— Вот вы, специалист, представляете себе книгооборот в мире этой старой, но дорогой бумажной продукции? Сколько их путешествует?
— Это космос, трудно себе представить, сколько книг по миру циркулирует, хотя есть эмигрантские издания с мизерным тиражом, а остальное... Кстати, вы знаете, что у большинства книг тиражи до сих пор неизвестны. В дореволюционные времена на части книг писали тираж, а на части — нет.
— Значит, и тогда, что называется, дурили книгоманов?
— Да нет. Это скорее для придания важности изданию. Если тираж неизвестен, то можно ломать голову: сколько же на самом деле их было выпущено? Это раззадоривает коллекционеров. И к тому же для сведения о книгах надо иметь доступ к архивам издательств, а они не все сохранились, не все оцифрованы. Так что многие тиражи на сегодняшний день остаются загадкой.
Свой первый аукцион Татьяна Барышева провела в 2003-м, а через шесть лет открыла в Париже свой аукционный дом. В год устраивает по 4–6 аукционов, ближайший состоится 11 апреля.
— Я очень люблю книгу и в свое время решила ввести в свою работу книжную главу, - продолжает Татьяна. - Но подумала: пока не попадется в руки хорошая русская библиотека, не начну. Именно библиотека — от семьи, вывезенная из России еще до революции. И, наверное, меня кто-то услышал: мне попала в руки замечательная библиотека. Я разбила ее на два аукционаи с 2006 года книга стала основой в моей работой.
— Каким же образом такая библиотека может приплыть в руки?
— Вам просто звонят и говорят: хочу продать библиотеку. Вас не могут найти, если вас не знают, — приходят на имя, на репутацию. Та библиотека была с потрясающими книгами: беловежская охота, коронационные сборники, русские путешествия с гравюрами, подборка по истории и географии России. Плюс отличное состояние. Огромное удовольствие такое получить и разбирать.
Скажем, я не люблю книги периода конструктивизма, 20-е годы, хотя понимаю: это занятный период в истории, когда «выстрелили» некоторые художники, но все самое красивое было до них. Меня в основном интересуют старые книги, дореволюционные, и небольшое количество постреволюционных, связанных с нашей первой эмиграцией.
— За какими книгами охотятся больше всего? И существует ли мода в старинной книге?
— Слава богу, в книгах мода так четко не проявляется, как в декоративно-прикладном искусстве. Например, в самом начале 2000-х и чуть позже было модно покупать коронационные сборники и дарить их. И сегодня они остаются самыми дорогими. А так... Мало коллекционеров, которые собирают строго одну тему. Например, в Москве есть один человек, который собирает только то, что связано с Есениным. Его интересует один Есенин. Есть кто собирает иллюстрации одного художника.
Но если попытаться выстроить рейтинг, то на первом месте, конечно, идет история России в дореволюционных и эмигрантских изданиях. Потом военная тема, причем отдельно — дореволюционная: ищут книги с иллюстрациями, гравюрами, рассказывающие об устройстве императорской армии, униформе, русско-японской войне.
— Военная мемуаристика, белые генералы также в моде?
— Спрос на нее держится лет двадцать, интерес к теме очень большой. Ведь это страшный момент, перелом, последние годы борьбы. В этот период появилось много выдающихся людей, которые пытались что-то изменить, сделать, спасти. Записи военных штабов, мемуары генералов и офицеров, их дневники... А военные письма — они позволяют открыть новые моменты в истории: кто предатель, кто на ЧК работал, а кто нет. Но это наша история — и ее надо знать.
Эмигрантских изданий было очень много, хотя они имели тираж 100–300 экземпляров. Казаки выпускали журналы, в Харбине столько всего печатали — в общем, куда русские ехали, там и выпускали журналы, газеты. Издания были не подцензурные: авторы писали и описывали все как есть, пережитое, а не записанное спустя годы — все свежо, с болью, как рана. В Москве выпущен сводный каталог эмигрантских изданий — и это такое непаханое поле для изучения.
На третьем месте — прижизненные издания классиков, первые и редкие. Затем книги с иллюстрациями известных художников. И уж потом идет театр, балет. Но тут тоже надо понимать разницу: книги Сергея Лифаря, скажем, уже не пользуются таким спросом, как прежде, потому как их было много, и он подписывал каждую, которую дарил. Мне как-то попалась его коллекция: ее в свое время он подарил одному из своих любовников, а тот завещал правопреемникам. Когда на все русское, особенно в перестроечное время, был бум, многие вещи и балетные программки из этой коллекции шли нарасхват. Самая дорогая продалась аж за 14 тысяч евро.
Есть еще необычные книги — рукописные например. На последнем аукционе у меня была книга Марии Лагорио, жены художника Николая Исцеленнова. Необыкновенно красивая «Песнь песней Соломона» — текст рукописный, иллюстрации Лагорио, и всего 1 экземпляр. Стартовая цена была 500 евро, а ушла книга за 1500. Такие вещи — это надо понимать — либо вообще не продаются, либо на них находится ну один–два покупателя. И я рада, что эта редкость попала в руки коллекционера, а не дилера.
— А вот такие узкие темы, как наука, медицина, кулинария?
— В этих направлениях есть отдельные издания, за которыми охотятся коллекционеры. Например, есть одна книга — она мне в руки никогда не попадалась, но я о ней знаю — для врачей-гинекологов. XIX век, с иллюстрациями. Этот раритет не найти — издание специализированное, на него в свое время особого внимания не обращали, поскольку оно было рабочим пособием. А там масса гравюр ХIХ века — вот она и стала раритетом. И в каждой теме, уверяю вас, есть две-три книги, которые считаются редкостью. А вот вам пример «нередкости», которая до сих пор пользуется популярностью, — книга, проиллюстрированная Елизаветой Бём. Она о грибах — какие вредные, какие полезные. Тема вроде бы простая, но так хороши иллюстрации. Тираж у нее был немалый.
— Вы сами читаете то, что выставляете потом на аукцион?
— Стараюсь максимально. Я все книги просматриваю от и до. И в нашей профессии нельзя останавливаться. Надо знать все об известных библиотеках: ведь не знаешь, где что найдешь.
— История одной такой находки?
— О, их столько было. Ну, например, издание Никодима Кондакова об иконах. У этой книги жуткая история: в 30-е годы издана в Праге средствами его кружка — два тома текста и три иллюстраций. И для того времени это было уникальное издание, а тираж смехотворный — 300 экземпляров. Но когда в Чехии начались предвоенные события, книги стали сжигать. Большинство сгорело, но, по легенде, известно, что один экземпляр под рубашкой на территорию СССР привез кто-то из эмигрантов с громкой дворянской фамилией. И все... Она пропала, растворилась на просторах российских. За последние 70 лет книга всплыла один раз и в ужасном состоянии. А мне повезло: попался экземпляр в приличном состоянии. И это уже музейная вещь.
Или книга «Барон Мюнхгаузен» — маленькая книжечка, выпущенная в Лейпциге на русском, — эпоха Александра II. Но в ней была сатира на царя, и, соответственно, ее запретили. Ее на территорию России провозили тайно, и долгое время ее было не найти. Мне повезло: у меня она была в родной обложке — синий переплет с золотым тиснением и золотым обрезом.
— У кого такого рода книги вызывают спрос?
— Только у русских — 90 процентов покупателей они. Это интересно нам. Мало иностранцев, которые собирают наши книги для чтения — больше собирают 20–30-е годы, в основном из-за обложек и иллюстраций. Есть коллекционеры книг о России, но на французском и немецком языках.
Париж—Москва.
