— Иван, вы же хорошо помните те времена, так?
— О, времена были замечательные. Но тут надо сделать поправку, что и возраст был другой. Юный и энергичный. Плюс мы пожинали плоды перестройки: все вдруг поменялось, изменилось. Было здорово.
— Сейчас не так здорово?
— В каждом времени свое здорово. Сейчас общество стабилизировалось. В судьбе появились какие-то изменения. Я здороваюсь с каждым вторым человеком на улице.
— Алкогольное опьянение приходилось играть на съемках или все было натурально?
— Натурально было до съемок, а на съемках особо не выпьешь. Во-первых, тяжело, во-вторых, бессмысленно: и не погуляешь, и не поработаешь. Хотя тогда мы колдырили крепко. Но вне съемок. Блин, ну мы должны были это делать чисто по возрасту. (Улыбается. )
— Насколько правдоподобен этот абсурдный сюжет?
— Вполне. Тогда так и решались все вопросы. В этом плане все было достаточно активненько.
— И вам приходилось общаться с криминальными авторитетами?
— И не с одним. Некоторых из них уже нет в живых. Недавно Япончик умер. Мы были хорошо знакомы. Как-то случайно пересеклись на каком-то фестивале. Играла “Бригада С”, мы сидели рядом за столиками в гостинице “Россия”. Он оказался очень начитанным человеком. Тогда у нас только-только появились “Сто лет одиночества” Маркеса. Он прочел, я прочел, и мы начали это обсуждать. Когда он в Америке сидел, мы переписывались. Когда вернулся сюда, тоже несколько раз встречались. Никогда не видел его с той стороны, которую называют криминальным авторитетом. Знал, что он это делает, но со мной он себя вел как обычный человек.
— Тоже вместе колдырили?
— Нет, с ним не приходилось. Я предпочитал компанию рок-н-ролльную.
— Почему киношники так часто находят общий язык с представителями криминального мира? Роднит одна и та же тяга к авантюризму?
— В некотором смысле да. Ведь что такое кино? Это форс-мажор. Сумасшедший дом, постоянные риски, беготня. И по уровню стресса это похоже. И потом, кино часто использовали для слива денег. В 90-е годы это был один из самых интересных пунктов. В нем топили деньги немереные, а деньги были криминальные.
— Недавно в интервью, отвечая, зачем сегодня выпускать этот фильм в повторный прокат, режиссер Константинопольский назвал поколение двадцатилетних идиотами. Вы тоже так думаете?
— Гриша склонен к преувеличениям. Скорее всего, он так не думает, потому что поколения ничем не отличаются друг от друга. Двадцатилетние сегодня ровно в той же степени идиоты, какими были и мы в их возрасте. И они будут такими же, какие сейчас мы, когда достигнут нашего возраста. Стоило ли снова выпускать этот фильм? Наверное, стоило. Потому что на том уровне, что делается сейчас, тот фильм выглядит актуальным и в 99 процентах лучше. По конструкции, по актерам, по режиссуре.
— А Федор Бондарчук там специально Валерия Тодоровского играет в парике и очках?
— Нет, нет. Тогда это просто была модная прическа.
— У вас тоже была модная прическа.
— (Смеется. ) Да, у меня была дикая прическа. Это Гриша придумал, что у меня должны быть кудрявые волосы. Стали делать мне накладки, но они не пришлись, только одна удержалась. Решили так и оставить. Типа это модно.
— Ваша речь о состоянии российского кино на открытии “Кинотавра” в чем-то перекликается с пространными монологами вашего героя в “Восьми с половиной долларах”. Вы это специально?
— Нет, случайно. А просто ничего не поменялось. Основные приоритеты остались те же самые.
— И криминал так же топит деньги в кино?
— Сейчас нет. Теперь он легализировался. Сегодня крупный криминал — это буржуа, а мелкий, дворовый, так и остался в 90-х либо их поубивали конкуренты.
— Вы говорите, что ничего не поменялось. И все же что было такого крутого в 90-х, чего нет сейчас?
— Можно было подохнуть каждую секунду. Слишком был активный мир. Сейчас это все в бумагах теряется юридических. А тогда было не так. Десятками людей топили в секции парового отопления за недоплаченные вовремя по фильму деньги.
— Скучаете по тому времени?
— Очень скучаю!
