Константин Райкин: «Я увидел спектакли Стуруа как зритель в Ленинграде — «Ричард Третий», «Кавказский меловой круг». А лично познакомились лет 25 назад. Он оказался человеком совершенно прелестным — приятнейшим, обаятельным в общении и каким-то очень нежным, ласковым. И я проявил почти безрассудство, предлагая ему какой-то неизвестный тогда коллектив «Сатирикона»… Это похоже на ухаживание за какой-то невероятной моделью, суперзвездой. Вот ты некто неизвестный — Коля, Ваня, а рядом Наоми Кэмпбелл или Клаудиа Шиффер. Роберт был таким, но в результате мне удалось его заполучить. Первый спектакль, который он у нас поставил, — «Гамлет». И он мне предлагает играть Гамлета — а я уже взрослый, мне 48… Он диктатор, свободы не дает, но диктатор мягкий, вкрадчивый, хитрец — в самом высоком, божественном смысле слова. Опутывает тебя, не повышая даже голоса, подчиняет себе, своему замыслу. И все — мужчины, женщины — становятся похожими на него: он показывает, как играть.
…Естественно, ему не нравится ничего из того, что ты уже умеешь, он тебя просит отказаться от всех твоих умений. И это похоже на начало занятий другим видом спорта. Вот ты мастер спорта по плаванию, а тебя в шахматы заставляют играть. Тебе говорят: при чем тут плавание? И тут ты проходишь опять все этапы актерского дела.
Два года спустя после Гамлета. Огромная многочасовая очередь в галерею Уффици, и вдруг выясняется, что мы оба в ней стоим. Потом выяснилось, мы оба живем в Венеции, оба приехали на поезде во Флоренцию... И тут я говорю: «А давай-ка сделаем спектакль про Венецию. Пьесу Гольдони «Сеньор Тодеро». Потом мы назвали ее «Синьор Тодеро Хозяин». У него получилась совершенная прелесть: в финале он вывернул комедийный жанр в другое измерение — в почти трагедию. А это очень рискованное дело».
Александр Филиппенко: «Он сам объект искусства. Со своим юмором, обаянием, дивным акцентом и удивительным взглядом на заурядные вещи. Это великий режиссер, к которому — бесконечное доверие, потому что он никогда это доверие не обманывает. Режиссура — ведь это искусство отбора, а вкус у него идеален. И какие бы излишества он себе ни позволял на сцене — все это тонко, мудро, удивительно изящно. А все, что он мне позволял творить на сцене, это лучшее из того, что я сделал.
…Что бы ни ставил Стуруа, он всегда придумывает еще свой — второй сюжет. И вот надо отдаться, довериться: тень отца Гамлета и дяди играть вместе — это его идея. Они же братья... А сколько совместных разговоров и вопросов: как жить, Роберт? И что делать? Всегда он находит какие-то совсем иные ответы… Он все время ищет в молодости, в молодых идеях какое-то движение вперед. Ему бы преподавать историю теории режиссуры — вот чего у нас не преподают. От Станиславского и Мейерхольда до наших дней… Никогда он в зале не сидел! Он никогда не смотрел спектакли, он где-то прятался… Смотрел спектакли Юрий Петрович, а Эфрос, Виктюк, Стуруа — нет: вот где-то здесь вот я, поблизости…»
Давид Смелянский, продюсер: «Я разыскал его в Аргентине. Послал факс — согласится ли он ставить в Самаре оперу «Видения Иоанна Грозного» Слонимского. Музыкальный руководитель — Мстислав Ростропович. И получил ответ: согласен, согласен — работать с великим маэстро. Было это лет 25 тому назад. С тех пор Роберт Стуруа для меня — отдельная великая планета. Приход Стуруа в театр Et Cetera — эпохальное событие для театра. И 20 августа он вернется сюда и начнет репетировать «Комедию ошибок». Он когда долго репетирует, приходит ко мне, говорит: «Ну, кофе будем пить?» А я у него спрашиваю ехидно: «Робик, любишь театр, как я его ненавижу?» И мы начинаем хохотать.
Он говорит, что он машина по перерабатыванию денег в хлам. Вдруг приносит какое-то новое устройство для чего-нибудь — абсолютно никому не нужное, которое его заинтересовало и он его купил. Он любит всякую технику — радио-, телевизионную, очень увлекается Интернетом, ведет блог в «Твиттере». Замечательно знает музыку, оперу, мировую литературу.
Я лечу к нему на день рождения. И впервые увижу его новый театр — в здании бывшей фабрики — на 200 мест. Там же состоится премьера его нового спектакля. Какого — пока секрет даже для близких друзей. Сюрприз. …Что подарить Робику? Что? Что? Измучился. Он вообще великий книгочей. И я придумал: хочу подарить ему какой-нибудь редкий экземпляр Шота Руставели — «Витязя в тигровой шкуре»…»