко как закричит: «Кто тронет мою жену, я герой!»
Ох, какая я была строптивая! Помню, нам на свадьбу подарили хороший сервиз, и я как разозлюсь, так чашку бью. А Зиновий лежит и говорит: «А чего ты только чашечки все бьешь, вот посмотри, какой чайничек». Так я взяла и чайничек разбила.
* * *
Девчонки-подружки мне говорили: «Какая ты дура, он бы сейчас работал на заводе, зарплату бы большую получал, а будет учиться на артиста, так бросит тебя». «Лишь бы я его не бросила», — ответила я.
* * *
Но Зиновия никак не напрягал мой характером, потому что он был с юмором. И я такая же. Это и спасало, и притягивало. Мне ведь он тоже сразу понравился, но я же девушка, должна была повыпендриваться, поскандалить. А потом увидела, что он очень хороший человек, душевный, доброжелательный, и окончательно поняла, что только он мне и нужен. Потом я помудрела, успокоилась. Мы никогда не хотели потерять друг друга.
«Как вы похожи, значит, у вас будет счастливый брак»
Мы с ним во всем были похожи, даже внешне. В Щукинском училище был педагог Шлезингер. Он говорил нам: «Как вы похожи, значит, у вас будет счастливый брак». Но еще он говорил так: «Когда Зяма очень хорошо выглядит, а Любаня — очень плохо, именно тогда они и похожи». То есть он намекал, что я красивее Зиновия.
«Он тут же выдал себя за болгарина»
Поступив в Щуку, радостный, он приехал в Ростов, а меня нет, я в это время в доме отдыха оказалась. Туда можно было только на корабле доплыть. Но корабля не было, только какие-то болгары отправлялись на экскурсию. Так Зиновий тут же выдал себя за болгарина и отправился ко мне. Потом он остался жить в Москве, снимал там комнату, а я к нему приезжала. Вскоре и я в Москву переехала, стала преподавать, потом перешла на работу в Театр миниатюр. А в 1960-м у нас родилась дочка Катя.
«Она поступила женой»
Это была комната в доме в Козихинском переулке, метров десять всего, и мы там жили втроем. Когда Зиновий учился в Щуке, я ходила туда на все показы. Я уже стала для них своя, они все Любаней меня звали. Потом каждые 10 лет выпускники собирались вместе, и вот как-то на вечере ко мне подошла одна женщина: «Что-то я вас не помню». А другая ей и говорит: «А Любаня никогда здесь не училась, она поступила женой».
Всё успею… Всё увижу… Всё сыграю… Вот только в Щукинское училище поступлю, вот только если с первого курса за профнепригодность не выгонят, если обаяние не потеряю и на память физических действий профессиональный навык в шашлычной на Арбате получу, вот самостоятельно самостоятельный отрывок сыграю и на третьем курсе удержусь, чтоб с четвертого не выгнали… Вот дипломный спектакль сделаю... Вот в дипломном спектакле, в заглавной роли кому-нибудь из маститых понравлюсь и уже там, на профессиональной сцене, если из ста матросов хоть чем-нибудь выделюсь и из массовки в групповку перейду… Вот только с жильем устроюсь… Вот от Росконцерта с «Оружием смеха» поеду, а от Москонцерта совсем без оружия вернусь, вот на мультфильме за Кваку-Бяку дурным голосом на всё болото прокричу и в среднее поколение из молодых выйду… Вот в Норильск слетаю, а из Баку вернусь… Вот докажу им всем, что я это умею, а то могу… Вот на одном из стульев тринадцать лет в «Кабачке» просижу… Вот звание получу… Вот юбилей пройдет… Вот премьеру сдам… Вот гости уйдут… Вот это распутаю, а то расчищу… Вот только с текучкой покончу… Вот когда перестанет под сердцем жать… Вот в рекламе снимусь и кухонный гарнитур поменяю… Вот там на презентации покажусь, а здесь на форуме отмечусь… Вот лекарство достану… Вот на общественных началах что-нибудь кому-нибудь где-нибудь расскажу… Вот мясо на котлеты перекручу… Вот на вопросы корреспондента о своих творческих планах на будущий год отвечу, если что вспомню… И тогда уже, когда затишье пройдет, а потом опять как поднавалит… Вот тогда на свободе — всё успею, всё сделаю, всё сыграю… Если, конечно, снова в Щукинское училище на 1-й курс к Этушу поступлю…
Зиновий Высоковский, из книги «Жизнь моя — анекдот»
«Я все время боялась за него»
Когда я болела, он не отходил от меня, все время в больнице находился. Он — трогательный человек, мы очень друг друга любили, он всегда обо мне заботился, а я — о нем. Вот посмотрите, это шкаф с его вещами. Он мне говорил: «Я не знаю, где носки мои лежат, где трусы». Потому что привык, что я все, когда он идет мыться, быстренько должна положить на стул. И так до конца дней, всю жизнь. Я все время боялась за него.
«Я точно уйду из дома, обещаю»
Зиновия часто в театре гнобили, не давали ролей. Летом 87-го Театр сатиры поехал на гастроли в Ригу. Я тоже поехала по путевке и организовала там сольный спектакль Зиновия «Пятая сторона света». Заранее согласовала весь его репертуар, чтобы в свободные дни он мог сам выступать. Так вот, концерты Зиновия шли при полном аншлаге, и в театре это многих начало раздражать. Зависть, понимаете?
Затем трагедия, умирает Андрей Миронов. Но Плучек решил гастроли не отменять. Давали «Фигаро», Зиновий должен был там играть во втором составе, но Плучек вдруг ставит его в первый, причем «Фигаро» идет в то же самое время, что и наш сольный концерт, на который уже проданы все билеты. В результате Зиновий вынужден был отказаться там выступать. После этого ему стало плохо, он лежал, встать не мог. Я поехала в Москву, пошла в райком партии, который курировал Театр сатиры. Меня там приняли хорошо, сказали: езжайте спокойно, все уладится. (Когда Зиновий вступил в партию, его приняли в комитет народного контроля, но он, конечно, не ходил туда. А кто ходил? Я, конечно, а отмечали, будто он там присутствует.)
Приехала опять в Латвию, а Зиновию стало очень плохо. Выяснилось, что из театра позвонили и организовали письмо наверх, будто артист Высоковский сорвал концерт. Я вызвала «скорую помощь». «Скорая» приехала, врач говорит: у него стресс, и его срочно надо снимать. Но, увидев меня, успокоился, так и сказал Зиновию: «Вы выйдете из стресса, потому что вы в хороших руках». Я пошла к замдиректора театра, который организовал эту кляузу, все ему сказала, но очень вежливо, а он аж побелел весь. Потом взяла за свои деньги билеты и увезла Зиновия в Москву. Стала просить, чтобы он ушел из театра. Для него это было тяжело, конечно, Зиновий не мог так сразу со всем расстаться. Я сказала: «Тогда расстанешься со мной, я точно уйду из дома, обещаю». А он знал: раз я говорю — так и будет. В общем, из театра он ушел, я его вынудила. И у нас освободилось время! Куда мы только не ездили на гастроли — и за границу, и по стране, у нас было по 40 предложений в день. А сколько мы в круизы ездили с одной только внучкой Сонечкой — раз 20, по-моему. Концерты Зиновия везде проходили блистательно.
«Никогда не старайтесь узнать мнение о себе своих товарищей по работе — это приводит к одиночеству!»
Зиновий Высоковский
Высоковский очень любил своих друзей, коллег по театру, сильно уважал их. Особенно Анатолия Папанова, Андрея Миронова и, конечно, знаменитую «старуху» Татьяну Пельтцер.
О Татьяне Пельтцер
70-е годы… Польша… Мы ездим по гарнизонам и обслуживаем наши войска из Западной группы войск. Поздно ночью автобус прибыл в Свиноустье. Нас встречает молодой капитан с фонариком. Первым из автобуса выходит Анатолий Папанов. Капитан направляет на него фонарик и говорит: «Ешь твою мать… Волк!» За ним выхожу я. Он говорит: «Ешь твою мать… Пан Зюзя… Заяц!..» За мной выходит Татьяна Ивановна Пельтцер. Совершенно обалдевший капитан криком кричит: «Ой! Мать вашу всех!!! Кого я вижу?! Бабушка Пизднер!»
«Старуха» открыла рот, и капитана еле откачали нашатырным спиртом.
Зиновий Высоковский, из книги «Жизнь моя — анекдот»
Настроение
Я была чем-то недовольна, у меня было плохое настроение и все как-то не клеилось. Ходила и ворчала, ворчала… А Зиновий сидел, работал, писал что-то. Прошло время, я успокоилась, а Зиновий все пишет, пишет. Спрашиваю его: «Зиновий, как же так, я в плохом настроении, думала, ты как-то меня поддержишь, а ты даже внимания не обратил». В ответ он поднимает руку с листком, исписанным от начала до конца, а там весь мой монолог, который я произносила. Дословно!
* * *
Ушел Зиновий Высоковский из жизни тихо, не мучаясь...
Любовь Высоковская: «Выбрали ему для похорон батистовую сорочку, самую лучшую, и костюм, французский галстук ручной работы… Я посмотрела: все было хорошо, даже платок красивый носовой, который он очень любил, и туфли самые лучшие. И гроб был хороший. Нет, он достойно похоронен. Нам дали на двоих могилу. Все-таки мы больше 50 лет с ним прожили. Так что мы с ним встретимся».
Он всегда был Шутом, понимал это и не требовал для себя большего. Он назубок знал свою роль. Но знал также, что такое истинный Шут. Рассказывал анекдоты, хохмил, вроде бы веселился, а глаза грустные-грустные… Просто он так защищался — он непонимания, неприятия, зависти. Просто он так жил…
Про шута
В нашей большой и прекрасной стране нет и никогда не было возможности сказать царю правду, иначе как путем скоморошества и юродства. ШУТ, даже стоя на коленях, мог дать пощечину королю. Сейчас мы живем без царя… в голове. И нет ШУТОВ. Талантливых, придурковатых навалом. А в ШУТЫ не идут: понимают, что ШУТ — это должность пожизненная, и что если уж ты решился на Руси скоморошеством и юродством служить правде, то ни спикером, ни президентом тебе уже не быть. И ты должен быть либо нищ, как академик Сахаров, либо пьян, как Владимир Высоцкий. А по-другому нельзя.
Зиновий Высоковский, из книги «Жизнь моя — анекдот»
На его похоронах собралось не так много народу. Был август, люди в отпусках. Но самые верные пришли. Вел Иосиф Кобзон, достойно, как всегда. И слова были очень проникновенные.
А в это время на одном из телеканалов в очередной раз повторяли «Кабачок «13 стульев». Где Зиновий Моисеевич, дядя Зяма, опять превратился в пана Зюзю, такого молодого, легкого на подъем…
Жизнь продолжается, пока тебя помнят.
