1 Юрий Абрамович, как вы объясняете то, что оказались «в нужном месте в нужное время» (как сказали в одном интервью) в плане того, что именно вам господь уготовил роль популяризатора альта как сольного инструмента? Ну не сказал же вам Дружинин или Борисовский (ваши учителя) прямым текстом — идите, Юрий, на большую сцену, пробивайте стену!
— Вы знаете, я не то чтобы часто, но все же задумывался об этом на протяжении всей жизни. Наверное, это то, что называется судьба. Здесь и замечательная школа, которая у меня была во Львове. И мой переход на альт из-за «Битлз» и группы во Львове: кто знает, если бы я тогда не увлекался игрой на гитаре и остался бы учиться на скрипке, ничего бы и не было. Это и замечательные педагоги, и невероятная атмосфера Московской консерватории, куда я приехал учиться. А дальше, конечно, масса самых разных факторов. Как я заболел и пролежал с температурой 40, приехав в Мюнхен, и практически опоздал на первый тур конкурса. Меня уже никто не ждал, я в каком-то бреду сыграл, а потом выиграл конкурс. Конечно, огромная удача — это те концерты, которые написали композиторы и посвятили мне. Тот же Шнитке, Канчели, Губайдулина, Тавенер. Колоссальных усилий стоило пробиться в Москве на сцену Большого зала консерватории. Все это огромный труд, хотя так говорить и не скромно, и огромная уверенность в том, что все получится. Но самое главное то, что в себе стараюсь беречь каждый день — это искренность на сцене.
2 Как удается быть неугомонным, не уставшим от жизни до сих пор? Не поддаетесь замыленности, депрессии?
— Просто мне интересно жить. Встречаться с людьми в разных городах и странах, интересна публика. И те зрители, которые меня знают и любят уже несколько десятилетий, и те зрители, которые, быть может, впервые вообще на концерте классической музыки. Порой бывает, что мы приезжаем в страну или в город, где до нас классическая музыка звучала на концерте лет 15—20 тому назад. Уже совсем мало публики, которая слышала концерт живьем. И главное, что мне все еще интересно прежде всего заниматься музыкой, профессией. Играть на альте, дирижировать, репетировать, заниматься с детьми etc. Конечно же, когда занимаешься любимым делом, время летит незаметно.
3 Вот вы только выходите на сцену — и это уже театр. Опять же внешность, длинные волосы. Словно бы переносимся в другую эпоху. Вы представляли себя в иное время, в иной географии? И если да — то в качестве придворного или нищего уличного музыканта?
— Я знаю, что меня часто называют Паганини альта — в том смысле, что как когда-то Паганини вывел скрипичное исполнительство на совершенно новый уровень, так и сегодня, не без моего участия, альт уже определенно получил статус сольного концертного инструмента. Не знаю, может быть, действительно у нас с ним и есть что-то общее. Не мне это решать. Во всяком случае Паганини был свободным артистом — так же, как и я внутренне ощущаю творческую свободу. Свобода выражения, свобода владения инструментом, свобода владения эмоциями, творческая свобода артиста.
4 Мацуев сказал — на чем бы вы ни играли, все равно были бы Башметом. Вы представляете себя классным пианистом, органистом, виолончелистом?
— Здесь, думаю, он прав. В том смысле, что инструмент музыканту служит для выражения внутреннего состояния его собственной души. Вообще все искусство построено на самоощущениях: писатель пишет, музыкант играет, скульптор ваяет, художник рисует, и от того, насколько он это делает искренне и грамотно, зависит — поверит ли ему публика или нет. Именно поэтому здесь главное, чтобы артисту было что сказать, чем поделиться с публикой. И я так думаю, что в какой-то момент человек подсознательно выбирает — каким образом он будет эти свои эмоции выражать. Вот так случилось, что я выбрал альт, и теперь он — часть меня. Для меня альт — инструмент наиболее близкий по тембру к человеческому голосу. Он может наиболее точно и содержательно передавать эмоции и состояния. Хотя я и на рояле люблю джаз поиграть, и на скрипке порой играю; на гитаре не играл довольно давно, но в юности это делал довольно неплохо...
5 В современной России принято, что каждый большой культурный деятель обрастает большой культурной недвижимостью. Это воспринимается как само собой разумеющееся. Почему у вас до сих пор нет своего музыкального дома?
— Думаю, творческий дом музыканта — это сцена. Для меня это оба моих оркестра: и «Солисты Москвы» (с которыми я вместе уже больше 20 лет), и «Новая Россия», где мы тоже уже первый десяток лет вместе разменяли. Для меня дом — это залы в разных городах и странах, куда я приезжаю уже больше 35 лет и где меня все так же ждут и любят. Дом — это Московская консерватория. Здесь я учился, приобрел знания, друзей. Сегодня возглавляю здесь кафедру альта. Те академии, которые я провожу сейчас для талантливой молодежи в разных городах России и мира. Профессия, музыка и зрители — важнее всего.
6 Как при таком плотном гастрольном графике вам удается оставаться нежным любящим отцом для двух своих детей? Это чисто еврейское качество?
— Ну, здесь как раз все просто. Ксюша, моя дочь, довольно часто выступает со мной в концертных программах, поэтому мы с ней не расстаемся надолго. И, конечно, когда она спрашивает у меня профессиональный совет, я всегда ей стараюсь помочь. У нее растет сын — мой внук. Сейчас ему 6 лет. Он уже учится играть на скрипке, и самое главное, что ему это очень даже нравится. С моим сыном Сашей мы тоже стараемся видеться по мере наших возможностей как можно чаще. Хотя он по профессии не музыкант, мировосприятие у него очень даже творческое. Мы с Сашей очень близки. И еще здесь надо сказать — когда я рос, у нас всегда была очень дружная семья и мы с братом всегда ощущали заботу и любовь родителей. Даже когда сами уже выросли. Так что, думаю, ощущение родительской заботы передается из поколения в поколение.
7 Вас окружает огромное количество людей всегда — помощников, музыкантов двух оркестров, просто друзей... Это побег от одиночества?
— Как и любой нормальный человек, я люблю иногда побыть один. Но ни от кого и ни от чего не бегаю. Бегать от людей — это все равно что бегать от самой сути жизни. Так что все по ситуации.
8 В России очень непростая жизнь сейчас — социальная напряженность, коррупция, борьба политических интересов, обостренность национального вопроса. Как вы в душе миритесь с этой действительностью? Не бывает порою стыдно за свою Родину?
— Вы знаете, я патриот. И как бы пафосно это ни звучало — горжусь этим. Я люблю свою страну, и никогда у меня не было желания ее бросить, хотя, как вы понимаете, возможности уехать всегда были. Так вот, когда любишь, то стараешься сделать как можно больше для объекта своей любви. И я думаю, каждый на своем месте должен стараться сделать свою страну лучше. Не ныть, не ругать, что вот, мол, плохо то, плохо это, а просто идти и делать, работать над тем, чтобы было лучше. Вот я — музыкант. А какая главная задача музыканта? Давать людям возможность соприкосновения с прекрасным, помогать им становиться духовно лучше. Именно поэтому и стараюсь сделать лучше профессиональное музыкальное образование в стране, стараюсь, чтобы малые российские города слышали больше хорошей музыки. Я очень люблю приезжать выступать именно в российские города, где живут наши люди, где то, что я делаю, по-настоящему нужно. Наши музыкальные академии, которые мы организуем для талантливых студентов и учащихся музыкальных заведений стран СНГ, наши фестивали — лишнее тому подтверждение.
9 В многочисленных интервью почему-то не обнаружил вашего мнения по поводу «трудноиграемой и немелодичной современной музыки» (мы не говорим, конечно, о тех, кто писал для вас, о Шнитке, Канчели, например). Вас могут (скорее как дирижера) увлечь трудные для восприятия опусы современных европейских, японских, американских авторов?
— Если музыка интересная, идет от сердца — она всегда интересна как исполнителю, так и слушателю. При этом совершенно не важно, откуда родом композитор и в каком веке он творил. Всякие музыкальные средства — будь то гармония, мелодия, оркестровка — должны быть подкреплены искренним чувством, а не стремлением кого-то удивить, поразить. Как правило, когда человек ясно мыслит, он и ясно излагает. При этом музыкальный язык может быть как совсем сложный, так и вполне прозрачный. Главное — должна быть ясна мысль автора, его идея. И если эта идея понятна как музыканту, так и публике через игру музыканта, — тогда все в порядке. Если же мысли нет — это простое нагромождение звуков. А это кому может понравиться? Что же касается произведений, написанных специально для меня… Конечно, сыграно еще не все, но постараюсь в будущем это исполнить.
10 Когда в мире появится альтист, равный вам по масштабу?
— А вот это, думаю, вопрос к молодым музыкантам. Я всегда рад помочь им и советом, и поддержкой, и вниманием. Но, видимо, всему свое время.
Пять фактов из жизни башметовского альта
• Юрий давно мечтал о хорошем инструменте. И уже на первом курсе консерватории (1971) как-то звонит своему педагогу Вадиму Борисовскому, а тот приказывает: «Срочно приходи, твой итальяшка тебя ждет». Башмет явился и увидел в руках учителя чудесный небольшой инструмент миланского мастера Паоло Тестори 1758 года. Борисовский под честное слово «отвоевал» редкий альт у своих знакомых, а Юрий должен был в течение 12 месяцев выплатить полторы тысячи рублей; спасибо, 500 сразу дал дедушка, папа тут же из Львова приехал, помог... Интересно, что «зазвучал» альт только через год, наконец признав хозяина.
• Однажды Юрий сел за руль своего «Запорожца», чтобы съездить по делам в Солнцево. Драгоценный альт, из-за того что салон был забит вещами знакомых, музыкант случайно положил на крышу машины и... там его и забыл. Выезжает из двора — прохожие пялятся от удивления, «впечатление такое, будто ширинку застегнуть забыл». И звук еще преследует — бум-бум. Что за дела? Башмет вдруг видит в заднее зеркало, как альт его в плевом картонном футлярчике летит по дороге! Резко по тормозам, дает задний ход — быстро не получается, виляет. Юрий выбегает с одной мыслью: чтоб сзади идущие машины не раздавили инструмент. Но... музыканта опередили. Какой-то прохожий хватает альт и швыряет на обочину. Господь спас: альт не только не треснул, но даже не расстроился!
• Маэстро не раз сталкивался в прямом смысле с ревностью своего альта. Подобное случилось и после грандиозного концерта его «Солистов Москвы», игравших на инструментах Антонио Страдивари, взятых из Госколлекции. Причем Юрий Абрамович сам брал эти скрипки в руки, подробно о них рассказывая... Так вот, после «демонстрации» Башмет решил помузицировать на собственном Тестори — тот кряхтел и скрипел, давая хозяину понять, что «конкурентами» недоволен. Впрочем, альт оказался незлопамятным и вскоре зазвучал столь же прекрасно.
• Однажды Башмет выступал в Зальцбурге, на родине Моцарта. Зашел в тамошний музей, где хранятся его инструменты — скрипка, альт... к слову, их прежде никому просто так не давали. Юрий Абрамович берет альт в руки, осматривает верхнюю деку, смотрит на этикет, что внутри инструмента. И каково же его удивление, когда он читает «Паоло Тестори из Милана, 1755 год». У Моцарта был инструмент того же мастера, только старше!
• Несколько лет назад на концерте в Турине вообще случилась фантастическая история: во время исполнения неожиданно вырвало весь механизм, который струны держал, и все это хозяйство повисло на грифе. Зал замер. При этом шла прямая телетрансляция по всей Италии. Стоит Башмет с голой деревяшкой в руке, не осознавая, что ему и горло могло проткнуть, и говорит публике: «Made in Italy!». Здесь, мол, сделали это безобразие два с лишним века назад. Ну тут уж зал взорвался аплодисментами; Башмет же взял альт у концертмейстера группы и доиграл концерт на нем. А его Тестори чудесно починил хороший итальянский мастер, неожиданно оказавшийся среди публики. Кстати, по наблюдениям маэстро, его альт лучше всего звучит в Милане: словно бы чувствует, что попадает на родину.
