Свой шолоховский марафон в российскую столицу привез питерский театр «мАстерская», созданный педагогом и режиссером Григорием Козловым на основе двух своих курсов: прошлого и нынешнего. «Тихий Дон» играют пока студенты — без пяти минут выпускники. Театр молодой, репертуарный, полноценный.
Четыре акта, четыре антракта, шесть с половиной часов чистой игры — это «Тихий Дон». Он начинается с баб, полощущих в Дону белье. Это они спровоцировали хуторских мужиков на убийство турчанки, привезенной Прохором Мелеховым из военной кампании. Турчанка — ведьма, от нее на хуторе Татарском падеж скота, хотя на самом деле — ищите женщину: обычная бабская зависть, что не в их сторону казак поглядел. Бабы — страшная сила. Была. Есть. И будет.
Турчанку убили, но до этого родился мальчик, от которого пошел мелеховский род. Большая семья — основа основ, исток, все, на чем земля русская держалась. Земля пестрая, яркая, шумная, крикливо-говорливая. Песни, танцы, гулянки. Шали, юбки, подолы. Казаки с девками. Мужики с бабами — на игрищах, драках, в пиру и миру… Все это — в пластических этюдах. Вроде танец, а вроде как и нет: ходят по кругу особым шагом, и вся психология отношений удивительно свободно переведена в язык пластики.
Первый акт (два часа) построен на массовых сценах. Коллективная энергия настолько сильна, что с первых минут захватывает зал, а тот и сам рад ухватиться за настоящее, как Григорий Мелехов (Антон Момот) за красный платок, брошенный ему Аксиньей (Софья Карабулина). Редкий случай единения со сценой. На чем держится эта связь? На аутентичном лихом музыкальном материале? Когда живьем а капелла поют красиво казацкие песни на несколько голосов. И гармошка «за кадром», и старческий голос, безыскусно и с запинками, со спотыканием выводит что-то про разнесчастную любовь («когда, ко...гда). Или сама история, тщательно прописанная Михаилом Шолоховым, где страсти не меньше шекспировских да еще с донским колоритом? Или так тщательно разработанная Козловым?
Он строит свой «Тихий Дон» подробно, в четырех частях, как и написано у Шолохова. Можно и коротко, можно суть и в час уложить. Можно кино пустить. Всех одеть в ч/б и с листками в руках заставить бескровными голосами читать, да еще в статике. Все будет страшно, потому что у Шолохова — страшно. Потому что правда эта о времени и человеке, в него попавшем. Как в водоворот на Дону.
Однако сознательный отказ режиссера от перевода классического текста на язык современного театра, использования технологий пошел «Дону» только в плюс. Четыре подробных действия. Подробный психологический разбор линий героев. Стилизованные под старину костюмы. Речь героев тоже не современная, все у них: кубыть, иттить, етить, и «хэкают», а не «гэкают», як москали. Подлинность без приставки «псевдо». Подлинность в отношениях мужчины и женщины, отца и сына, матери и сыновей. Дивная сцена свадьбы Григория и Натальи. Гости за столом кричат «горько!». Стол — полотно в их руках. Полотно закрывает счастливых молодых, и... на секунды вместо Натальи перед Григорием возникает Аксинья. «Какой же ты чертяка!» — произносит она фразу их первой встречи. И... на ее месте вновь законная — Наталья. Таких образных решений на протяжении всего действия у Козлова будет много.
В казацком карнавале первого акта возникает опасение: хватит ли у студентов сил на оставшиеся четыре с половиной часа игры? Так отчаянно, яростно играют они мирную жизнь хутора Татарского с его семейными ценностями, любовными перипетиями, подробными деталями, делающими любой спектакль особенным. Вот семейство Мелеховых: два сына — Григорий и Петр, дочь Дуняша. Сам глава семейства, хромой и крикливый Пантелей Прокофьич, его жена Василиса Ильинична. Каждый особенный и внешне, и внутренне — жесткий рисунок, от которого никто не отступает, и в этом успех практически каждого. Достаточно Дуняше (Наталья Шулина) слабеющим от глотка первой в жизни водки голосом произнести всего-то «пришел…» — и тут же аплодисменты. Достаточно Василисе (Ольга Афанасьева) без слов на особый манер выйти на авансцену — тут же смех. Вспыльчивость, как удар, Григория или нехамский отвяз Петра... Это и есть ансамбль с единым дыханием, которое почти не сбилось за восемь часов.
Второй акт — тоже два часа. Еще на казацкий хутор не пришла революция, и страсти здесь гуляют пока только любовные. Аксинья уходит от Степана, Григорий кувыркается с ней в подсолнухах, Наталья сохнет по Григорию, мужики дерутся за баб, точно петухи, — донской сериал. Думают ли эти молодые люди, что страсти эти покажутся им детскими леденцами в сравнении с теми социальными страстями, в которые они попадут.
Интервью в антракте с Григорием Козловым:
— «Тихий Дон» для меня ведь история давнишняя. У меня был курс, я пробовал с ними эту вещь, но не получилось. А когда четыре года назад поступал этот курс, те, кто сегодня играет, я сразу увидел Гришку Мелехова — Антона Момота. Это даже не экзамен был, а первая консультация. Тогда все и решилось. А вообще, «Тихий Дон» был любимой книгой моего деда.
— Четыре книги Шолохова — как сделать инсценировку? Что оставить? Что отбросить? Любовь, социалка?
— Социалка сейчас появится, в третьем акте. Для меня же главное — разрушение семьи. Семья — моя тема. Вот у меня была большая еврейская семья, но все разъехались. А дед был такой же жесткий, как Пантелеймон Мелехов.
— Извините, Козлов разве еврейская фамилия?
— Представьте себе. Была белорусская деревня, и там все Козловы, Сорины, Коганы и Курбацкие. Возвращаясь к постановке, скажу, что говор мы не меняли, я ребятам говорил: как у него написано, так и читайте. Нет, мы не ездили ни в какие станицы, ничего не изучали, у нас был замечательный консультант по музыкальному материалу, Юрий Ефимович, — это его голос звучит под гармошку. Ребята на репетиции сами зачины приносили, а в конце музыку композитор Шулин написал.
— Студентам давали смотреть киноклассику — «Тихий Дон» Сергея Герасимова?
— Нет, не показывал. Когда уже спектакль был сделан, я дал им послушать только аудиозапись легендарного «Тихого Дона» БДТ. Того самого, где Григория Мелехова играл Олег Борисов, а Петра — Кирилл Лавров. Но тогда они уже взрослые были. Не то — эти-то молодые.
Но вот после 40-минутного перерыва третий акт. Внешне на сцене ничего не изменилось: те же стены из соломы, по которым время от времени с помощью проектора пускают снег, дождь или черно-белое дрожание Дона (единственное использование техсредств в спектакле). Те же юбки в пол, цветастые шали. К ним добавились шинели и грохот войн: Первой мировой, революции, гражданки. Первые аресты военных командиров.
Люди мечутся. Не могут понять, к какому берегу прибиться.
— Все так запутано. Людей разделили! — в отчаянии кричит Петр.
Вслед за Петром это может повторить большинство, сейчас плохо понимающее не то что до конца, а даже до середины: что происходит на Украине, что между ней и Россией? Кто прав, кто виноват и чьи политические технологии эффективнее промывают мозги людям? Тогда, когда писал Шолохов, никаких политтехнологий не существовало. Слово, ружье, пуля — вот и все. А люди так же метались, становились беспомощными щепками в этом историческом водовороте.
Революция с ее красно-белыми цветами и лозунгами безжалостно растерла в пыль человеческие жизни, семьи — семью Мелеховых. Чем дальше развивается действие, тем реже и глуше становятся казацкие песни. Вот где-то далеко гармошка и тот же старческий голос с остановками. По одному уходят Мелеховы: Петр (расстрелян своим же хуторянином), Наталья (умирает в горячке после подпольного аборта), невестка Даша (топится, заболев сифилисом). И вот уже пал, как старый дуб, глава семейства. Ненадолго его переживет сильная старуха Василиса. Их младшенькая, Дуняша, вынуждена уйти, связав свою жизнь с красноармейцем, убийцей брата. Остался Григорий — сильный казак, мужик, которого революционное время превратило в беглеца, несчастного одинокого человека. Так он и останется на авансцене один, с прижавшимся к нему маленьким сыном. Ребенок трет кулачками заспанные глаза. Отец с затравленным видом смотрит в зал. За ним в исподнем стоят… покойники. Страшно от того, что случилось с этими людьми. Страшно, что может случиться с теми, кто в зале. Никто не хотел никого пугать. Так молодой театр из Питера показал художественно наше настоящее и будущее. Лучшая иллюстрация.
