— Владимир Яковлевич, вы поете в кругу семьи песню крокодила Гены на семейных праздниках?
— Я начинаю отмечать свой день рождения за месяц, а потом подходит Новый год, Рождество… Так что заканчиваю уже 8 марта. А из-за рояля и так не вылезаю, — именинник делает несколько шагов к инструменту, занимающему полхолла его квартиры, и начинает наигрывать всем известную мелодию. — Эта песня так подходит к застолью еще и потому, что написал я ее в состоянии, близком к опьянению. Ко мне домой явился режиссер “Крокодила Гены” Роман Качанов и потребовал, чтобы эту музыку я сочинял прямо у него на глазах. Но сначала мы с ним уселись и сыграли несколько партий подряд в шахматы. А когда я чуть было не чебурахнулся со стула от перенапряжения мозгов, тут Качанов говорит: “Ты готов — садись к роялю!”. Я машинально стал что-то наигрывать, и с третьего раза у меня вышел легендарный мотив.
— А вы слышали, как Чебурашка славно поет на японском и иврите?
— О том, что Успенский продал права на мультик, мы узнали от японцев, которые с нами связались. Говорят, по всему Интернету висят “клипы” моих песен, но я их не видел.
В Израиле же наш продюсер Зеэв Гейзель перевел песни любимого мультика на иврит, но почему-то решил сам исполнить в нем все песни — даже за Чебурашку, который, по сути, совсем еще ребенок. И поет он грубым мужским голосом… В Израиле предпочитают смотреть русскую версию.
— Одну из ваших первых песен исполнила Алла Пугачева. Вы сейчас с ней общаетесь?
— Алла всегда отличалась независимым характером. Я давно с ней не общался, последний раз, когда позвонил в ее офис и представился, она оказалась для меня занята. Вот так. А когда я написал “Как бы мне влюбиться, чтоб не ошибиться” и она исполнила эту песню в программе “Доброе утро”, карьера Аллы пошла в гору — ее тут же стали крутить все радиостанции. Конечно, сыграло роль и стечение обстоятельств. Сначала-то я свою песню Муслиму Магомаеву предложил, ему она понравилась, но он уезжал на полгода гастролировать, просил придержать для него этот хит. Но песня — вещь скоропортящаяся, я и позвонил режиссеру “Доброго утра”, тот же продвинул девушку, с которой встречался. Об Аллиных романах тогда слухи ходили по всей Москве…
Рояль в штанах
— Во время войны вы тоже служили… Вспоминается песня “Не плачь, девчонка, пройдут дожди”. А ждала вашего возвращения из армии какая-нибудь девушка?
— Война застала нас в Киеве, я тогда был 15-летним мальчишкой. Мы с мамой сорвались с места и отправились в эвакуацию. Мне иногда снятся вагоны, забитые людьми, как бочки селедками. Так мы добрались до Ташкента. Я продолжал там заниматься музыкой, и в школе я безумно влюбился в одну девушку — мог часами слушать, как она играет на рояле … Но она меня, конечно, из армии бы не стала ждать, и не ждала. Мы даже не целовались. А вот когда меня уже в армию забрали, переслали во Владимирскую область, там я с одной служивой девушкой познакомился — она мне казалась самой красивой на свете. Хотя деревенские тоже были ничего — классные девчонки, видные, по вечерам как запоют, аж дрожь пробирает... Да не ревнуй ты, Светочка, — это Владимир Яковлевич обратился к жене, которая тайком показала ему кулак из-за кухонного стола. — Не смотрел я на них! Меня тогда одна интересовала, сколько всего у нас с ней было! А раз так, я обязан был жениться! Но мой командир сказал: “На хрен тебе это надо в 18 лет?” — мой пыл поубавил. А потом, уже в Москве, мы с ней снова встретились, и я понял: и правда, хорошо, что не спешил жениться. У меня тогда столько девчонок было, отвлекся… Светочка, лапочка, садись с нами, принимай участие в разговоре, — жена одарила Шаинского ледяным взглядом, сделав одну бровь крючком.
— Когда вы время на девчонок находили, ведь в Москве надо было устраиваться?
— После войны мы сначала вернулись в Киев, там выяснилось, что мою бабушку убили немцы за то, что она была еврейкой. Нашу квартиру уже заняли какие-то чужие люди... Маме пришлось временно поселиться у знакомых. А я поехал покорять столицу — поступать в консерваторию. Жить мне было негде, так что я позвонил отцу, которого практически не помнил, — он оставил нас с мамой, когда я еще был в несознательном возрасте.
— Боялись к нему обращаться?
— Да нет, я не воспринимал его как близкого человека. Рад, что он меня не оттолкнул. Правда, прожил я у него недолго — его новая семья не очень радушно меня приняла. Виду-то его новая жена не показала, а вот у меня был новенький солдатский костюм, так она его тайком от меня взяла и продала. Видимо, намекнула, что надо платить за постой. Ну, я к тому времени уже устроился в ансамбль Леонида Утесова, так что смог снять квартиру, а вскоре и мама в нее переехала.
— А в ансамбле Утесова вы сразу почувствовали себя знаменитым музыкантом?
— Да я себя, еще когда в оркестровой яме на скрипке играл, так и почувствовал! У меня, знаете, сколько поклонниц сразу появилось. Девчонки меня всегда любили: улыбались, знакомились. Бывало, сижу в оркестре, а со мной стул красавица делит. Такие я устраивал музыкальные свидания. Конечно, я не ко всем набирался смелости подойти, но всегда умел чувствовать, кто примет меня благосклонно. Например, девки из ансамбля “Березка” все были просто шикарные, модные, на таких я только снизу вверх и мог смотреть — слюни пускать…
— Опять ты про своих девчонок! — вновь встревает в разговор Светлана. — Хватит уже!
Один раз в жизнь сады цветут
— Ну давайте тогда про первую жену поговорим… Вы ведь только в 45 лет остепенились, она была на 20 лет вас моложе — чем такую юную привлекли?
— Да сам не знаю, чего девчонки во мне находили. Я особенно и не ухаживал никогда. Даже серенады под окном не играл, хотя и скрипка имелась. А Наталью я в метро заприметил, когда ехал с подводной охоты — это хобби у меня такое. Выглядел весьма потрепанно, может, мой антураж ее зацепил? Повстречались немного и съехались, а там и расписались. Потом сын Иосиф родился. Десять лет я ее любил — видите, я человек постоянный, если уж женился. А потом она на меня очень обиделась…
— Что же вы сделали такого ужасного?
— Разлюбил. Она этого совершенно не ожидала. И долго меня простить не могла, сына после развода против настраивала, не звала его к телефону. И не виделись мы с ним многие годы.
— А сейчас видитесь?
— Иосиф стал со мной общаться, хоть и довольно прохладно, когда повзрослел. Наверное, понял многое в жизни. Сам он до сих пор не женился, по моим стопам пошел — ему ведь почти 40. Я ругаю его за это, на ошибках лучше молодыми учиться.
— Но вы недолго после развода горевали — на 41 год моложе себя супругу нашли…
— Да, Светочка для меня все. Она в Союзе композиторов бухгалтером работала, ее ко мне подослали помочь документы напечатать на машинке… Я не умел, а она одним пальчиком могла набрать. Такая вся 17-летняя, сразу после школы… Я надышаться на нее не мог, пока она печатала… А потом набрался смелости и пригласил в кафе.
— А вы узнали Владимира Яковлевича, наверное, выросли на его песнях? — спрашиваю Свету.
— В лицо — нет, меня девчонки из бухгалтерии просветили: “Да это же Шаинский! Ну этот, с которым “вместе весело шагать по просторам”… Я заинтересовалась…
— И как же вы встречаться начали?
— Да чего мудрить? Я ей сказал: “Переезжай ко мне!”. И дело с концом.
— Перестань, все было не так! — обижается жена и уходит в другую комнату.
— Свети-ик, перестань дуться! — Шаинский успокаивает ее, как малое дитя.
— И все-таки, кто из вас взрослей при такой разнице в возрасте? Вы не очень похожи на эдакого “папика” при молодой жене…
— Я не очень взрослый. Все по дому Света делает, и детьми она занимается. А меня сын с дочкой иногда месяцами не видят, когда по гастролям разъезжаю.
— Не ревнуете, что жена одна дома остается, пока вас нет?
— Конечно, она у меня вон какая красавица! Но куда же без доверия — поводов не давала, даже глазки другим мужчинам никогда не строила.
— А как такого взрослого жениха родители Светы приняли?
— Сначала не очень-то, хотя я уже обеспеченным был. Наверное, думали, что это у нас несерьезно. Мы же все вместе поселились на даче в Кратове: я со своим роялем и они. А потом и дети пошли…
— Мне иногда казалось, что этот рояль у меня на голове играет! — снова появилась Света в нашем разговоре. — Володя с утра подскочит — песенка ему придумалась — и всех детей, и родителей перебудит. Ничего, потом привыкли.
“Ай гоу то Америка!”
— А что дети, музицируют?
— Иосиф со мной не рос, его музыка не очень-то интересует. А во втором браке все потомство музыкальное. Еще когда Слава в садик ходил, нам как-то воспитательница с восторгом призналась: “А вы знаете, что вся группа его песню про сестру Анечку поет?”. И сейчас он музыку сочиняет. А как-то его попросили в Сочи выступить с моими произведениями, так он без подготовки их с ходу на рояле сыграл!
— За последние десять лет вы сменили две страны проживания, тяжело даются такие переезды в солидном возрасте?
— Да я постоянно и так в разъездах — на гастролях. А вот привыкать к новой стране, конечно, дело непростое. В Израиль Светочка загорелась уехать, когда у нас случились первые теракты в Москве — на Гурьянова и Каширке. Она страшно боялась, да еще Слава все время спрашивал: “А наш дом не взорвут?”. Такой стресс был, на этой волне мы и уехали в Аждод, с Израилем я тесно сотрудничал. Но так жить нам было непросто — я разрывался между двумя странами, основная работа все-таки здесь. Иногда по нескольку месяцев семью не видел. Да и иностранный язык уже трудно в таком возрасте учить — это наши дети уже и на иврите, и по-американски шпарят. А я все перемешиваю с русским. Светочка у меня вместо переводчика. Прожили мы так недолго: в Израиле начались вооруженные конфликты, война нас просто преследовала! Вернулись в Москву…
— А в Америку отчего сбежали?
— Да у меня беда со здоровьем случилась. Два года назад обнаружили онкологию. В Москве сделали операцию и предложили химиотерапию. А мы незадолго до этого потеряли Светину маму после такой же процедуры… А я о смерти даже не думаю, нельзя думать. Я ей в глаза еще во время эвакуации посмотрел: ехали через Махачкалу, я тогда впервые увидел море и далеко заплыл, а вода была холодная, у меня ногу свело… Я захлебнулся, чуть не утонул… Так я тогда сильней испугался, чем сейчас, когда мне диагноз сообщили.
В общем, нашли другое лечение в Калифорнии и решились на переезд. Пока у нас там бизнес-виза: на мои мелодии там два мюзикла поставили, и на выступлениях всегда аншлаг… Но виллу мы там приобрели просто шикарную. 17-летнюю Аню там устроили учиться, а сын здесь остался работать. Славик у нас самостоятельный, и девчонок у него, как у меня было в свое время, — целая куча. Нас не стесняются, приходят сюда и сразу ложатся.
— Вы к 85 годам стяжали славу плейбоя, практически как Хью Хефнер, который всюду появляется с молодыми женами. Это у вас имидж такой или само собой вышло?
— Девушек я, конечно, всегда любил, но “желтая пресса” эту страсть сильно преувеличивает. Хотя я все еще молод душой и телом, а что об этом посторонние думают — наплевать.
