— Одна из сквозных мыслей романа определяется загадочным словом “имаго”, относящимся к вашему профессиональному прошлому — биологии. Что это такое?
— Это состояние существа, которое не достигло взрослости, но уже размножается и не подозревает о том, что оно не взрослое. Сегодняшнее поколение не хочет взрослеть. Это интересное и не всегда негативное явление! Когда-то я это называла эффектом Питера Пена. Огромное количество людей, по виду совершенно взрослых, жаждут оставаться детьми. Прекрасно быть молодым. Но одновременно ты не принимаешь на себя ответственность. Где-то есть старший, который принимает за тебя решения, — а ты нет. Цивилизация жаждет быть молодой, красивой, успешной и потреблять жизнь, не думая, что надо что-то созидать.
— А бывает, что люди наоборот взрослеют слишком рано…
— Мы знаем термин “архивные юноши” — пушкинское поколение молодых людей, которые после окончания Лицея в 17—18 лет шли работать в министерства. Совсем юными они оказывались вождями нации и руководили страной. Это ушло. Сейчас период геронтократии закончился — нами руководят сорокалетние, те самые, не ставшие взрослыми люди. Мы их время от времени наблюдаем по телевизору — у них все повадки мальчиков, искусственная задержка развития.
— Почему именно сейчас настал момент для книги, анализирующей в судьбинном плане борьбу с Совдепией?
— Куда-то нас всех вместе не туда несет. Сталинизация, которая совершенно осознанно проводится в стране, мне чрезвычайно не нравится. Кроме того, я ощущаю дуновение страха, которое вроде бы уже ушло. Чеховское выдавливание раба: вроде бы уже выдавили, а вот он, опять здесь. Страх власти, подобострастие, раболепие, власть чиновничья, бюрократическая, мы опять превращаемся в Акакиев Акакиевичей, потому что над нами опять неопределимая, неуловимая, в общем, сатанинская власть. Но молодое поколение — бесстрашное, небитое; эти тридцатилетние очень дерзкие, слава Богу.
— А что делать?
— Раз такой вопрос возникает — значит, вас уже не соблазнить. Соблазнят тех, кто книг не читает, кому в голову набили трухи. Это вопрос образования. Я не пойду на Красную площадь с перечеркнутым портретом Сталина. Моя задача — понимание. Для меня и памятник Жукову на площади — не большой подарок. Но есть множество людей, которые говорят: это прекрасно… Мой дядька, сталинист, разорвал бы меня на куски, если б я что-нибудь против Жукова сказала. “Это наша победа, мы победили!” Все эти вещи мы обязаны пересматривать.
— Вы подписали открытое письмо против готовящихся реформ образования…
— Его нельзя было не подписать: реформа, при которой литература становится необязательным предметом! Как увидела это, готова подписывать кровью любые письма. Абсурд и бред. Хотя с образованием всюду плохо, и тому есть объективные причины: как сделать, чтобы ребенок не погиб под тяжестью всей безусловно необходимой информации, — это из области трудно решаемых проблем. Но думаю, что решены они будут не у нас.
