— Александр Анатольевич, героями ваших картин были Ломоносов, Николай Вавилов, Емельян Пугачев, доктор Живаго, а теперь в центре фильма какая-то примитивная, полуграмотная девочка, предающая собственную мать. Чем вас заинтересовал такой персонаж?
— Своей обыденностью. Таких, как она, очень много во все времена. За подобных людей всегда думают другие: Сталин, партия, комсомол или сегодняшние самодовольные дядьки из телевизора.
— Чем эта история из прошлого рифмуется с сегодняшним днем?
— Мы по-прежнему одной ногой застряли в советском прошлом, а другой пытаемся шагнуть в не слишком ясное будущее. Нам обещают, что оно несомненно лучезарное. Но оно таким не станет до тех пор, пока общество не вынесет решительный и однозначный вердикт
— То есть советское живо даже в тех, кто родился десятилетия спустя? Это диагноз?
— Очень может быть, что изменения тогда произошли на генном уровне. В «Искуплении» речь не только о войне и ее последствиях, а больше о том, что все мы, в общем, хорошие люди, но отчего-то создаем себе невыносимую жизнь. Я ведь неспроста занимаюсь много лет почти исключительно историческим кино, причем в основном восемнадцатым веком, когда окончательно сформировалась российская государственность, и двадцатым, когда сложился особый тип советского человека. Селекция шла очень долго. Еще в XVIII веке каждое новое царствование уводило старую элиту в тень, потом расправлялось с ней. При советской власти было то же самое, только еще стремительнее. Устанавливалась новая элита, ее изводили, появлялась новая. Это планомерное вымывание из нации того, что называется «герои».
— Ваш фильм — настоящий кинороман, в нем много ярких персонажей, замечательно играют не только звезды — Андрей Панин, Татьяна Яковенко, Виктор Сухоруков, Сергей Дрейден, Екатерина Волкова, но и начинающие — Виктория Романенко и Риналь Мухаметов. Запоминается каждый. Как вы этого добились?
— Думаю, тут, прежде всего заслуга Горенштейна, его беспощадной писательской правды. Он писал о том, что хорошо знал изнутри. Не только судьбы персонажей «Искупления», но и судьба самого Фридриха полна трагических событий. Его отец, экономист, написавший диссертацию о нерентабельности колхозов, был расстрелян. Мать умерла во время войны в поезде на руках у малолетнего сына. Проза Фридриха насыщена многими деталями, которые чрезвычайно важны для создания подлинности и достоверности атмосферы, понимания характеров. Артистам было что играть.
— Молодые герои: идейная комсомолка Александра и ее возлюбленный, молодой офицер с необычным именем Август, очень убедительны. Артисты — ровесники своих персонажей, но ведь та жизнь для них — как другая планета. Где вы их нашли и как добились такого точного понимания своих ролей?
— Вика Романенко — актриса «Современника», Риналь — из мхатовского училища, учится у Кирилла Серебренникова. Роли трудные у обоих. Можете ли себе представить, в какое чудовище превратилась бы посадившая свою мать героиня Вики, если бы не случилось внезапного события, изменившего всю ее жизнь и ее саму до неузнаваемости? Это событие — он, Август, молодой лейтенант, вернувшийся в родной город, где в войну была зверски убита вся его семья. Любовь — это всегда прозрение души. И единственное спасение, свет в монотонной беспросветности послевоенной жизни. Конечно, актерам, особенно молодым, сыграть такое совсем не просто. Это нужно прожить. И моя задача, скорее, спровоцировать их на нужные мне эмоции, опираясь на их личный опыт, на их маленькие секреты. А вот как это делается — уже моя профессиональная тайна.
— Каким образом камере Геннадия Карюка удалось настолько адекватно передать атмосферу послевоенного времени?
— Геннадий Васильевич трудился после войны на шахте. Эпизод со взрывом, когда в шахту бросили бомбу и все взлетело на воздух, ему знаком с послевоенного детства. Кстати, и Фридрих Горенштейн работал после института на шахте в Донбассе, он едва не погиб там от взрыва. Многое сохранилось в памяти нашего послевоенного поколения. А вот дворик, ставший центром событий «Искупления», оживлять с помощью памяти нам не пришлось. Мы его нашли в Туле, там жизнь как будто застыла с послевоенных времен. Жильцам дома, расположенного в самом центре города, рядом с Тульским кремлем, до сих пор приходится обходиться без воды и канализации.
— Вместе с Фридрихом Горенштейном вы мечтали сделать фильм по его роману «Под знаком тибетской свастики». Свой давний замысел собираетесь осуществить?
— Проект дорогой, сложный, до сих пор так и не нашлось смелых продюсеров, готовых на него решиться. Кстати, первый вариант сценария Фридрих писал для Ларса фон Триера. Но выяснилось, что Триер никогда не выезжает далеко, не летает самолетами, и вообще ему все это не очень-то интересно. Это для нас было бы важно снять фильм о бароне Унгерне. Он противоречивая пассионарная личность. Герой и антигерой одновременно. Не дай бог, подобный исторический персонаж возникнет в будущем. Ведь ксенофобия и нетерпимость всегда оборачиваются потоками крови.
