— Так правда, что 70% успеха Кио — не столько сложность и интересность конкретного фокуса, сколько его стать, обхождение, голос, его натура?..
— Игорь всегда говорил: фокусы показывают многие, но известных иллюзионистов в мире — раз-два и обчелся. Почему? Да потому, что артистизм для нас на первом месте. Та же “загадка Копперфильда”: помню, когда Дэвид был в Москве, то одним лишь невероятным обаянием держал зал без всяких фокусов полчаса, пока публика подтягивалась… Или почему, например, муж так никому и не передал свое дело?
— Кстати, да, очень жаль.
— Потому, что смотрел на своего внука (тоже Игоря): “Он — не артист. Нет в нем этого…”. Я пыталась как-то его переубедить: “Ну выпусти его на арену, попробуй”. А муж отвечал: “Нет, и так все вижу. Мой аттракцион — не сундук с драгоценностями, чтоб я передал, а кто-то бы им просто владел”. Да и внук не проявлял большого интереса. Кио: “Иллюзия — большой труд. Но даже трудиться в поте лица — бесполезно. Либо ты артист — либо нет, и точка”. Что вы, насчет передачи аттракциона — очень переживала. Но получала один ответ: “Чтоб стало хуже — не допущу, а чтоб было лучше — претендентов не вижу. Пусть лучше на мне и закончится”.
— Почему отношения с братом не сложились?
— Ну как-то с детства они были далеки, хотя жили в одной квартире. “Но нас, — говорил Игорь, — ничего не объединяло: я любил футбол, Эмиль — баскетбол”… Так и не сблизились.
— Помню свое последнее интервью с Кио — он был очень удручен плачевным состоянием российского цирка, иллюзионного жанра…
— Вы знаете, он в какой-то момент разозлил и настроил против себя всю цирковую общественность, когда в каком-то интервью сказал, что “наш цирк умер!”.
— Это как раз было в моем интервью.
— Да? Все стали на него кидаться со словами “сам такой” и прочее. Нажил очень много врагов. Но он-то был прав! Кого до последнего момента интересовал наш цирк? Вон повела племянницу, так она заявила: больше не води! Допотопное, никому не нужное зрелище. А на “Дю Солее” просидела с открытым ртом как зачарованная… Муж, кстати, в последние годы тоже мечтал сделать программу а-ля “Дю Солей”, называя их образчиком хорошего вкуса. Не успел, не смог. Сейчас братья Запашные пытаются делать постановочные сказки, но это суть подражание, хотя и хорошему.
— Где-то прочел, что Кио никогда не заимствовал фокусы, сам придумывал.
— Игорь говорил: что есть фокус? Исчезновение, превращение, сожжение. Принцип один, существующий веками. Важно обставить все по-своему, а не глупо копировать друг у друга. Кио все делал сам — по 2—3 года вынашивал новый трюк! Реквизит заказывал на Туполевском заводе… А что сейчас? Вон по телевизору разоблачают фокусы, что крайне негативно отражается на жанре. Пропадает тайна. “Как вы это делаете?” — часто спрашивали у Кио. — “Ничего нет скучнее, чем рассказанный фокус”. Всегда между фокусниками существовала негласная договоренность: не объяснять. Но вот нашелся один американец…
— Кио даже животных с собой возил… Какой-то у вас случай был со львом неприятный?
— Фокус такой: стоит клетка, туда входила девушка, сверху — покрывало, клетка поднималась, затем покрывало скидывали — там уже огромный лев. Случая с ним было два — смешной и печальный. Смешной — это пресс-конференция в Штатах, где тамошние журналисты старались задать вопросы с подковыркой советским цирковым гражданам: “У вас есть родственники за границей?”. “Нет-нет, как можно!” — отвечает в ужасе директор. Никулин вдруг встает: “Есть. Лев у Кио — это родственник льва с эмблемы “Метро-Голдвин-Майер”!”. Печальный случай — один пьяный зритель после представления зашел за кулисы и сунул руку в клетку, никто не успел даже сообразить. Одно мгновение. Лев и откусил. Они, говорят, не любят запаха спиртного…
— Страшно сказать: Кио давал по 600 представлений в год. При этом он был состоятельным человеком?
— Зарабатывал много (начиная с перестройки, когда мы ушли из Росгосцирка), но и широты души был необычайной. Так тратил деньги, что становилось не по себе. Любил рестораны, где собирались большие компании; Кио всех угощал, всегда за всех платил, не позволяя кому-либо платить за него. Жил широко.
— Вы не были против?
— Я понимала, что это в его характере. Он говорил: “Я — взрослый человек, как живу, так и буду жить”. С ним невозможно было спорить.
— Ну вам как-то удавалось на него воздействовать?
— Ох, при внешней мягкости Кио был очень твердым человеком. Что-либо переделать в нем было невозможно. Я, конечно, очень к нему прислушивалась и уважала по жизни, понимала, что с ним надо соглашаться: в нем было главное, что должно быть в мужчине, — он был умным. Поэтому каких-то особых споров из-за денег не было. Мне даже нравилось, что я рядом с мужем, который за всех платит. Не люблю жадных — сидят, пересчитывают копейки… Разумом понимала, что лучше купить кофточку, чем просадить в ресторане огромную сумму, но… как-то хватало и на кофточку.
— Он мог себе позволить прикрикнуть?
— Эмоции сдерживать умел. Но когда начинал кричать — страшное дело. Еще будучи ассистенткой, очень боялась вызова к нему на ковер. Кричал не просто, а аргументированно. Внутри Игорь был человеком большой культуры и воспитания, таких сейчас почти не встречаю: не мог сидеть при женщине, всегда открывал даме дверь, целовал руку, почитал старших. Но дома мог ни с того ни с сего раскричаться. “Игорь, в чем дело?” — спрашиваю. “Ну а на ком еще я должен разрядиться?!”
— Одевался всегда со вкусом…
— Это у него от отца. Одних черных смокингов сколько висело — меня всегда удивляло. “У тебя есть уже один черный!”. — “Один смокинг — бедность, надо иметь несколько”.
— Выпить любил?
— До работы — табу, невозможно. После же — снимал напряжение. 100 граммов водки.
— Почему в 90-е Игорь Кио не уехал на Запад, хотя много там гастролировал?
— Ну да, его жанр (не разговорный) предполагал работу в любой стране: по полгода ездили с 45-минутным аттракционом по Америке, Японии, Израилю, и с каким успехом (Кио получил даже премию “Оскар” Королевского цирка Брюсселя)! Но остаться там всерьез не думал. “Если б был молодой — другое дело, а в солидном возрасте жизнь уже не меняют”. К тому же, как пафосно это ни звучит, любил Россию и существования где-либо еще не представлял. И выступал здесь, в Москве, до последнего, пусть и с маленькими программами, чтоб не так тяжело…
— Да, все фокусники нынче работают на корпоративах. Как Кио к этому относился?
— Он смешно их называл: “а сегодня идем на поминки”. У него всегда после “работы в ресторанах” было плохое настроение. Думаю, каждого артиста это угнетает. Хотя это входит в профессию. И заработки несравнимы с цирковыми, конечно.
— А ведь Кио мог бы стать футболистом…
— Футбол обожал! Дома дверь открываешь — голос комментатора на всю квартиру. Любил “Спартак”, пока там руководил Бесков, а как Бесков ушел — вообще перестал болеть за российский футбол. “Они играют теперь ужасно!”. Его любимым стал “Реал” (Мадрид).
— Политикой интересовался?
— Старался во все вникать. 2000-е — годы жаркие, и Кио был ельцинистом; кстати, так получилось, что и на Новодевичьем они лежат, по сути, рядом, на Центральной аллее.
— Но он не был обижен властью и в советские годы?
— Нет, Игорь всегда был успешным. Хотя не все мечты сбылись. В последние годы был очень увлечен идеей Иллюзионного Замка — огромного дома, в котором — пока по нему идешь, — то появляются, то исчезают люди; там и гора, превращающаяся в песок… в дом приходили конструкторы, что-то разрабатывали, московские власти стали подбирать место, но как-то все заглохло в итоге. А потом и сам Игорь умер. С годами понимаешь, насколько он был велик и необыкновенен как артист и как человек. Ушел совсем нестарым… видно, генетически был слаб здоровьем — и отец, и мать его рано умерли. Тяжело было Игоря потерять. Но “то, что тебя не убило, то сделало сильнее”. Редкий, редкий человек…
