Виктор Косаковский начинал трудовую деятельность разнорабочим на «Ленфильме». Работал ассистентом режиссера и оператора, монтажером на Ленинградской студии документальных фильмов. Картины «Беловы», «Среда 19.07.61», «Павел и Ляля», «Тише!», «Свято» и другие принесли ему немало российских и международных наград. Недавно Виктор Косаковский приступил к разработке нового 3D-проекта «Град Петров» о родном Санкт-Петербурге.
— Город предстанет в разное время года и с разных точек — с воды, воздуха, земли, промытый, без рекламы, — рассказывает о своей идее Виктор Косаковский. — Надо торопиться, чтобы запечатлеть уходящую натуру, характеры переулков, площадей и улиц, пока еще есть что снимать, пока не все снесли и развалили. Сопровождать действие будет музыка Андрея Петрова. Понадобится проектор, воспроизводящий не привычные 24 кадра в минуту, а 120. Правда, денег на реализацию этого проекта пока нет, только обещания кругом!..
«Если из вас не прет художественное нутро, зачем заниматься кино?»
— Виктор, правда ли, что однажды вы отказались от мастерской в Санкт-Петербургском университете кино и телевидения из-за рубашки?
— Я попытался там набрать курс. Меня самого три года не брали во ВГИК. Трудно сказать человеку, что он не талантлив. Можно ошибиться, искалечить человеку жизнь. Я придумал пять экзаменов разной степени сложности. На последнем долго разговаривал с ребятами, а потом вышел. По моей просьбе секретарь задала вопрос: «Виктор спрашивает, какая на нем рубашка?». И ребята не ответили. А она была необычная, с поднятым воротником, специально под бабочку. Не заметить это трудно, согласитесь?
— Но, возможно, что-то другое поглощало внимание ребят?
— Тогда ты не режиссер, раз не используешь зрение и уши. На вопрос: «Ты глаза своей матери видел? Какого они цвета?» — люди отвечают: «Не помню». Почему рубаха у человека такая или зуб? Целая жизнь стоит за этим. Талант кинематографиста в том, чтобы увидеть то, чего другие не замечают. Я много курсирую по киношколам мира, вижу работы студентов. В основном люди следуют кинематографу, который с 70–80-х годов не менялся. Арабские страны еще выдают необычный результат, ведь у них нет традиционной кинокультуры. Там пытаются запечатлевать образы, о чем у нас забыли. Исходный пункт российской киношколы: я хороший человек, у меня есть желание спасти мир. От нас ждут культурных и художественных потрясений. А мы думаем, что достаточно рассказать историю и быть хорошим человеком. Если это посыл, тогда не надо идти в режиссуру. Отправляйтесь в церковь, школу, больницу, будьте нянечкой, открывайте хоспис. Если из вас не прет художественное нутро, желание сделать сумасшедший фильм, зачем заниматься кино?..
«Талантливые люди в искусство не идут, они в Сети»
— Должен ли режиссер положить жизнь на алтарь искусства?
— Мы разговариваем с вами, как люди из прошлого. Этот вопрос можно было задать тридцать лет назад. Но сегодня в мире снимается безумное количество фильмов. Режиссера в Нью-Йорке встретить легче, чем таксиста. Мы научились создавать изображение, монтировать, умеем раскладывать историю на картинки. Но если не сейчас, то завтра точно будет востребован только уникальный по форме и содержанию продукт, и только тот, кто видит мир по-другому.
— Не следствие ли вашего максимализма то, что вы снимаете раз в семь лет?
— Вопрос глубже. Мы уходим в эротическую тему. Человек неосознанно меняется. Между мужчиной и женщиной разница не только в том, что мы иначе выглядим и имеем другое физическое устройство. У нас разный цикл взросления. Люди умеют быть молодыми. Они не учатся стареть, особенно женщины. Редкие из них с возрастом приближаются к аристократическому идеалу. А в основном же закисают и выглядят бабушками. Конфликт в этом. Обратите внимание: талантливые люди в искусство не идут, им интереснее в Google, привлекательнее создавать какую-то социальную сеть.
— Это связано с материальными обстоятельствами?
— Совершенно нет. Это связано с тем, что мужчина по природе своей нацелен на открытие новой территории, а женщина — на освоение. Она делает кинематограф уютнее.
«Автор следит за тобой, знает о твоих чувствах — в этом магия»
— Где сегодня благоприятнее условия для работы — в Европе или в России?
— Всюду одна и та же беда — зритель исключен из кинопроцесса. Он и не подразумевается.
— Но, снимая кино, разве вы думаете о зрителе, а не о собственных идеях?
— Когда монтирую фильм, представляю себе некий собирательный образ зрителя, семь—десять человек. Один из них — мой сосед. Фантазирую, что он и люди его круга скажут. Мой сын «сидит» в голове, такие люди, как Сокуров, Ларс фон Триер. Исключать зрителя из кинопроцесса невозможно. Кино, каким оно было при своем рождении, заставляло людей в зале поверить в то, что надо воспринимать некое явление именно так, а не иначе. Достоевский стал предтечей кинематографа. Читаешь и вдруг видишь на какой-то странице слова: «Что, скучно тебе, читатель?». А в этот момент ты как раз подумал: скучновато. Да, я знаю, продолжает Достоевский, а вот почитай-ка следующую страницу. И ты понимаешь, что автор следит за тобой, знает о твоих чувствах. В этом магия. Мы смотрели классику и были потрясены. Она давала возможность испытать эмоции, которых до того многие не знали. А кто поразил нас за последние двадцать лет? Искусство перестало быть потрясающим.
— Все ли получилось так, как вы хотели, в вашей картине «Да здравствуют антиподы!»?
— Редкий случай, когда я на 70 процентов доволен. Но, испытав еще раз на себе европейскую систему кинопроизводства, пришел к выводу, что в ней не меньше проблем, чем в российской. Парадокс в том, что мы все еще пытаемся развлекать, а этим давно занимаются другие — телевидение, шоумены. Документальные картины принимаются к рассмотрению, если они укладываются в телевизионный формат. Уже все поняли, что документальное кино надо делать для киноэкрана. Мы же готовим будущих режиссеров, исходя из того, что единственная возможность его показать — телеканал. При чем здесь киноискусство?
