— Нина Николаевна, вы будете отмечать свой юбилей?
— Нет, не буду, потому что плохо себя чувствую. Приедет внук Иван, сын Андрюша, и мы просто посидим семьей.
— Вы не чувствуете одиночества в своей жизни?
— Нет, не чувствую, потому что рядом всегда Иван, который мне звонит по два раза в день. Андрюша здесь живет. У меня три кошки еще. Так что все нормально. Я все еще считаюсь актрисой Пушкинского театра, получаю зарплату, но ничего не играю, к сожалению.
— А что из себя представляет дом, в котором вы живете?
— Дом в центре Петербурга, из окон видны два собора, Кировский театр — потрясающее место. Квартира двухкомнатная.
— А с соседями вы общаетесь?
— Нет. Но, если встречают меня, низко кланяются, желают здоровья, улыбаются. Раньше у меня не было домофона, а теперь я его поставила, и приходят только те, кого я жду и кому нужна. А раньше заходили все кому не лень, звонили: “Народная, дай десятку на выпивку”. Да еще ногу поставят в дверь, чтобы я закрыть не могла. Ну я и даю, а что делать. А когда мимо церкви прохожу, нищие просят: “Народная, посиди с нами, нам побольше дадут”. Но милостыню не просят, стесняются. И я всегда с ними сажусь.
— А вы понимаете про себя, что вы не просто народная, а еще и легенда советского кино?
— Абсолютно нет. Вот сейчас хочу пройтись в Никольский собор, погода хорошая. Надо расхаживаться. Пойду поставлю свечки. У меня две церкви рядом: Никольский собор и церковь Исидора Юрьевского. Это эстонцы поставили православные. У меня же папа эстонцем был.
— Вы могли бы в своей жизни ничего не играть, только ту сцену в “Белорусском вокзале”, и уже стали бы легендой. Вы так не считаете?
— Когда я получала орден “За заслуги перед Отечеством”, ко мне подошел Герой Советского Союза и говорит: “Нина Николаевна, вот если бы вы сыграли одну только роль в “Белорусском вокзале”, я бы отдал вам своего “Героя”, потому что вы сделали больше, чем я”.
— Но, может, вам это немного и обидно, ведь вы столько еще ролей сыграли в театре, кино…
— Такое бывает. У меня действительно были прекрасные роли, особенно женщин, которые прошли Великую Отечественную, — медсестры, матери. Я эти роли очень люблю. Считаю, что в фильме “Вступление” я сыграла лучше, чем в “Белорусском вокзале”, но помнят только “Белорусский вокзал”. Это секрет какой-то.
— Вы же девочкой видели все ужасы войны.
— Да, один раз при мне какой-то фашист взял совсем маленького ребенка еврейской национальности, головой ударил об стену и убил. Я тогда чуть с ума не сошла.
— Но когда в кино вы играли тех самых женщин на войне, вам тоже часто становилось плохо.
— Это же огромная ответственность для актера — сыграть такую роль. Ведь нельзя обмануть тех, кто воевал. В фильме “Я родом из детства” была сцена, когда я получала похоронку. Но как сыграть это? Я же похоронок не получала — у меня с войны вернулись и брат, и отец. От волнения я тогда похудела на 13 килограммов. А когда уже играть начала, успели лишь один дубль сделать, потому что потом у меня руки отнялись и я пролежала два месяца в больнице. Все-таки человек я нервный, ответственность была огромная перед людьми, перед совестью человеческой. А в фильме “Сыновья уходят в бой” у меня вообще был нервный срыв. Там по сценарию танковая дивизия прорывала фронт. Я бежала по полю рядом с этими танками — тут не только срыв будет нервный…
— Ну а в театре Ленинского комсомола вы были чуть ли не любимой актрисой Товстоногова?
— А я так и буду для Товстоногова всегда любимой. Потом он приглашал меня в БДТ, но я не пошла. Мне казалось, что я обязана своему первому театру, такой у меня характер. Они ведь тогда только мне дали звание, квартиру отдельную, хрущевку, 26 метров. В “Ленкоме” я вела весь репертуар и не хотела подводить театр. Играла по 37—38 спектаклей в месяц и репетировала каждый день. Я все-таки ответственный человек, вот и сказала Георгию Александровичу: “Я не могу бросить своих партнеров, оставить их без актрисы”. И не перешла к нему. Но я не жалею, так сложилась судьба, так было угодно Господу Богу.
— Но кроме военных ролей вы же еще в театре королев разных играли — Екатерину, Елизавету. А что в вас королевского?
— Во мне — ничего, но на сцене я прекрасно себя ощущала в роли королев и цариц. Так хотелось уйти от нищеты, от этой зарплаты. Так это было противно все, быт изматывал. А когда играла королеву, чувствовала себя великой, чувствовала, что я все могу, что все мне подчиняются, у меня замки, богатства. Носила шикарные платья. Так что я замечательно себя чувствовала королевой! Но не в жизни. Просто меня так воспитали родители, так я жила во время войны. У нашей мамы, неграмотной женщины, было четверо детей. Она кормила нас, поила. А сейчас, когда я иду по городу, подходят, здороваются, как в деревне. Кто “народная” скажет, кто “Ниночка”. Кто заплачет, кто прижмется. То алкоголики подходят — уж не знаю, откуда они меня знают. Я их синюшниками называю. Подходят, ничего не просят, а просто желают здоровья. И я, конечно, с ними разговариваю. А как иначе?! Я не брезгую людьми, я их люблю. Для них я жила, работала, а они мне отплатили любовью, добром, вниманием. Так что великой я себя совсем не ощущаю, а чувствую себя нормальным советским человеком.
— Вот сейчас у вас домофон. А раньше-то в вашу квартиру кто только не заходил: и Высоцкий, и Миронов…
— Когда в Ленинград приезжал Володя Высоцкий, он все время у меня жил. Марина Влади тоже была вместе с ним. Ну и, конечно, Андрюшка Миронов, Ширвиндт, Никулин со своими циркачами. У меня были очень хорошие друзья и любимые люди. Дом никогда не был пустым.
— Раньше вы были очень общительной?
— Я была молодая. Вот вы говорите юбилей… Я ненавижу старость. Это огромное горе. Вдруг после болезни я почувствовала, что ослабла. Я ненавижу это состояние. А раньше-то у меня было сил вагон: и спектакли играла, и снималась… Ночами мы сидели за столом с друзьями, Высоцкий пел песни. А утром я бежала опять на съемки, в театр. И ведь надеть было нечего, поесть нечего, а счастья хоть отбавляй.
— Но Андрей Миронов был вашим родственником, двоюродным братом второго вашего мужа Кирилла Ласкари.
— Я не могу назвать счастливыми свои замужества и не хочу говорить об этом. Главное в моей жизни — это театр, кино. А самое важное, что у меня хороший сын и совершенно уникальный, святой, просто ангел — внук Ванька. Я таких людей не видела, его нельзя не любить. Но вот создал Бог такого чистого, талантливого человека. Доброго, внимательного. Это я говорю не потому, что он мой родной внук, клянусь вам, просто он совершенно уникальный человек.
— У Вани очень хорошее чувство юмора. Нина Николаевна, это от вас?
— Нет, у них с отцом совсем другой юмор. И у Вани это больше от Андрея. Но после того, как я выступила на юбилее Сенчиной, все меня спрашивали: “Кто написал текст?” Ведь зал смеялся, будто на хорошей комедии. Значит, и у меня с юмором нормально.
— Ну так сейчас без юмора и не проживешь.
— Когда мои ребята делали по жизни какую-то незначительную оплошность, я им говорила: “Не опозорьте мою фамилию, умоляю вас. Так уж получилось, что меня знают, любят, верят. И я ничем не запятнала свою фамилию, так что сделайте, пожалуйста, то же самое”. Хотя я не занималась воспитанием своего сына. Считаю, что его воспитала Советская власть. А у меня просто не было времени, я даже ни разу в школе не была. Я ему говорила: “Андрюшка, не подведи меня”. И Андрюшка на “пятерки” закончил школу. И Ванька то же самое.
— А у Андрея не осталось хоть чуть-чуть обиды из-за того, что вы не так много уделяли ему внимания, когда он был маленьким?
— Наверное, у него осталась какая-то боль. Иногда он своим знакомым говорит, что у него было очень трудное детство. А я ему: “Ах ты, негодяй, какое у тебя трудное детство? Я на последние копейки покупала тебе икорочку, отбивные”. Я замерзала, но после съемок ехала к нему. Но он, правда, два года был в интернате. Все-таки меня из-за съемок часто дома не было, а домработницу я не могла содержать. Ну а уже когда Андрюша в садик пошел, я его забрала.
— Нина Николаевна, а вам не обидно, что сейчас все говорят только о вашем внуке? Вы же — знаменитая русская актриса, а он просто телеведущий, пусть и хороший.
— Совсем не обидно. Я очень рада, что сын и внук взяли мою фамилию, а мне достаточно любви ленинградцев. Вот сегодня мне 80 лет исполнилось, но я выхожу на улицу, и все меня узнают. Значит, я не очень внешне изменилась?
