Еще свежи в памяти картинки осени 2011 года, когда сотни тысяч наших людей терпеливо стояли в очереди для поклонения Поясу Пресвятой Богородицы в городах по пути его следования. Стояли, невзирая на погодные и бытовые неудобства, невзирая на рабочее время и бессонные ночи. Очевидно, что именно эти люди — первые жертвы теперешних панк-выходок в храмах, втыкания ножей в иконы, спиливания поклонных крестов. Люди, которые зачастую не склонны к активному противодействию агрессии, поиску виноватых для наказания, раскрытию степени понесенных своих моральных страданий в результате подобных акций. Они склонны ответить смирением и молитвой на осквернение их святынь. Но государство обязано защитить их — как обязано защищать всех, кого унижают и чьи права ущемляют. Если нам нужен гражданский мир — мы должны обеспечивать права всех граждан, даже если они не умеют просить об этом. Мы должны соблюдать баланс и оберегать — как бы двусмысленно это сейчас не прозвучало — право каждого монастыря на свой устав.
Обеспечивать и оберегать — прежде всего, с законом в руках. Сегодня все яснее становится, что России нужно полноценное, эффективное законодательство об ответственности за преступления против религии, религиозных чувств и прав граждан. Такое законодательство сегодня востребовано не только православными, но и мусульманами, и буддистами, и иудеями, которым также периодически в разных условиях приходится доказывать право на свою веру.
Когда шел известный процесс по известному делу трех девушек, называющих себя панк-группой, их защитниками была развернута беспрецедентная по своей эмоциональности дискуссия о правомерности привлечения их к уголовной ответственности. Обратим внимание на то, что, наоборот, слишком «прост» был выбор у следствия и суда по квалификации совершенного деяния: статья 213 Уголовного кодекса «Хулиганство» охватывает огромный пласт преступлений, которые могут быть совершены где угодно и при каких угодно обстоятельствах. Это может быть ссора на почве ревности, угрозы пьяного посетителя в поздно работающем магазине, выкрикивание националистических лозунгов в вагоне метро... И здесь же: грубое нарушение общественного порядка по мотивам религиозной ненависти и вражды. Очевидно, характер общественной опасности во всех приведенных примерах существенно различается, и, вероятно, наступаемая ответственность должна отражать это различие.
Что примечательно, в других странах такое различие отражено. Если мы обратимся к зарубежному уголовному праву, то увидим, что в кодексах многих государств классифицируются целые группы составов преступлений против свободы совести и религиозных прав граждан.
Так, в уголовных кодексах Германии и Сингапура есть специальные главы, посвященные преступлениям против религии и включающие по несколько статей. В Германии это глава 11, предусматривающая ответственность за оскорбление вероисповеданий, религиозных обществ и мировоззренческих объединений (§ 166), препятствование отправлению религиозного обряда (§ 167), препятствование совершению погребального обряда (§ 167а), осквернение могилы (§ 168). В Сингапуре — глава 15, включающая составы по разрушению и осквернению мест, предназначенных для совершения молитв (статья 295), препятствованию религиозным обрядам (статья 296), причинению вреда местам захоронений (статья 297), словесному или иному оскорблению религиозных и расовых чувств людей (статья 298), разжиганию вражды по признаку религии или расы (статья 298А).
Ряд статей израильского закона о наказаниях также предусматривает ответственность за преступления против религиозных чувств. Речь идет не только о разрушении, осквернении предметов или препятствовании в исполнении религиозного культа (ст.
По несколько статей посвящены антирелигиозным преступлениям в уголовных кодексах Испании (ст.
Традиционно важное место преступлениям против религии отводится в уголовном праве мусульманских стран — Иордании (ст. 273), Катара (ст. 256), Омана (ст. 130bis), Пакистана (ст.
Наказания за совершение подобного рода преступлений тоже варьируются. В основном, это либо лишение свободы, либо крупный штраф, либо — как в Сингапуре и Турции — и то, и другое. Нижний порог чаще не определяется; верхний порог, например, лишения свободы может составлять от шести месяцев в Швейцарии и Австрии до трех лет в Германии, пяти — в Сингапуре, шести — в Испании, более длительных сроков в мусульманских странах. В Израиле нет вариативности наказания за рассматриваемые преступления — ответственность определена конкретно в виде тюремного заключения сроком на три года.
Вопрос в данном случае не столько в наказании, сколько в понимании противоправности соответствующих деяний, которое должно найти отражение в уголовном праве и общественном сознании. То, что Россия отличается в этом плане от других стран, скорее, говорит не об отсталости нашего права, а является очередным рецидивом советского мировоззрения, в котором религиозным чувствам не было места. Однако, чем закономернее мы будем от этих рецидивов избавляться, и чем гибче наша правовая система будет реагировать на новые типы нарушений, тем эффективнее мы будем отвечать и на инновационные вызовы глобализированного, постоянно меняющегося мира.
