Послушаем сначала президента Барака Обаму. «Это мои последние дебаты. Это моё последнее выступление... Это мой последний проход... Это моё последнее интервью...» Всё «последнее» ради того, чтобы его президентство не стало последним, не прервалось 6 ноября. Ради этого он забросил Белый дом и буквально переселился в президентский лайнер. Даже джоггингом он занимается на борту самолета. Без пиджака, без галстука, с засученными рукавами сорочки. Президент то и дело пьет чай с медом. Его голос сел, он охрип, стал скрежещущим. В отелях, где он останавливается, он первым делом бежит в фитнес-центры. Главное сейчас — голос и выправка. Ест Обама где попало — что подаст стюард в самолете, что сунут ему помощники перед выступлением. Иногда, если позволяет график, он идет в ближайшую пиццерию или булочную. А иногда перекусывает даже в своем лимузине, перемещаясь от одного ралли к другому.
Минута отдыха, вернее отдохновения, когда с ним первая леди Мишель. Но это бывает редко. У Мишель свой график, свои маршруты предвыборной агитации. Каждый вечер Обама звонит жене и дочерям, не столько для того, чтобы узнать, «как они там», а чтобы подзарядить свои человеческие батарейки. Для этого он взял с собой в предвыборной вояж двух самых близких друзей — Марти Несбитт и Майка Рамоса. Они по крайней мере не докучают ему напоминаниями о том, что надо делать, что ему предстоит. Чтобы рассеяться, президент смотрит по телевизору как играет его футбольная команда «Чикаго Беарс» («Чикагские Медведи»).
Один из помощников Обамы Дэн Пфайффер, возглавляющий службу коммуникаций Белого дома, говорит о своем боссе: «Уверенности у Обамы всегда хватает, но сейчас он впервые ощутил свою политическую смертность. И это взбодрило его больше, чем что либо». Очень меткое психологическое наблюдение!
В городке Мерримак, штат Нью-Гэмпшир, президент заглянул в ресторан с символическим названием «Common Man» («Обыкновенный человек»). Там он встретил обыкновенную женщину с двумя обыкновенными дочерями, как у него. (Я имею в виду двумя, но уже необыкновенными Малией и Сашей.) Совпадение оживило президента.
— Дочерей никто не может победить! — воскликнул он. — Они всё равно любят тебя. Они всё равно обаяшки!
Остановился Обама и в кафетерии для служащих отеля-казино «Белажио» в Лас-Вегасе. Именно для служащих, а не для игроков с большими кошельками. Президент поздоровался с уборщицами и поварами, поговорил с ними об их житье-бытье. В Кливленде на рынке Вест-Сайда президент разговорился с уличным продавцом жареных цыплят. На вопрос, как идут дела, продавец ответил: «Ужасно, с тех пор как вы появились». Обама растерялся. Он воспринял слова продавца так: «Ужасно, с тех пор как вы появились в Белом доме». Но уличный продавец имел в виду совсем другое, а именно, что президентская кавалькада отсекла его прилавок от прохожих. У президента отлегло от сердца. Но слово «ужасно» все-таки застряло в его памяти. В Майами он снова попытался помирить разругавшихся поп-див Мэрайю Кери и Ники Майнай. «Я выступаю за воссоединение людей», — многозначительно заметил Обама. В Вашингтоне президент обедал в одном из городских ресторанов с представителями его партии в «шатающихся» штатах, от голосования которых зависит его победа. Обедающие «партийцы» выиграли своё право делить хлеб-соль с президентом в лотерее. Обама хорошо подготовился к этой встрече. Он знал по имени не только самих «партийцев», но и членов их семей, в особенности детей.
Речь за столом шла меньше всего о политике, о выборах, хотя Обама сказал, что не исключает своего поражения. «На моей семье это не отразится. С ней всё будет о’кей», — сказал он. Впрочем, когда Марио Ороза, технический служащий шинной компании «Goodyear», спросил президента — когда он последний раз по-настоящему разнервничался и по какому поводу — президент ответил: «Не помню».
До начала голосования оставались считанные часы...
Не знаю, в тот ли самый момент или нет, когда Обама облегчал своё надорванное горло чаем с медом, тем же самым занимался его соперник Митт Ромни, который даже превзошел президента в речеговорении. Он агитировал за себя даже в день выборов — 6 ноября. В самолете Ромни, который тоже стал его вторым домом в период выборов, хранились «полезные» для экс-губернатора продукты питания — фисташковое масло, мёд и белый хлеб, из которых он мастерит свои регулярные сэндвичи. Но в тайных заначках были спрятаны «неполезные» — плитки шоколада, чипсы, «сникерсы», греческий йогурт с мёдом. (Он обещает производителям последнего помощь, если и когда станет президентом.) Чтобы релекснуть Ромни фотографирует на iPhone своих помощников, спящих в самолете, а затем, вернувшись на своё место разглядывает и посмеивается. Но в ту часть самолета, где разместилась пресса, Ромни не заглядывает. Это он не рискует. Боится, что сморозит что-то не то и испортит всю кампанию. Куда безопаснее читать книги. В самолете он листает «Утром на лошадях», биографию президента Теодора Рузвельта, того самого, что вошел в историю с «большой дубинкой» и «Преданного шпиона» — триллер о смелом агенте ЦРУ.
В ходе кампании Ромни был на ногах уже в пять часов утра. Он обзванивал своих ближайших помощников и занимался утренней зарядкой. Ворчал на сотрудников Секретной службы, не позволявших ему заглядывать в «Макдональдсы», чтобы перехватить лакомую кашу из фруктов и липового сиропа. Зарядкой он занимался при помощи эллиптической машины. Одна находилась постоянно в его самолете. Её устанавливали и в гостиничных номерах, где он делал привал.
Всё чаще сторонники Ромни «из толпы» называют его «господином президентом». Но возвращаясь в свой самолет и садясь в кресло, подголовная подушечка которого вышита в красные и белые цвета, он понимает, что он всё еще лишь «господин губернатор». Для Ромни, которому сейчас 65 лет, это вторая и последняя попытка стать президентом. В 2008 году он проиграл республиканские праймериз сенатору Маккейну. Впрочем, если учесть и неудачную попытку его отца Джорджа стать президентом, это уже третий заход династии Ромни.
— Сторонники Обамы скандируют: «Еще четыре года!» А я говорю, «еще четыре дня и президентом стану я», — говорит Ромни, митингуя в Вест-Честере.
Толпа подхватывала его слова:
— Ещё четыре дня! Ещё четыре дня!
— Правильно, ещё четыре дня! — провозглашал Ромни.
И вот четыре дня прошли, и Ромни ждёт в Бостоне результатов голосования.
Выступая в Вест-Эллис, штат Огайо, он говорил:
— Я хочу помочь сотням тысяч мечтателей!
Дальше в написанном заранее тексте значилось: «И я помогу им!» Но вместо этого Ромни позволили себе экспромт:
— И я помогу им, когда стану президентом!
Он и его окружение — тоже мечтатели — мечтают о том, как пройдет их «День № 1» в Белом доме, деля еще не убитого медведя.
«Он чувствует, что президентство находится от него на расстоянии вытянутой руки», — говорит о Ромни его помощник Эри Феристром. Но Ромни не прыгает от радости до потолка! (Не говори «гоп», пока не перепрыгнешь.) Он сдержан. Ему чужда эмоциональность Билла Клинтона. Он предпочитает эмоциональности уверенность. «Быть президентом, это то еще дело», — говорит он, словно уже испытал это на себе...
Перед сном Ромни обзванивает пятерых своих сыновей, которые агитируют за отца в других штатах Америки. Спрашивает, как идут дела, дает советы. Затем ужинает наедине с самим собой и отправляется спать. Но сон не идет к нему. «У меня уходит много времени на то, чтобы притормозить и заснуть», — признается этот совсем не кремлевский мечтатель.
Что ждёт его на рассвете 7 ноября?
