Пан режиссер

Кшиштоф Занусси: «К женщинам надо прислушиваться»

Польский режиссер Кшиштоф Занусси — классик мирового кинематографа. Он снимает фильм за фильмом, иногда по нескольку за год. Большинство из них обласканы мировыми кинофестивалями. Близкий друг Анджея Вайды, он также питает особые чувства к русским. В его гостеприимном доме под Варшавой частенько гостят русские студенты, он неизменный гость наших кинофестивалей.

А недавно он поставил на сцене Театра на Таганке спектакль «Король умирает» по пьесе Эжена Ионеско с Валерием Золотухиным в главной роли. Обычно пан Кшиштоф, как достойный сын своей страны, в разговоре с журналистами застегнут на все пуговицы, но в последний свой визит он неожиданно открылся с другой стороны — рассказав о своей частной жизни.

Кшиштоф Занусси: «К женщинам надо прислушиваться»
Катание на лошадях с женой.

«Деньги — это крылья»

— Пан Кшиштоф, вы поставили спектакль «Король умирает» специально для Золотухина?

— Совершенно верно. Мысль поставить данную вещь пришла мне в голову год назад, когда я с ним познакомился. Считаю, это абсолютное попадание в роль, и мы с Золотухиным совпадаем и по темпераменту, и по многим другим параметрам. Так что работалось нам легко.

— У вас есть фильм «Жизнь как смертельная болезнь, передающаяся половым путем», да и в других ваших картинах вы часто размышляете на эту тему...

— Я из поколения, чье детство выпало на Вторую мировую войну. Когда сталкиваешься со смертью в столь юном возрасте, это обязательно оставляет след... Нынешнее общество потребления ориентируется на вечный карнавал, пытается вообще забыть о конечности жизни, будто бы и вовсе нет такого факта. Но мечта о постоянном празднике — глупая, и обязательно надо трезветь. Философия радоваться без передышки — утопическая. Тогда надо бесплатно раздавать наркотики, и гедонизм будет процветать до самого конца. Как понимаете, я совершенно против подобного тупикового пути развития. Причем тысячелетняя мудрая история нашего мира это подтверждает, но всегда находится кто-то молодой, наивный, быстро разбогатевший, не имеющий прочных корней, памяти, культуры поколений, который будет активно агитировать за дурную, развращающую жизнь, а потом с удивлением обнаружит, что и он смертен. И в эпоху кардинальных перемен такие люди, уверенные, что последние модели шикарных автомобилей, роскошные особняки — вот истинная цель, появляются в большом количестве.

— Считаете, деньги портят?

— Ни в коем случае. Деньги — это крылья. Но только одни летают, а другие нет. Лично про себя могу сказать, что, естественно, ценю деньги, радуюсь, что они у меня есть. Все-таки их лучше иметь, нежели наоборот. Но, главное, надо определить им правильное место в своей жизни. Разумеется, нельзя доводить себя до состояния, когда нечем платить за учебу детей, за лекарства, если заболеешь. В таком случае, когда не можешь обеспечить элементарные потребности своих близких и самого себя, тебя будет преследовать чувство глобального неуспеха. Хотя я не считаю, что бедность — порок. Скорее люди в чем-то серьезно ошибаются, раз довели себя до подобной беды, поскольку в современном мире человек обязан поддерживать свое благосостояние на нормальном уровне. И в развитых странах это довольно легко сделать.

«Самый сильный страх был выпасть из привычного социального круга»

— В своих работах вы неоднократно показывали деспотичного отца. Это из детства?

— Да, но я, конечно, где-то преувеличивал, поэтому отец себя никогда не узнавал. У нас с ним был такой типичный вечный спор отца с сыном, несмотря на глубокую любовь и в целом бесконфликтные отношения. У меня к родителям всегда было особое чувство благодарности за то, что они меня просто физически спасли во время войны, поскольку опасных ситуаций было много. Потом они многим пожертвовали, чтобы я получил хорошее образование. Мы жили в нищете, но им удалось привить мне родную культуру, хотя в послевоенное время, как представители высшего класса, они были сильно унижены, притеснены. Семья была богатой до войны: папа — инженер, архитектор, предприниматель, маме досталась мебельная фабрика от деда, она ей руководила...

— И вы унаследовали от них предпринимательскую жилку?

— Думаю, в определенной мере. Я же директор государственной студии, занимаюсь кинопроизводством, причем успешно — двадцать лет наша фирма функционирует, и это при отсутствии какой-либо сторонней поддержки. Кроме того, по просьбе нашего правительства я в течение нескольких лет трудился в качестве члена наблюдательного совета агентства Польши для заграничных инвестиций. Естественно, изначально сотрудничество с бизнесменами явилось для меня неким сюрпризом, но постепенно я освоился, было приятно, что исполняю свой гражданский долг и полезен в этом качестве. Плюс была еще одна административная должность в коммунистические времена — вице-президент Союза кинематографистов Польши. И сегодня я сижу во множестве фондов. Буквально на днях был снова избран в Академию европейского кино, в которой состоял с тех пор, как она зародилась. Но все равно это побочная деятельность, настоящее искусство мне ближе. (Улыбается.)

— Вы говорите на пяти европейских языках. Учеба всегда давалась легко?

— Наоборот, тяжело. Но я себя заставлял, иначе мог просто навсегда выпасть из привычного социального строя. А мы с семьей этого боялись больше всего. Нам было важно не потерять достойный уровень жизни. Например, даже тогда, когда на столе был лишь творог, мы с родителями соблюдали весь этикет, вели интеллектуальную беседу и соответственно держали себя. Имея минимум одежды, мы с отцом надевали рубашки, галстуки, не позволяли себе облачиться в пуловер на концерт классической музыки и, главное, не пропускали этот самый концерт. Проникали в зал любым способом, даже когда не хватало средств на билеты. И такой порядок существовал во всей нашей громадной среде интеллигенции. Мы старались не опускаться, быть выше мата, который сразу причислял к хамам, ни при какой ситуации не садиться кушать на газете в кухне или выходить из дома в нечищеной обуви. Одним словом, всячески сопротивлялись этому новому навязанному режиму. А как же уставали наши родители! Помню, мама в 50-е годы ехала на работу на трамвае полтора часа в одну сторону, получала мизерную зарплату, но, возвращаясь домой, всегда красиво накрывала стол в гостиной, правильно расставляла тарелки... Наш быт всегда был элегантным.

«Одинаковый вкус на людей — залог удачного брака»

— Вы поддерживаете тот же порядок и в своем нынешнем доме под Варшавой?

— Да, мы с женой живем за городом. Эльжбета часами пропадает в саду, но и дома у нас уютно и гостеприимно. Дом слишком большой для нас двоих, поэтому постоянно кто-то гостит из общих друзей или мои студенты из разных стран, где я читаю лекции. Для них я немного папа, немного брат, советчик. Порой до тридцати человек у меня под крышей собирается, и некоторых я вожу, показываю Европу... И у нас очень мощный семейный клан. У нас приняты ужины с многочисленными родственниками, долгие разговоры за трапезой...

— Дом у вас отделан в национальном стиле?

— Одна его часть — старая, традиционная, а новая — уже современная, стеклянная. В комнатах есть антикварные предметы, но в принципе остальные вещи вполне актуальные. Генеалогическое древо наше семейное висит на стене.

— В одном интервью вы признались: жалеете, что женились поздно, в сорок лет. Почему?

— В юности у меня была очень сильная любовь, которая закончилась трагически, не браком, девушка оказалась неизлечимо больна... Но я не хочу ворошить сейчас эту далекую историю. Главное — потом, в течение лет пятнадцати, я был полностью, совершенно сознательно ориентирован на профессию... Надо сказать, на слишком долгий срок я ушел в работу. Притом мою жену-ровесницу я знал уже в то время, но пристальное внимание на нее обратил гораздо позже. Откровенно говоря, то, что мы вместе уже тридцать два года, скорее даже ее заслуга. Просто в какой-то день она сказала: «Надо определяться!» (Улыбается.) Вы же знаете, что в жизни самые трудные решения, как правило, принимают женщины. И мудрость в том, чтобы к ним прислушиваться.

— Значит, вы знаете некую формулу долголетнего союза?

— Если подсказывать практически, то в поиске своего человека надо, во-первых, смотреть, какой у него вкус. Причем не на искусство или гастрономию, а на людей. Когда вам нравятся одни и те же люди, и так же вы испытываете неприязнь к другого сорта людям, это уже обнадеживающий признак того, что брак будет удачным. А во-вторых (на Востоке это правило, в отличие от Запада, приживается плохо), супружество — прежде всего работа, а не какие-то сумасшедшие чувства... Все эти зверские, эгоистические, варварские проявления лучше в себе подавлять. Вот когда человек готов многим жертвовать ради развития, блага другого, тогда это настоящее. И это должна быть взаимная отдача, забота о партнере, уважение.

Знаете, я искал женщину, похожую на мою тень, за которой я бы ухаживал. Но в реальности оказалось, что все совсем по-другому. Супруга у меня с твердым, практически мужским характером, светлыми волосами и ясными голубыми-голубыми глазами, в которых посверкивает металл. Несмотря на то что у нее художественное образование, она не эфемерна — практична, все умеет, построила мне уже шесть домов, руководила всеми рабочими бригадами, архитекторами... Школу для детишек мы выстроили, и это тоже ее заслуга. Она замечательный организатор. Как и я, любит животных: у нас живут три коня в конюшне, в доме девять собак, некоторых из них Эльжбета буквально спасла, три кота, один из которых, полосатый Тигрис, имеет отвратительную привычку временами покидать нас, очевидно, ради другого хозяина, и нам приходится переживать, а потом его отчитывать. А уж когда я привожу с собой компанию в десять человек, надо быть гениальной женой, чтобы не злиться, а накормить всех вкусным обедом.

— И какие блюда вам нравятся больше всего?

— О, я постоянно борюсь с весом, потому что люблю кушать. Особенно поклонник рыбы, майонеза — моего любимого соуса. Неравнодушен к французской, итальянской кухне. Польская не так заразительна, но в ней тоже есть привлекательные моменты.

— Ваши дни всегда подчинены строгому режиму?

— Безусловно. Я дисциплинирован, и каждый мой день расписан. У меня же спектакли, телевидение, лекции, написание книг, еще я в Польше занимаюсь международным фестивалем вместе с немцами, так что летом приезжайте! Кроме того, Большой драматический театр им. Товстоногова на берегах Невы пригласил меня поставить пьесу в их новом здании. И, между прочим, у меня уже готов новый сценарий, и я надеюсь на совместное с Россией производство фильма «Чужое тело». Это современная история, направленная на защиту нормальных женщин от феминисток. Я не имею ничего против движения как такового, но слишком уж воинственный феминизм, на мой взгляд, похож на плохой холестерин, который рождает уродливых баб от бизнеса. Их манит лишь блестящий успех, и они не хотят быть женственными, становясь даже не мужиками, а еще хуже. И это страшно. В моем сюжете такие раскованные женщины преследуют мужчину, молодого итальянца, в огромной международной корпорации... А он оказывается верующим христианином, и подобное поведение «без тормозов» ему чуждо. Мне показался этот провокационный материал любопытным.

— В таком плотном жизненном расписании, которое вы себе составили, есть время, когда вы ничего не делаете?

— Я придерживаюсь мнения, что отдых должен быть столь же интенсивным, как и работа. Люблю кататься на горных лыжах, и каждую зиму мы обязательно едем в Италию. И еще я обожаю прогулки на лошадях. Лежать на диване и смотреть телевизор мне неинтересно.

Что еще почитать

В регионах

Новости

Самое читаемое

Реклама

Автовзгляд

Womanhit

Охотники.ру