Удивляться нечему: режиссер заранее сознался, что большинство оперных сюжетов считает неудачными. К ним, очевидно, относится и сюжет «Онегина». Так что желание улучшить оригинал вполне естественно. Татьяна (Кристина Ополайс) не расстается с лэптопом, пробуя свои силы в литературе. Логично, что в предпоследней картине бал заменен на сцену презентации ее книги. Неплохая, кстати, идея, которая, увы, режиссером не реализована в полной мере: понять, что происходит, можно лишь ознакомившись с его интервью в буклете. Также сложно расшифровать и сцену дуэли: Ленский (Павел Чернох) и Онегин (Янис Апейнис) опускают пистолеты и уже готовы заключить друг друга во всепрощающие объятия, как неведомо откуда раздается выстрел — Ленский падает замертво. Впрочем, возможно, это «косяк» помрежа, не вовремя издавшего звук выстрела. Как бы там ни было — зритель оживленно переговаривается, пытаясь уяснить, кто же та гнида, которая не дала сюжету «улучшиться».
Еще более оживляется зритель в сцене сна. Да-да, сон Татьяны здесь есть вопреки либретто (неудачному и слабому, понятное дело). На музыке вступления к 3-й картине (тема хора «Девицы-красавицы») к Татьяне, лежащей на гигантской кровати, подползает медведь. Он мог бы быть персонажем детского утренника (дядька в маске!), если бы не одно пикантное обстоятельство: уходя, мишка (вернее, дядька) демонстрирует голый зад. Сон видит и Онегин (тут уже налицо улучшение не только Чайковского с Шиловским, но и самого Пушкина, у которого ничего подобного в романе нет). Снятся ему всякие кошмары на фоне музыки полонеза из 6-й картины. Поэтому его первая после пробуждения фраза: «И здесь мне скучно» — звучит абсолютно бессмысленно: где здесь? Во сне?! Мсье Трике представлен сразу двумя артистами, которых наняли развлекать гостей. Что тоже понятно: анимация — любимый формат современных режиссеров.
Было еще немало перлов, призванных улучшить оперу. Между ними — вполне стандартное и даже поверхностное прочтение образов, характеров, ситуаций, нисколько не оригинальных, ничем не отличающихся от общепринятых стандартов. Не обошлось и без курьезов. Практически во всех постановках, от самых «нафталинных» до авангардных, Онегин в последней картине как бы не сразу находит Татьяну. Вот и здесь артист мечется от одной кровати к другой, нервно озираясь по сторонам. И это такой штамп, что его даже пародировать неловко.
Тем не менее артисты в Латвийской опере замечательные — с прекрасными голосами, внешностью, актерскими данными. Кроме главных героев очень хороши были Илона Багеле в партии Филиппьевны, Кристине Задовска (Ларина-ст.) И если что-то не получилось, то это не их вина. Доказательство тому — Янис Апейнис, который только что спел партию Онегина в спектакле Андрия Жолдака в Михайловском театре. И там он был совсем другим — гораздо более выразительным и убедительным и как актер, и как вокалист. Здесь же всем чего-то не хватало: точной мотивации от режиссера, точного жеста от дирижера, точной оркестровой интонации. Оркестр под управлением маэстро Модестаса Питренаса звучал не очень уверенно, возможно, пугаясь киксов собственной медной группы, и не смог передать эмоционального накала музыки Чайковского, убаюкавшись в постоянно затухающей динамике и нестройном шелесте струнных.
