Первый сеанс связи там же, в Каннах, не пестрил откровениями. Каракс был мрачен, немногословен, но при этом убийственно точен в формулировках.
«Кино — это красивый остров с очень большим кладбищем». «Фильмы мы снимаем для мертвых, а смотрят их живые». «Я понятия не имею, что собой представляет публика, кроме того что это кучка людей, которые скоро умрут».
Своим новым фильмом он хотел подчеркнуть то общее, что есть между людьми, животными и машинами: «Вот почему я назвал фильм „Святые моторы“ — у каждого из нас есть свой невероятный двигатель внутри».
Дени Лаван, постоянный актер и альтер эго Каракса, заглянув в Москву на пару дней на московскую премьеру картины, поведает еще одну интерпретацию: «моторы» в названии — дань старым «хлопушкам» на съемочных площадках, использовавшимся еще до эры цифровых кинокамер.
— Сегодня вы уже не говорите «мотор» или «экшн», а только «старт» и «стоп», — говорит Лаван. — Это дань Леоса старому кино. Его ностальгия по прежним временам.
У Каракса в лексиконе, напротив, нет таких слов, как «ностальгия», как, кажется, и понятия времени в принципе. Посетив Москву неделю спустя после своего актера и проведя в рамках кинофестиваля «2-in-1» мастер-класс, он выскажется о герое Лавана (сыгравшем в «Святых моторах» не одну, а сразу десяток ролей): «Дени играет актера, но это не фильм об актерах, а о человеке и о том, что значит сегодня быть живым». А одной из своих задач назовет изучение реальности — и ее границ — в современном мире.
Леосу не так давно перевалило за 50, но одни его по-прежнему считают молодым и подающим надежды, другие — давно исчерпавшим себя. Один из ключевых фильмов Каракса — «Пола X» — поставлен по роману американского классика Германа Мелвилла «Пьер, или Двусмысленности» («Пола» — аббревиатура французского названия книги, X — римская цифра 10, по числу предыдущих версий сценария). Этот до предела авангардный фильм, который с одинаковой частотой называли до сих пор как главным достижением, так и самым громким провалом Каракса, несмотря на литературную основу, максимально автобиографичен. Двусмысленность — одно из ключевых определений как самого режиссера, так и его творчества. Описание его нового фильма (как и всех его фильмов) — сродни пересказу поэзии прозой. Да и сам Каракс ненавидит говорить о кино. Поэтому наш разговор — после двухчасового изнуряющего мастер-класса — обошелся без профессиональных вопросов.
— Леос, я хотел бы начать с Парижа. Этот город — герой всех ваших фильмов. Но сами вы говорите, что по-настоящему комфортно чувствуете себя, только гуляя по его старым мостам.
— Я уже давно живу в Париже, и я вижу, как постепенно он становится все богаче, вставая в один ряд с другими богачами, но одновременно с этим теряя свою энергию, становясь все менее живым. Сегодня не так уж и часто здесь происходит что-то особенное. Единственное, что меня держит в этом городе, — это мосты. Причем не все, а только старые мосты. Здесь я стараюсь прогуливаться каждый день. Для меня это очень важно.
— Любимый ваш мост, конечно, Понт-Неф?
— Да, он самый.
— А в остальных городах, где вы бываете, что запоминаете в первую очередь?
— Для меня очень важно, чтобы город пересекала какая-нибудь река и через нее были мосты. Безусловно, в этом есть какая-то метафора, но я прямо чувствую, как в городе без реки и без мостов я задыхаюсь. Лучше же всего я себя чувствую около водоемов: рек, озер, морей. Наверное, это из детства: когда я был подростком, я хотел стать океанографом.
— И у вас была любимая рыба?
— Несмотря на то что я хотел стать океанографом, я никогда не изучал эту дисциплину, поэтому мне трудно ответить на этот вопрос. Я плохо знаю подводный мир. Но моей дочери нравятся акулы. Пожалуй, я следом за ней отдам предпочтение именно им.
— Вас относят к режиссерам французской «новой-новой волны». Сами же вы говорите, что никогда не причисляли себя ни к каким волнам. А что насчет Франции? Считаете ли вы ее своей родиной?
— В течение 20 лет я нахожусь в поисках своего места. Конечно, я провожу много времени в Париже, но также были периоды, когда я жил в Нью-Йорке, часто бывал в Москве. Но ни один из этих городов я бы не назвал своим любимым. Кроме того, сколько я ни пытаюсь снимать фильмы не во Франции, у меня никак не выходит это сделать. Так что я продолжаю жить там и оставаться в поиске места, где мне было бы лучше всего. Возможно, однажды я покину большие города и поселюсь где-нибудь на берегу озера. С лошадьми.
— Лошадьми?
— Это тоже связано с семейными предпочтениями. Моей дочери нравятся лошади. И я сам недавно начал ездить верхом.
— Сколькими языками вы владеете?
— Поскольку моя мать американка, я изначально начал говорить на английском. Потом выучил французский и говорю на нем до сих пор. Также у меня был период, когда я активно практиковал немецкий, когда жил с бабушкой-немкой, но потом его забыл. Теперь остались только французский и английский.
Потом, правда, пришло увлечение русским языком и русской культурой. Мне хотелось бы научиться читать на этом языке, общаться на нем, но пока это мне не удается. Я знаю несколько слов, которые слышу от своей дочери, ведь она наполовину русская (Настя Голубева-Каракс — дочь режиссера от российской актрисы Катерины Голубевой, погибшей около года назад. — Н.К.). Я с ней общаюсь и кое-что запоминаю. В основном это что-то из мира детей, например, названия животных: «рыба», «лошадка», «собака». (Говорит эти слова с легким акцентом.)
— Почему я спросил про языки: ведь в начале карьеры режиссера вы практически не разговаривали. С чем это связано? Вам казалось, что в мире и так слишком много шума?
— Так было не всегда. До
— Что это за момент, если не секрет?
Молча улыбается.
