Такую реакцию повышенного внимания вызывает обложка, и мне всякий раз хочется с усмешкой заметить: «Это вы еще не знаете, что там внутри!..»
А на обложке — фотосессия автора книги: женщина в одежде, неординарной, как ее собственный внутренний мир. Черные бесформенные брюки, черный мужской пиджак и совсем не женская шляпа. Сигарета, по-мужски прилипшая к губе. Щелкающая (да-да, именно видно, что щелкающая) печатная машинка, над которой — в неловком наклоне спина: забытый артефакт из мира настоящего творчества. И наконец, лицо с бороздящимися на лбу морщинами — отметинами того, что вложено в эти стихотворные строфы и строчки прозы.
Браво, Диана Сергеевна, — на такое фотографическое некомильфо из людей известных способны немногие...
Свою новую книгу Диана Арбенина назвала «Спринтер». Название опасное — спринтер часто окончательно рвет жилы именно на финишной черте...
«Издательство наконец сподобилось, — так прокомментировала сама Арбенина появление книги, — обещали в сентябре, выпустили в декабре. Они взбунтовались против того, чтобы мы сделали наш авторский дизайн, начиная вот с этой обложки и заканчивая закладкой. Тяжело, конечно! Пару лет на это надо! Сзади прикрыли скромно отзывы людей, которых я очень уважаю: Акунин, Волчек, Быков, Пугачева, Богуславская. Было приятно, я не знала, что хорошо относятся, все молчали больше... Мне заявили: «Акунин говорить не будет, и Быков», — дескать, зачем я им скаталась... Пришлось позвонить и спросить — оказалось, что есть зачем... Дима (Быков. — Авт.) очень быстро написал свою рецензию.
А насколько сложная была ситуация с бумагой: у нас стихи на белой, проза на черной... Но мы все сделали сами — макет, верстку, отдали им готовое, только напечатать. Почему нестандартное так тяжело пробивается? Хотя я не считаю, что это нестандартный дизайн. Мы тут выступали в Нью-Йорке, так там книги выпускают со специально обрезанными краями, а мне бы сказали «брачок!» — у нас очень стандартное мышление.
Это мы уже выдохнули сейчас — ладно, выпустили, и все нормально. Но я думаю: если мы вот эту выпускали с таким боем, то как должна называться вторая, о которой был договор? «Стайер»?..»
Впрочем, издательство в его сомнениях и терзаниях понять тоже можно. Дизайн действительно нестандартный, но дело, думается, не только в дизайне. По содержанию получившаяся книга — эдакая черно-белая любовь. Черная в прозе, белая в стихах.
Назвать ее легким чтением я бы не позволила себе никогда. Сложнейший по душевной выкладке многослойный пирог пережитых чувств и перегоревших эмоций, по-женски глубоких, по-мужски сильных, скорее шокирует, чем расслабляет и доставляет невинное удовольствие приятности. Я, будучи не в силах проглотить этот пирог целиком, для простоты разбирала его обратно на слои, сперва потребляя более простой для восприятия — черный, выраженный в прозе, затем белый — в стихах.
Что могу сказать? Проза Арбениной — это некий новый вид литературы, который не имеет ни одного классического определения как то: рассказ, эссе, зарисовка, повесть и так далее. Скорее это ныне популярный пост в Интернете, проще говоря, вырвавшийся у человека вопль — восторга ли, сочувствия, возмущения, не важно.
Зафиксированные на бумаге нахлынувшие на душу эмоции даже не оформлены в соответствии с принятой орфографией; предложения хотя и разделены точками, но не имеют в начале больших букв. Разумеется, это обдуманный ход, но если кто когда-либо читал блог Арбениной в Интернете, наверняка обратил внимание на тотальное пренебрежение автора не только к точкам, но и к запятым. Наблюдая, как Диана экономит время на знаках препинания, торопясь записать нахлынувшее, я не раз думала, что через несколько лет ей будет очень непросто помогать своим детям с «домашкой» по русскому. Но эффект большей искренности неким подчеркнутым отсутствием корректуры тем не менее достигается в полной мере.
Сбивчивые, глубоко эмоциональные посты просто потрясают порой своей откровенностью, оставляя сложное послевкусие — от восторга до резкого неприятия. «Почему я настолько откровенна? — ответит Диана на мой вопрос. — Как верно то, что если ты предельно боишься, надо идти в предельно светлое место, так верно и то, что границы откровенности должны сочетаться с максимальной закрытостью. Тогда становится непонятно, максимально человек открыт или максимально закрыт. Моя откровенность — это максимальная закрытость; когда ты не боишься ни одного вопроса, ни одной червоточины, то тебя некому сечь, кроме самого себя. А если ты себя высек, то больше и некому».
Незадолго до нового года Диана Арбенина дала для узкого круга фанатов квартирник. Находясь — глаза в глаза — с людьми, знающими ее давно и предельно хорошо, она откровенно отвечала на все вопросы и исполнила многие просьбы.
Дошла очередь и до «почитать прозу», и все приглашенные буквально в один голос (ах, как это было предсказуемо!) принялись скандировать: «Катя! Катя!», требуя чтение вслух рассказа о резкой страсти героя (эта, я бы сказала, «изящная штучка» написана от мужского лица) по отношению к несвободной для отношений женщине.
Конечно, этот один из сильнейших эмоциональных постов Арбениной, написанный хорошим литературным языком женщины-поэта с нестандартными поворотами в сюжете, оригинальными оборотами речи и, главное, потрясающей откровенностью, никого не мог оставить равнодушным. Но лично мне куда больше понравилась вещица, носящаяся название «Мотофозо: юбилейных песен».
Я как-то слишком быстро догадалась, что речь в повествовании (не просто путаном, а каком-то драном, когда читающий, врубаясь в текст, сначала думает, что, пожалуй, он ничего не знает о сильных чувствах, а потом — что оно, наверное, и к лучшему, ибо не такой же ценой!) идет не о любви женщины к женщине, хотя на первый взгляд это именно так. Но нет! Речь — о двух существующих в одном теле личностях. И когда в финале смутная догадка моя подтвердилась, я испытала не некое разочарование с привкусом легкого превосходства, какое бывает, если в детективе сразу отгадаешь, кто преступник, а настоящее удовлетворение — быстро словила тайный посыл автора.
Но меня вкупе с откровенностью, степень которой порой зашкаливает, всегда интересовал другой вопрос: как с появлением детей изменилась оценка Арбениной собственного творчества, и не боится ли она, что дети, взрослея, не примут ее откровенности или паче чаяния осудят за нее?
— До рождения детей я была абсолютно несвободной женщиной с несвободным творчеством, — ответ Арбениной оказался таким вот парадоксальным, — но как только они появились, я поняла, что мне возможно и разрешено все вообще. И вот эти два судии — Артем и Марта, — если даже не будут заниматься творчеством, они всегда должны маму поддержать. Их надо именно так воспитать. У меня есть стихотворение «Меня дико задолбали», оно им и была посвящено. Там есть такие строчки: «Меня дико задолбали... беспросветное пьянство моего друга/безумное одиночество мамы/в упорстве соорудить семью/там, где ее уже нет...» Куда откровеннее? А теперь подумайте, что вот это стихотворение читает Марта в 20 лет, — она меня не поймет? Поймет! И будет, я думаю, защищать всю оставшуюся жизнь.
Эти дети подарили мне свободу. Я думаю, женщина без материнства — к сожалению (это мое мнение), она не состоялась. Никакая карьера, никакие книги, никакая поэзия — ничего не стоит рождения ребенка. Они дают тебе, ну, во-первых бессмертие, а во-вторых — эту странную смелость, которая почему-то получается из того, что я постоянно на крючке и постоянно о них думаю. Это очень сложно объяснить, но я это чувствую, и это началось после их рождения.
Поэзия в книге — это белые полосы жизни Арбениной. Хотя по их содержанию и не скажешь. Диана представила на суд публики стихи, которые писала на протяжении многих лет. По книге они раскиданы не в хронологическом порядке — и опять же, чтобы проследить, как менялось мировоззрение автора, я перетасовала их и читала по порядку — с 1994 по 2013 годы.
Что могу сказать? На классическую женскую поэзию Серебряного века это похоже мало (хотя сама Арбенина признавалась, что стихи того времени — это «ее» стихи, «но начиная не с Цветаевой, а с Ходасевича»). Одно прослеживается жестко — безупречный ритм стихосложения. За весь сборник Арбенина не сбилась с ритма ни разу, напоминая прирожденного иноходца, никогда не путающего четкость перестука копыт. Это сразу выдает в ней музыканта с его внутренней превалированностью музыки над словом. Небанальные образы и рифмы (а часто и их отсутствие) придают стихам свежесть и самобытность, но содержание их порой настолько сложно, что сразу становится ясно: чтобы осознать смысл, надо сперва потратить энное количество лет на изучение внутренней сущности самого автора, что называется, до нутра.
Но по прочтении ее стихов можно смело сказать одно: каждое из них написано о том, что действительно происходило наяву, и ни одно не рождено игрой воображения. «Можно ли разлюбить без следа?» — обратились поклонники к своему кумиру за душевными маяками. «Без следа ничего не получается, посмотрите на меня», — ответила Диана, а стоило бы сказать: «Прочитайте мои стихи».
В новой книге Арбениной, какой бы путаной и рваной, нестандартной, непредсказуемой, порой сложной для восприятия она не была, есть несгибаемый стержень. «Стержень надо воспитывать, причем воспитывать каждый день, — так утверждает «ночная снайперша», — к 39 годам появляется четкое ощущение, что тебе надо преодолевать себя каждый день с утра и до позднего вечера, но когда ты это делаешь — такой кайф! А если ты что-то запорол, то шансов нет. Надо жестче к себе относиться».
Преодолевать себя Арбениной, разумеется, помогают дети. Даже анализируя содержание ее стихов, написанных «до» и «после», ты понимаешь, что материнство выдернуло ее из глубочайшей черной эмоциональной дыры. «Иногда приезжаешь с гастролей без сил, — признается Диана, — и понимаешь, что тебе никто не нужен и ничего не надо, но тут нарисовывается Марта и говорит: «Почитай мне книгу!», и ты делаешь это через «не могу», но потом втягиваешься, а потом уже и чай идешь пить... Мои дети способны мне поднять настроение и его же уничтожить. Вот я прилетела с гастролей, и меня встретил Тема с известием, что он будет солистом на елке и споет песню на трех языках, и Марта с температурой 39,2...»
Конечно, жизнь рокерши, снайперши и вообще женщины неординарной с появлением детей стала во многом осмысленнее, но и тяжелее. К тому же материнство спасло ее от глобального, но не от личного одиночества. Арбенина не обсуждает это с журналистами, но не скрывает от тех, кто допущен на ее квартирники, являющиеся во многом сугубо личным пространством. Почему? Да просто знает, что эти полудети в клетчатых рубашках (таков на это раз был дресс-код) во многом строят свою жизнь с оглядкой на нее как на нравственный ориентир.
«Не надо ничего протягивать за уши, — делится она с ними своими размышлениями о выборе любимых, — он будет не близкий, сначала вы этого не поймете, а потом, быть может, будет уже поздно. Когда я родила Марту с Артемом, прошел год, и я рассталась с человеком, с которым, думала, буду растить их всю жизнь. Я осталась одна, но я к этому в общем отнеслась... Для меня одна — кайф и роскошь! Я редко бываю одна в силу того, чем занимаюсь. Но я была несколько обескуражена, мягко говоря. Но я никого не искала, и если бы мне Бог не дал больше никогда полюбить, я бы подумала, что так честнее, чем все себе инсценировать и придумать. Не надо! Вы просто откройтесь, и тогда получится фиеста...»
Тот факт, что Диана просто купается в своем материнстве, скрыть невозможно, достаточно проследить, как меняется выражение ее глаз, сколько там появляется потаенной нежности и какой-то восторженной робости перед самим фактом их появления на свет, когда ее спрашивают о Марте и Артеме. И она с упоением рассказывает, как боязливо ждет звонков от воспитателя детского сада (ох, то ли еще будет через три-пять лет!), потому что «Артем — абсолютный лидер и даже к воспитательнице не очень подпускает других детей», а Марта вот в письме Деду Морозу «попросила гусеницу» — и теперь пойди пойми, что она имеет в виду... И рассказывает, как мечтает с детьми о их взрослости: «Ты, Марта, выходишь замуж за китайца, Артем женится на француженке, и у меня будет будущее... И я буду кто? Теща? Ох, как я оторвусь! Нет, свекровь не звучит, а тещу все хотят укокошить!» И размышляет о том, что «это, видимо, семейная легенда, что я оставалась в три года одна дома и пекла блины. Потому что если бы мои дети остались дома одни, даже если забыть про плиту... Страшно представить, что там будет... Но, может, я другая была, может все мы были другие...»
Да, она была другая, но, главное, ей и осталась.
Это женщина, как она себя определяет, — «твердое и решительное тепличное растение, которому хочется ласки и тепла», у которой тем не менее есть, по ее собственному признанию, «аллергия на ласки», а вопрос: «Есть ли аллергия на шоки?» — почему-то вызывает легкую панику.
Это женщина, которая смущенно объясняет своим фанатам, как сложно выстраивала свои отношения в уходящем году с красным платьем (с декольте и сильно открытом сзади) на концерте в «Крокус-Холле» и с платьем «в пол» на съемках «Достояния Республики», посвященного Валерию Леонтьеву, потому что ее одежда — джинсы.
Это женщина, которая создала свой непрофессиональный «снайперский» хор из мальчишек и девчонок и вывела его на профессиональную сцену.
Это женщина, которая с одинаковой искренностью плачет от нахлынувших эмоций и ругается матом от них же.
Это женщина — она, по ее собственным словам, «может, неотесанная, но очень честная». Такая же, как ее книга «Спринтер». Он же — «Снайпер», потому что во многих размышлениях о жизни вообще и любви в частности бьет в цель. Он же — «Сталкер», потому что является проводником по закоулкам души автора. Черным и белым, как страницы ее прозы и стихов.
В субботу Арбенина поставила последнюю шокирующую точку в уходящем году. Она заявила своим фанатам, что распустила группу и администрацию. «Ночные снайперы» умерли — да здравствует Диана Арбенина?
Ну что ж, дай-то ей Бог тогда, когда ее «звездность» окончательно перерастет ночные клубы, переместится в кремлевские дворцы, а на квартирники уже не останется никаких сил, не смотреть с тоской в давно канувший в небытие 2013-й и не думать: «Как же я ТОГДА была счастлива!»…
Смотрите видео: Фрагмент квартирника Дианы Арбениной
