“Своим фильмом совершенно не хотел разрушать великую страну”
— После фильма “Идиот” вы сказали, что считаете себя классиком? Не изменили свое мнение о себе?
— Это я погорячился.
— Но ведь скромность не всегда украшает человека. Тем более режиссера. К тому же вы сняли несколько культовых фильмов. Кстати, слово “культовый” вас не раздражает?
— Заглянем в Википедию: “Культовый — это фильм, вокруг которого поклонниками создается почитание, длящееся десятилетиями после премьеры фильма в кинотеатрах”. Я, увы, ничего такого не снял, поэтому ничуть не раздражает.
— Ну да, просто вы снимаете очень качественное кино.
— Вот с этим я согласен, тут спорить не буду. Как говорится, некуда правду девать…
— А вы не жалеете, что сняли “Собачье сердце”? По-моему, этот фильм очень здорово разоблачил всю советскую власть с ее социализмом и таким образом повлиял на мозги трудящихся до такой степени, что они послали эту компартию очень далеко.
— С тем, что это повлияло на отношение людей к существующей советской действительности, я согласен. Но советская действительность сильно отличалась от социалистических идей, которые я разделял и разделяю. Вот цитата профессора Преображенского из “Собачьего сердца”: “…где у Карла Маркса написано, что второй подъезд по Колобуховскому переулку нужно забить досками и ходить вокруг через черный ход? Нет такого у Карла Маркса!”… Я полностью с ним согласен. И это не мешает мне быть членом Коммунистической партии.
— А вот некоторые люди очень жалеют, что когда-то в перестройку наезжали на систему, после чего рухнула великая страна. Например, взглядовец Александр Любимов так сейчас говорит.
— О том, что разрушилась великая страна, я тоже очень сожалею и скорблю вместе с господином Любимовым. Как и каждый, на мой взгляд, непредвзятый человек. Патриот своей страны, если проще. Я своим фильмом совершенно не собирался разрушать великую страну, а лишь вместе с господином Булгаковым хотел сказать про то, что “…не надо форсировать процесс”. Полностью разделяю эти мысли. И ни от чего отказываться не собираюсь.
— Но Булгаков, наверное, будет актуален еще очень долго. В нашей жизни вы много видите швондеров и шариковых?
— Я так особенно не всматривался. Хотя вы правы, швондеры и шариковы остались, перешли в сегодняшний день, только другие слова говорят.
— При этом квартирный-то вопрос вроде бы у многих уже решен.
— И даже очень хорошо. Но существует масса других вопросов, которые, к сожалению, у нас как-то не решаются. Ну что делать.
— Ну а вы в себе иногда находите этого Шарикова?
— Бывает. Иногда Шарикова, иногда Швондера. Но больше нахожу Чичикова, Ноздрева, Манилова и прочих господ… Ведь вся история с “Мертвыми душами” — это портрет русского общества на все времена. А Булгаков, как известно, считал Гоголя своим учителем.
“Я просто хотел не умереть с голоду”
— Скажите, зачем вы снимали “Улицы разбитых фонарей” под псевдонимом?
— Потому что я его не сделал до конца. Снимать-то снимал, но озвучивал уже не я. Часовая серия “Ментов…” стоила 10 тысяч долларов, включая оплату меня как сценариста, как режиссера, оплату актеров, камеры и всего, что нужно для съемок. Сейчас на эти деньги можно… ну, приехать на съемку одного эпизода. А это было началом нашего сериального движения. Раньше, конечно, тоже сериалы снимали, но следовали мексиканским и бразильским канонам. А там — девушка приезжает в город, потом она рожает ребенка, его крадут, ребенок вырастает, она его находит, он женится — и при этом ничего практически не меняется вокруг. В России такое невозможно. Мы живем на вулкане. Поэтому “бразилия”, как говорится, не шла, а эти незамысловатые ментовские сюжеты стали у нас необыкновенно популярными, ведь они были похожи на правду. Актеры, которые там снимались, приходили в своем, другого ничего не было. Это были голодные времена в прямом смысле слова. Но я никогда не стыдился, что делал тогда.
— Вы просто хотели попробовать себя в новом жанре?
— Я просто хотел не умереть с голоду. Ведь последний свой фильм до того я снял в 92-м. То есть 4 года я не работал, а неработающий режиссер не получает денег. Жить-то на что, семью на что кормить?
— Глядя на вашу фильмографию, можно сказать, что вы снимали фильмы лишь тогда, когда вам хотелось высказаться как гражданину на какую-либо важную для вас тему, либо это было интересно творчески.
— А как может быть иначе?
— Может. И вы наверняка знаете множество режиссеров, которые не умирают с голоду, но снимают всяческую лабуду исключительно из-за хорошего бюджета.
— Мне кажется, что человек всегда работает так, как может. Ну а если не может… Во времена моей молодости на худсоветах была употребляема такая шутка: “Режиссером может быть любой человек, не доказавший обратного”. Иногда мне кажется, что сейчас на телевидении проводят эксперимент: “А можно ли сделать еще хуже?”. Во многих случаях это удается.
— Вы можете про себя сказать, что ниже определенной планки не опуститесь никогда?
— Она у меня одна. Что бы я ни снимал — “Ментов” или “Идиота”, — я отношусь к своим фильмам совершенно одинаково.
— Тогда до какой степени фильм “Тарас Бульба” важное для вас высказывание?
— Этим фильмом я хотел сказать вместе с Николаем Васильевичем Гоголем, что есть один русский народ, один-единственный. И этот народ переживает трудные времена в своей жизни. Но будем надеяться, что они пройдут, чего бы нам это ни стоило.
— А вас не смущает, что это идет параллельно с новой государственной идеологией, например, в отношении поляков?
— А разве они у меня плохо выглядят? Хорошие люди, гордые и красивые.
— Только они по другую сторону баррикад.
— Но это же не я придумал и даже не Гоголь. Так было на самом деле в нашей истории? Да.
— Так этот фильм не был государственным заказом?
— Вы что, смеетесь? Я никогда на заказ не работал. Я сам себе заказчик. И когда то, что я предлагаю, совпадает с мыслями людей, у которых есть деньги, получается кино. Меня спрашивают, почему я так часто снимаю экранизацию русской классики? Потому что я ее люблю и те, кто платит деньги на ТВ, тоже ее любят. Такое вот совпадение. У меня-то нет такого количества средств, чтобы снимать все что в голову взбредет.
— Кстати, по поводу денег. Надеюсь, у вас с юмором все в порядке?
— Черт его знает. Это вы должны сказать.
— Просто мне вспомнилась пародия в программе “Большая разница” на фильм “Тарас Бульба”. Вы не видели?
— Видел.
— И как?
— Что ж, каждый зарабатывает свой хлеб как умеет… Так что пусть веселятся. Я тоже смеялся. Но делать пародию на то, что никто не видел, бессмысленно. А “Тараса Бульбу” смотрели практически все. Вот это мне очень нравится.
— Но в этой пародии был намек по поводу бюджета вашего фильма, который, мягко говоря, был не до конца потрачен.
— Бред абсолютный! Фильм, кстати, не очень дорогой, 15 миллионов долларов. Столько же, сколько стоил, например, параллельно шедший “Иван Грозный”. Что, “Тарас…” беднее? Мягко говоря, не думаю. Но мне что, в суд на них подавать? Тем более что я был там не продюсером, а только режиссером.
— Да, это было бы глупо. Но скажите, наверное, на Украине “Бульба” был принят неоднозначно?
— Та я нэ знаю… Зато прокат был великолепный и на Украине, и в России. На тот момент мы победили демонстрируемые параллельно американские фильмы — вот что важно. И людей-то не загоняли на мою картину в кинотеатр палками, сами ходили. Посмотрите, кто в 2009 году стал лидером проката, и сразу все поймете.
— Насколько для вас важна эта массовость? Вы никогда не делали фильмы против течения?
— Какого течения? Кто течет? Куда?.. В зале тысяча кресел. Зачем они там привинчены? Кино в пустом зале — бессмысленно. Это не значит, что на экране должны быть только хохотальные комедии, но фильм своего зрителя обязательно должен найти. А когда никто фильм не смотрит, зачем же он тогда снят? Две с половиной тысячи лет назад был такой драматург Софокл. Его спросили: “Софокл, зачем ты пишешь пьесы?” Он ответил: “Для того, чтобы сделать граждан Афин лучше и укрепить государство”. По-моему, эта идея все еще не устарела — и народ, как выясняется, до сих пор на нее откликается.
— Но могут ли искусство, кинематограф и отдельно взятый фильм сделать человека лучше и тем более укрепить государство?
— Стремиться к этому надо.
— Так это же божественная миссия, а не человеческая. Человек мал для этого.
— Но если у меня в руках есть этот инструмент режиссуры, почему я не могу попробовать убедить вас в чем-то? Я и пытаюсь это сделать, что тут плохого?
— Значит, кино не для всех, где можно просто самовыражаться, не обращая внимания на зрителя, вас не устраивает?
— Лучше всего получается самовыражаться на государственные деньги. А без них самовыражаться значительно сложнее. Так называемое авторское кино должно иметь зрителя, оправдывающего его производство. Ну, например: итальянский неореализм, французская новая волна 50-х, американское новое кино конца 60-х — полные залы. И у них, и у нас. Но у нас, особенно у наших критиков, никогда не ценился профессионализм. Слушаю как-то одного критика. Говорит: “Боже, какой хороший фильм, как он мне понравился. Правда, на международном фестивале он ничего не получил, а наши зрители его не смотрят”. Тогда для кого этот фильм снимали? Три серьезных фестиваля, фильм ничего не получил и провалился в прокате, кому он нужен? Критику?
— В известном конфликте в Союзе кинематографистов вы на чьей стороне?
— Последний раз в союзе я был лет 15 тому назад.
— То есть для вас все, что там происходит, это одна суета?
— Мне просто неинтересно. Вот вы знаете, что сейчас у нас происходит в тяжелой промышленности? И я не знаю. Точно так же меня интересуют события в Союзе кинематографистов.
“Фильм Кары? Обыкновенное кооперативное кино”
— Владимир Владимирович, после фильма “Мастер и Маргарита” с вами ничего мистического не произошло?
— Стал здоровее, и блеск в глазах появился.
— У вас-то фильм антисталинский. А вы после вдруг взяли и в компартию вступили. Мистика какая-то, вам не кажется?
— Абсолютно не кажется. Автор так написал, вот фильм и получился антитоталитарным. Учитывая еще прямую параллель в романе между временем императора Тиберия и 30-ми годами в СССР… Собственно, существует два способа экранизировать произведение. Первый: когда оно является просто толчком для высказывания режиссера на ту или другую тему. А второй способ — желание режиссера поведать зрителю, что, по его мнению, хотел сказать писатель. Вот этим я и занимаюсь и поэтому снимаю фильмы так близко к тексту. У Булгакова мистика — лишь способ точнее рассказать историю, это социальный роман. А что касается компартии… Горбачев совершил ошибку, начав менять идеологию, а не экономику. Если бы он сделал наоборот, то мы бы жили в СССР, не было бы “межнациональных отношений” и экономика была бы мощнее китайской. Ну а господин Ельцин окончательно доломал страну, которой руководил. Это факт, и спорить со мной бесполезно, так что, дорогие товарищи, дружными рядами бегите вступать в КПРФ, ибо будущее России — социализм...
— Ой, чур меня! Но в “Мастере” просто бездна смыслов, и даже ваш многосерийный фильм полностью не мог их поднять.
— Вы думаете? Ну оставайтесь при своем мнении, я его глубоко уважаю.
— Вы смотрели “Мастера и Маргариту” Юрия Кары?
— Давно уже смотрел, лет шесть тому.
— И что скажете?
— Ничего, обыкновенное кооперативное кино 90-х.
— И вашему не чета?
— Что мне говорить? Пусть зритель определяет. Кино как кино. Сейчас только и делают, что сравнивают оба фильма. По-моему, на этом построена рекламная кампания у Юрия Кары. Вы знаете, сколько людей смотрели мой сериал “Мастер и Маргарита”?
— Да, рейтинги были очень хорошие.
— Не очень хорошие, а рекордные. Они превысили выступление президента на Новый год. 40 миллионов зрителей! Это очень серьезно. Желаю своему коллеге, господину Каре, таких же результатов.
— И все-таки по поводу мистики в кино. Она же существует. Помните последний фильм Александра Абдулова “Веселые похороны”, где он сыграл неизлечимого ракового больного? А в конце фильма он умирает. Не захочешь, а станешь мистиком. У вас Бездомного сыграл Владислав Галкин. И он умирает.
— И какая здесь связь? После “Мастера…” Галкин сыграл еще в двух или трех фильмах, и Абдулов, сыгравший у меня Коровьева, тоже потом еще снимался. А у меня он снимался уже очень больным человеком, даже просил: “Можно я не буду на репетициях ходить, мне тяжело?” “Конечно, Саша, можно”, — ответил я.
— В разных фильмах у вас снимались великие актеры: Евстигнеев, Миронов, Абдулов. Когда сейчас вы смотрите на нынешнее артистическое поколение, не становится грустно?
— Вы знаете, у нас был период в 90-х, когда все девушки пошли вместо актрис в проститутки либо модели и получился очень сильный спад в актерском деле. Но вот сейчас я снял кинофильм про Петра I, там сыграл Александр Балуев. Не знаю, насколько он молод, но считаю, что это крупнейший артист. Мне кажется, что он стоит вровень с Ульяновым, например. Также у меня снялась дочка Миши Боярского, Лиза. По-моему, это суперталантливая девочка, у нас растет просто героиня номер один. Фантастически талантлива Ира Розанова. И это только те, кого я видел сейчас... Так что есть еще порох в пороховницах. Да, был большой спад, но потихонечку выпрямляемся. Я верю в это. С артистами у нас всегда было хорошо. Режиссеры часто были полное говно, а артисты нормальные.
— То есть старческое брюзжание вам несвойственно?
— Да я таким уж стариком себя и не считаю. Если не умру завтра или послезавтра, буду снимать дальше, почему бы и нет.
— Как вы думаете, если бы Воланд и компания оказались сегодня в России, им было бы чем заняться?
— Нечистой силе всегда есть чем заняться, хоть здесь, хоть в Лапландии, ибо человек, увы, везде несовершенен. Чтобы проиллюстрировать бесспорность этого положения, попробуйте представить себе Воланда вечерком на богатой вилле около Рима или в Париже, например. “А не побомбить ли нам Ливию?” — вдруг предложит этот персонаж...
— Можете ли вы крикнуть нашей культурной и политической элите: Воланда на вас нет!
— Я всюду один, как Воланд. Так что для меня элита — это я. Что же я сам себе “Воланда на тебя нет!” кричать буду? Хотя, может, пора и крикнуть…
