Виногранд и сам был революционером — не меньшим, чем его героини. «Фотография — это иллюзия правдивого рассказа о том, как камера «увидела» кусочек времени и пространства», — поговаривал он. С той же фанатичностью, с какой Гарри жил фотоискусством (а снимал он порой по 15 часов в день), испанский коллекционер Лола ГАРРИДО занимается Винограндом.
— Лола, были ли вы знакомы с Гарри Винограндом?
— Нет, я просто компульсивный коллекционер. Когда-то начала собирать фотографию и не могу остановиться. Когда я узнала, что можно купить полную коллекцию Гарри Виногранда, посвященную женщинам, поняла, что непременно должна это сделать. Тем более что женщины на его фото — мои ровесницы.
— Как бы вы определили его значение в истории фотографии?
— Он был революционером, потому что отказался от репортажа в пользу документалистики. Если раньше кадры служили просто иллюстрациями какого-то события, то теперь концепт предшествовал снимку. Фотограф не просто следил за событием и комментировал его, а исходил из идеи. Современная фотография не должна быть эстетской. Если ты наслаждаешься светотенями или постановочными композициями, то это не фотография. Там совсем другой посыл. Я видела достаточно много работ современных российских фотографов. Они переняли очень много у Гарри. Это не фотографии красоты, а это тот документ, который рождает сознание.
— Изначально Гарри Виногранд поступил на отделение живописи Колумбийского университета, но, однажды побывав в фотолаборатории, оставил учебу и посвятил себя фотографии. По-вашему, эта импульсивность, с которой он принял это решение, — черта характера? Или виновата магия фотографии?
— И из-за магии фотографии, и из-за импульсивности характера. Выходя на многочасовые прогулки с фотоаппаратом, он чувствовал себя охотником: «стрелял» до тех пор, пока не добивался идеального кадра. Кстати, Анри-Картье Брессон тоже оставил живопись ради фотографии, Виногранд в этом смысле не был исключением. Ведь фотография — это искусство ХХ века, лучшая форма самовыражения этой эпохи.
— Говорят, Виногранд — в отличие от большинства уличных фотографов — не скрывал камеру от своих случайных моделей. Подходил, широко улыбался — и люди раскрывались перед ним сами. Так ли это?
— Я спрашивала об этом его сына, и он сказал, что Гарри было непросто. Многие кадры давались ему через страдание. Иногда он фотографировал лицом к лицу, иногда украдкой. Но важнее, что все кадры уже были в голове. Он придумывал некие эскизы и искал их вокруг себя, в реальном мире. Как только находил — тут же нажимал на кнопку. Снимал очень быстро, спонтанно — потому многие фотографии не очень хорошо кадрированы. Это не классические фотографии, как у Брессона, а снимки, сделанные на уровне сердца.
— Виногранд снимал очень много, но еще больше не успел сфотографировать. Много ли осталось невоплощенных идей?
— Гарри Виногранд был амбициозным и беспокойным человеком. Он делал больше, чем мог. Он умер довольно молодым — в 56 лет — от рака щитовидной железы. У меня тоже заболевание щитовидки, так что он близок мне и в этом смысле. Зачастую люди с гиперактивностью железы в жизни тоже гиперактивны. Виногранд был таким — он ходил по улицам с утра до ночи, беспрерывно делая снимки. Он оставил больше 300 тысяч непроявленных негативов. А еще есть исследования, которые связывают гиперактивность железы с уровнем интеллекта. Виногранд был очень умным.
— А что стало с непроявленными негативами?
— Коллекцию негативов не проявляют. Это никому уже не выгодно. Ни наследникам, ни эстетам, ни любителям фотографии потому, что проявленные фото имеют большую ценность.
— Как-то эгоистично звучит. А вдруг в архиве оставались шедевры?
— Не думаю. Фотограф может выйти и сделать тысячу снимков, но только он знает, какой из них хороший, и он понимает это ровно в тот момент, когда делает кадр.
— Серия «Женщины прекрасны» показывает естественную красоту. Героини этих кадров видели себя на выставках и как отзывались о фото?
— На премьеру этих фотографий действительно попали многие женщины, запечатленные на них. И некоторые себе не понравились.
— Какая работа серии для вас особенная?
— Тот снимок, где девушка стоит перед витриной, где выставлен мужской костюм и в которой отражается монолитный мужской силуэт. Она хохочет от души, в руке держит мороженое — по сути, фаллический символ. Понятно, что этот смех никак не связан ни с витриной, ни с мороженым, но кадр воспринимается в контексте этих символов. По-моему, он очень ярко отражает настроение той эпохи.
