Кирилл Пирогов: «Мы делали картину три года»
Кирилл Пирогов, актер Мастерской Петра Фоменко, в этот вечер дважды поднимался на сцену. Он получил приз имени Михаила Ульянова за лучшую мужскую роль в картине Виталия Мельникова «Поклонница» и Гран-при фестиваля, который зрители отдали тоже «Поклоннице». Режиссер-питерец не смог приехать на церемонию и просил Кирилла взять и эту награду. «Поклонница» — негромкая история любви Антона Павловича Чехова и начинающей писательницы Лидии Авиловой, восстановленная по ее воспоминаниям.
— Кирилл, не страшно ли было браться за Чехова?
— Страшно. Любому артисту, думаю, было бы страшно. Хотя я очень хотел еще поработать с Виталием Вячеславовичем — перед этим у нас был фильм «Агитбригада «Бей врага!», и я с большой благодарностью вспоминаю и ту работу, и эту. И именно с Мельниковым мне было не так страшно. С ним я, боясь, не боялся, скажем так... И я очень люблю Чехова — его пьесы, его рассказы, его юморески, публицистику — при том, что все его вещи разные, но ты везде его слышишь... У него ни одного лишнего слова нет — это его трудолюбие, про которое он писал в пьесах. Насколько я знаю, он был невероятный трудоголик — работал постоянно, не останавливаясь, при всех его жизненных перипетиях. Бунина ругал, что он мало работает.
— У вас была возможность погружения в атмосферу? Или вы приезжали в Питер, снимались, возвращались в театр, в Москву, потом опять на съемки?
— Мы долго готовились, и я много читал. Основа же — воспоминания Авиловой. Виталий Вячеславович же делал все через призму ее взгляда, ее книги. Я читал ее мемуары, воспоминания Бунина, перечитывал Чехова. В фильме цитируется рассказ «О любви», и, в общем, считается, что его появление связано с Лидией Авиловой. И то, что это было интересно, победило все мои страхи. Мы довольно глубоко и долго входили в материал, а потом встали, потому что то один коллапс случился, то другой. В результате делали мы картину три года. Вы не представляете, в каких условиях, на какие копейки Виталий Вячеславович снимал, ни разу ни на что не пожаловавшись.
Александр Касаткин: «Прощение — то, чего нам всем сейчас не хватает»
Фильм Александра Касаткина и Натальи Назаровой «Дочь» — пронзительная история взросления старшеклассников маленькой школы в маленьком городе, столкнувшихся с предательством и убийством, получила главный приз жюри и приз за лучшую женскую роль имени Натальи Гундаревой — Марии Смольниковой. Для Маши, ученицы Евгения Каменьковича, Геннадия и Натальи Назаровых и Дмитрия Крымова, это дебют. Выйдя за призом, она расплакалась. Наталья Назарова писала главную роль именно для Марии, и она это сыграла — ее героиня простила непростимое и сделала это так же просто и естественно, как не смогла сдержать слез на сцене. После церемонии мы поговорили с Александром Касаткиным про их картину и время, в которое она появилась.
— Саша, как вы думаете, это простое совпадение, что ваша картина о прощении самого страшного, что мог сделать человек, выходит сейчас, когда все друг друга обожают клеймить за пустые слова?
— Есть ощущение, что нас во время съемок сопровождало провидение: все вокруг нашей картины складывалось хорошо. На основе нашего сюжета — маньяк, убийства девочек-подростков — можно было сделать 50 разных историй, от мелодрамы до триллера. Но при всей жесткости истории мы взяли за камертон светлое ощущение, которое должно возникнуть у зрителя в результате. И все обсуждения шли в основном не о том, как камера должна двигаться, а о том, что мы хотим этим сказать. И мы нашли города Касимов, Елатьму — на границе Рязанской, Тамбовской и Владимирской областей. И там каждая улица, каждый дом рассказывали сами нашу историю. Жители — и взрослые, и школьники — принимали участие в съемках, и мы до сих пор с ними списываемся, общаемся. И это пространство дало нам свет надежды, который появляется в финале, несмотря на мрачность сюжета. Мы не хотели дидактики — ни в коем случае, чтобы не давить на зрителя, а говорить: всегда есть выбор. Можно участвовать в столичном балагане, а можно жить в той же Елатьме, когда в семьях, где по трое-четверо детей, еще берут двоих из детдома. У нас водителем работала женщина из местных, у которой в 32 года шестеро детей. Конечно, прощение и внимание, любовь к ближнему — то, чего нам так сейчас не хватает. У нас же жизнь стала строиться по законам кинодраматургии: если конфликта нет, то и неинтересно. И у многих стало смыслом жизнь — если где конфликт, значит, в нем и надо существовать. Или его инициировать.
Виктор Сухоруков: «Остров» — мощная отметина в моей биографии!"
Поскольку фестиваль был юбилейным, у нас была программа «Великолепная семерка „МК“. Лучшее за 10 лет». И в ней, по мнению зрителей — наших главных судей, победила картина Павла Лунгина «Остров». За призом на сцену весьма экстравагантным способом, оживившим церемонию, «вышел» Виктор Сухоруков, сыгравший в «Острове» одну из главных ролей — отца Филарета. Виктор Иванович сначала сел на край сцены лицом к залу, потом легко крутанулся на «пятой точке» и практически вспорхнул из этого положения к микрофону. Мы встретились после вручения за кулисами.
— Виктор Иванович, вы только что говорили со сцены, что именно сегодня утром вам передали забытый год назад в Питере на гастролях пакет с сувенирами и записками от зрителей, где было написано: «Я видела лучший фильм всех времен и народов — это „Остров“! Вот это сюжет!».
— Честно скажу, что я не ожидал, что наш фильм назовут лучшим фильмом десятилетия, хотя я, конечно, горд, что причастен к этому. Но и устыдился, что сейчас со мной рядом не было Петра Мамонова, Димы Дюжева. Для меня это, конечно, знаковая картина — мощная отметина в моей биографии. После нее я настолько привязался к Лунгину, что, не скрою, просился в «Царя», но он меня не позвал... Но то, что произошло на «Московской премьере», наш приз — для меня это грандиозное событие, и я этому очень рад.
— Отец Филарет для вас — любимая роль?
— Любимых ролей у меня несколько, и по ним можно судить о диапазоне Сухорукова: это и «Комедия строгого режима», и «Про уродов и людей», и «Остров», и «Бедный, бедный Павел». Конечно таких ролей, как отец Филарет, я больше не играл, хотя очень бы еще хотелось, не обслуживая религию и церковную нашу организацию, хотелось пойти именно по пути умиротворения, совести, стыда, неких расшифровок заповедей — не пропаганды их, не кликушества, а понимания их — ведь они остры, горячи, кровеносны.
