…Заходим с Калашного. Первое, что бросается в глаза, — это фундаменты и буросекущие сваи, которыми ныне укреплено не только основное здание, но и прилегающие строения. Вот красное крыльцо усадьбы Глебовых-Стрешневых, которое в результате застройки двора станет главной ложей будущего Большого зала; вот особые оконца с “кокошниками” этой же усадьбы, куда, как думают геликоновцы, вставлялись иконы (то была домовая церковь). И ныне патриархия решила подарить Бертману икону с Георгием Победоносцем на черном коне… это тоже станет интерьером будущего зала.
Прежний зал на 50 мест превратится в Малую сцену. Правда, сама сцена “переедет” на противоположную сторону и окажется за двумя колоннами, которые Бертман решил для придания особого шарма не сносить. Мало того, сохранится и деревянный купол, который могли бы заменить на железобетонный, но опять же решили ради акустической прелести этого не делать…
Под старой сценой разместили внушительную подземную часть, которую рыли буквально вручную — никакая техника туда не въезжала. Там разместятся техслужбы, туалеты etc. К июню все работы по Малой предполагается завершить, но она… бессмысленна без Большой. А работы по Большой приостановлены. Одна проблема: чтоб реконструкция была продолжена, необходимо разобрать одно из дворовых строений, некогда принадлежавшее Совэкспортфильму, причем Росохранкультура сказала совершенно четко, что никаким памятником оно не является (кирпич 60-х годов XX века, самострой). Но, чтобы его снести, нужно делать акты, а тут как раз заминка. Ждем-с. Дмитрий Бертман:
— Господи, столько согласований и экспертиз, сколько было здесь за 8 лет, не было, наверное, вообще в истории! И это редкий проект, который даже рекомендовали подать на Госпремию, как пример сохранения и использования по назначению исторического здания!
— Но “Архнадзор” говорит о разрушении памятника…
— Была прокурорская проверка, которая установила: нет! Честно, ну какой это памятник? Не сохранилось ни одного исторического интерьера, в 1941 году в дом вообще попала бомба; в 1952 году здание перестраивалось полностью. XVIII века, о чем говорят представители “А”, там просто быть не может. Я надеюсь, Собянин примет правильное решение. Ведь чему быть-то тогда в этом здании? Банку? Продать его в частные руки? Чем мы-то плохи?
— Сколько продлится реконструкция, если ее разрешат с 1 января?
— Год. Хотя то, как работает сейчас “Геликон” на Арбате, — это “жизнь вопреки”. Поем в конференц-зале высотки, там вообще нет акустики. Для того чтобы вы купили билет, надо выписывать пропуск каждый раз, ибо это режимный объект. Никаких репетиционных помещений нет, две гримерные комнаты… театру, выступавшему на лучших площадках мира, просто нереально развиваться в таких условиях! Ресурс труппы и публики уже выработан.
— Недавно прошла информация, что некий шведский оперный театр пригласил вас к себе на работу. И вы уедете, если ситуация со строительством Большой сцены решится не в вашу пользу…
— Да, я — подчеркиваю, никого не шантажируя, — ответил, что это решение зависит от того, быть ли театру “Геликон” в Москве. А шведам должен дать ответ до Нового года. Впрочем, думаю, буду слаб и скажу “нет”. Потому что здесь люди, с которыми я 20 лет иду вместе. Совмещать это нереально, я не дирижер. Не уеду. Вот так!
