Братья во грехе

В Большом театре прошла московская премьера балета Эйфмана

В Большом театре в рамках «Черешневого леса» прошла московская премьера балета Бориса Эйфмана «По ту сторону греха». На спектакле присутствовала вся культурная элита страны — и прием был восторженный. Хореограф решил вернуться к своему легендарному сочинению почти 20-летней давности — балету «Братья Карамазовы». Обозреватель «МК» наблюдал, что из этого получилось.

В Большом театре прошла московская премьера балета Эйфмана
Братья Карамазовы: Дмитрий — Олег Габышев (слева), Алеша — Дмитрий Фишер (в центре), Иван — Сергей Волобуев (справа).

Созданный еще в 1995 году, балет был в свое время увенчан всеми мыслимыми и немыслимыми премиями, вплоть до «Золотой маски», получил международное признание. Тем не менее постоянная неудовлетворенность собой заставили хореографа снова обратиться к Достоевскому. Надрывно-болезненная атмосфера и романа, и всего творчества Достоевского влекут Эйфмана. Еще в 80-е он поставил балет «Идиот». Психологический надлом, истеричный надрыв, существование героев на грани — отличительная черта творчества хореографа. Так что Достоевский как раз его «размер».

Узловые режиссерские идеи остались в спектакле неизменными: все так же в конце первого отделения возносится в воздух опутанный паутиной «смрадной, греховной» наследственности Дмитрий, а Алеша по-прежнему в конце спектакля восходит на Голгофу. С той только разницей, что в прошлой редакции он ползет к установленному на вершине кресту, сейчас же несет его, сброшенный дикой, разгулявшейся толпой, на себе.

Крест вообще сосредоточие всего балета. Он — символ, вокруг которого художником Вячеславом Окуневым сооружена конструкция, преобразующаяся то в храм, то в кабак, то в тюрьму. Из таких символов (которые проявляются и в оформлении, и еще больше в хореографии) балет, собственно, и состоит. Принципиально для Эйфмана и само слово «грех», использованное в названии, поскольку исследование природы греха, порочности, темного начала в человеке — главное в новом спектакле. Хореограф не хочет запутывать зрителя любовными треугольниками, и теперь в балете нет, к примеру, Катерины Ивановны — осталась лишь Грушенька. Как не было, так и нет в новой версии и Смердякова. Он сосредотачивает внимание на главных персонажах — трех братьях и отце. И самое большое развитие получил в балете как раз образ Федора Карамазова (Игорь Поляков). Отцу противопоставлена отсутствующая раньше его вторая жена, мать Ивана и Алеши. На ее фоне полнее раскрыт мотив греховного разврата, в котором погряз Карамазов-старший. С этой же целью в балет введен другой новый образ — маленькой девочки с прыгалками. Эти прыгалки потом трансформируются в веревку-паутину, которой, как паук, похотливый старик опутывает всех своих детей.

Образ Дмитрия, созданный Олегом Габышевым, особенно впечатляет: перед нами страстная натура, воплощающая удаль, безудержно-широкую душу русского человека. А танцует он так, что вспоминаются слова этого персонажа в романе: «Нет, широк человек, слишком даже широк, я бы сузил». Именно на примере этого героя Эйфман и пытается заглянуть в ту область, где «Дьявол с Богом борется, и поле этой битвы — сердца людей». Потрясающий дуэт свидания Грушеньки (Мария Абашова) и Дмитрия, разделенных тюремной решеткой, остался от прошлого спектакля, но в новом появилась сцена венчания, происходящая... во сне.

Необыкновенно пластичен и Дмитрий Фишер. Этому артисту удалось раскрыть философский и эмоциональный мир одного из самых загадочных и противоречивых героев Достоевского — Алеши. Как и раньше, в спектакле показан его духовный путь. Причем не только тот, что описан Достоевским в романе, но и тот, что происходит уже за его пределами. Побуждаемый чувством справедливости, Алеша становится революционером, а его сострадание всему человечеству приводит к катастрофе: выпущенные им узники «мертвого дома» (тюрьмы) на свободу сокрушают все на своем пути. К сожалению, купированной в этом эпизоде оказалась сцена расстрела царской семьи. Зато нетронутой осталась другая, не менее знаменитая сцена — Легенда о Великом инквизиторе. Отрывки из Легенды по-прежнему читают под музыку Вагнера, и строй марширующих гоблинов, блестяще показанный вымуштрованным кордебалетом Эйфмана, символизирует страшную и разрушительную силу несвободы.

«Если Бога нет — то все дозволено» и попрание Бога в душе… Страсти, которые могут разрушить человека… Искупление греха — это вопросы ставит Достоевский в своем романе. На многие из них ответов нет и поныне. Не знает их и Эйфман. Но, используя возможности человеческого тела, хореографию и язык танца, вопросы задает. Себе и нам.

Что еще почитать

В регионах

Новости

Самое читаемое

Реклама

Популярно в соцсетях

Автовзгляд

Womanhit

Охотники.ру