“Совершенно изменилось отношение к своему телу”
— Настя, как тебе работается с Прельжокажем?
— Отлично! Очень интересно! Он такой непредсказуемый. Мы каждый день чего-то нового от него ожидаем. Он постоянно что-то переделывает, поэтому мы все еще в процессе работы, и это очень здорово!
— Стилистика, наверное, очень отличается от классического балета. И каково человеку, имеющему классическое образование, закончившему Московскую академию хореографии, входить в такой спектакль?
— Я больше характерная, чем классическая танцовщица, поэтому мне это в удовольствие. Правда, босиком, конечно, первый раз танцую — и мне тяжело было привыкнуть: стираются подушечки. Но сейчас нам настолько это нравится, что мы иногда даже класс уже босиком делаем или в носочках. Пластика, конечно, тоже другая. Те два месяца, что мы провели в театре Прельжокажа в Экс-ан-Провансе, дали колоссальную школу. Совершенно изменилось восприятие и отношение к своему телу, исчезли какие-то комплексы, штампы Большого театра, мы совершенно раскрепостились. У всех появилась какая-то новая пластика, которую друг у друга мы не замечали, хотя учились вместе в школе и в театре долго работаем. То есть все очень изменились и в профессиональном плане, и даже в жизни мы настолько сблизились, что стали как одна семья.
— Значит, ты считаешь, что для Большого театра этот проект полезен…
— Для молодежи — а для проекта отобрали молодых танцовщиков, кто только седьмой-восьмой сезон в театре, — я считаю, очень полезен. Я мечтала попасть сюда, мы просто бились за это. Еле выползала тогда из зала, потому что тяжело было привыкнуть, скоординировать какие-то движения. Но я очень рада, что все получилось.
— Известно, что Прельжокаж — мастер эпатажа.
— Да. Каждый день он нам приносил какие-то новые предметы. То книги, то стулья, то железные цепи, то пластик, полиэтилен, то баранов — то есть у нас каждый день были какие-то новые сюрпризы. И со всем этим мы должны были импровизировать. Практически половина нашей импровизации и вошла в спектакль, потому что в самом начале он нам сказал: “Этот балет мы будем создавать с вами вместе”. Он хотел нас раскрыть — увидеть с другой стороны. И нам действительно это помогло. Мы делали такие вещи, которые сами от себя и не ожидали.
“Вернулась на землю, но очень по цирку скучаю”
— Настя, известно, что у тебя до этого не так хорошо складывалась судьба в Большом театре и ролей хотелось, наверное, больше…
— Меня этот проект настолько изменил! Прежде всего отношения в труппе Прельжокажа. Потому что у них нет солистов, у них все равны. Совершенно пропадают какие-то амбиции, комплексы Большого театра — что надо быть только солисткой, указанной в афише. Я рада тому репертуару, который есть. У меня практически в каждом балете — небольшая афишная партия, мои любимые роли — пусть их немного. Когда мы уезжали работать с труппой Прельжокажа почти на полгода, все переживали, останется ли за нами наш репертуар, который был в театре. Но мне, например, сказали: “Винокур, ты как танцевала дачницу в балете “Светлый ручей”, так и будешь ее танцевать”.
— Когда ты пришла в Большой театр после училища, наверное, были какие-то надежды?
— Нет. Я знала, куда иду. Балетное училище — это целая школа жизни, которую я прошла. Мне всегда было тяжело, потому что я понимала, что не такая, как все. Мне было намного сложнее, чем остальным. Приходилось больше доказывать. Я имела представление, что такое Большой театр. Сначала я прошла через весь кордебалет. Сидела в запасе по нескольку часов на постановочных репетициях. Прошла и через дедовщину в театре: и из раздевалки меня выгоняли, и в коридор мои вещи выбрасывали — все было. И я считаю, что это дало мне такой жизненный опыт, так меня закалило, что сегодня я над этим смеюсь. Я улыбаюсь, со всеми дружу и рада тому, как все у меня сложилось. Хотелось больше танцевать — но кто знает, может, все еще впереди. Не хочу бегать по кабинетам, выбивая роли. До сих пор у нашего нового руководителя ни разу в кабинете не была. Я делаю свое дело — прихожу в театр, работаю и ухожу. Я не люблю плести какие-то интриги. Мне дали партию — я ее с удовольствием готовлю. Но у меня есть куча других интересных событий в жизни, чего большинство наших артистов не понимает. Они думают, что, кроме Большого, ничего в жизни нет. Это не так! Жизнь настолько многогранна, настолько все интересно...
— Например?
— Например, я занималась цирком четыре года — воздушной акробатикой. Каждый день моталась из театра на “Динамо” заниматься в цирковое училище со своим педагогом. Но меня настолько захватило, что четыре года воздушная акробатика была моим хобби. Я осваивала все воздушные виды, которые есть: и канат, и кольцо, и трапецию. Как акробатка летала в воздухе под куполом цирка без страховки. Сейчас, конечно, на это нет времени. Вернулась на землю, но очень по цирку скучаю.
Что еще? Выступала в концертном зале “Россия” у Юдашкина на вечере. В позапрошлом году в Кремле на музыку Игоря Крутого я показывала номер “Голубая лагуна”. Даже балетных ребят к номеру привлекла. Много всего. Я все время снимаюсь в каких-то передачах, куда-то хожу. Премьеры, презентации — это все мне интересно.
— То есть ты светская девушка…
— Да. Мне это нравится. Я в этом кругу выросла, родившись в такой семье. Я всю жизнь провела в шоу-бизнесе. Я, конечно, всех знаю, со всеми общаюсь.
— У тебя есть и хорошие друзья?
— Дружу с Сережкой Лазаревым, с Димой Биланом. Ну а Наташа Королева — просто моя любимая подружка с детства. Мы были соседями по даче. Она была моим кумиром. У меня были ее костюмы, она мне их отдавала — и я делала на нее пародии.
— И мужа ее знаешь?
— Конечно, с Серегой Глушко мы знакомы были, когда он не был даже ее мужем. Я и всех его ребят знаю. У Наташи даже была презентация книжки, которую она написала, “Мужской стриптиз”. Героиню этой книги зовут Настя, и она артистка цирка.
— То есть с тебя списывала?
— Нет, она писала про себя. Но все так совпало! И когда я была на презентации, ребята из “Тарзан-шоу” там тоже выступали. У них случилась экстренная ситуация, и надо было помочь — вынести горящий свиток. Так что я и в “Тарзан-шоу” поучаствовала. И по театрам я люблю ходить, когда есть время. И ГИТИС я закончила — продюсерский факультет.
— Ты что, и продюсерской деятельностью занимаешься?
— Пока нет. Но мы рано выходим на пенсию. А уходить всегда надо вовремя. Поэтому, чтобы потом было чем заниматься, образование не помешает.
— Тебе сейчас сколько лет? И ты уже об этом думаешь?
— Конечно. 25 будет через два месяца. Я очень хочу и семью, и детей. А когда 25 на носу — понимаю, что пора об этом думать. После тура, который мы будем делать четыре месяца со спектаклем Прельжокажа по всей Европе, надо будет заняться этим вопросом.
— Уже есть претенденты?
— Пока я свободна. Сейчас столько провожу времени с этим проектом, что ни о каких серьезных отношениях, мне кажется, речи быть не может. Но в дальнейшем посмотрим…
— А с балетным артистом ты бы не хотела связать свою жизнь? Они ведь такие красавцы.
— Думаю, нет. Меня, слава богу, это миновало. Я со всеми дружу, со всеми общаюсь, могу поприкалываться. Красавцы, да: в плане тела, фигуры. Но мы настолько к этому привыкли, что для меня внешность не самое главное: красавец, модель, не модель… Мне важнее, чтоб внутри что-то было. Чтоб было интересно с человеком и надежно. Чтоб разделял мои интересы, то, чем я занимаюсь. Это тоже, конечно, очень важно.
— Настя, вот ты говоришь про семью, а вообще ты папина дочка?
— Меня все об этом спрашивают, и мне сложно ответить на этот вопрос. Я и не папина, и не мамина. Я сама по себе. Я с детства была такая. Меня можно было оставить в комнате, я одна играла с куклами, с игрушками — мне никто не был нужен. Я, наверное, очень самодостаточная и свободная. Я никогда не держалась за мамину юбку или за папину штанину.
— А папа не был против, когда ты начала заниматься балетом? Это же каторжный труд, как говорила Раневская о балете — “каторга в цветах”!
— Конечно, не против. Мама у меня балерина, она танцевала в театре Станиславского и Немировича-Данченко. Поэтому я все свое детство провела за кулисами и в 5 лет уже выходила в роли маленькой Эсмеральды. Мне даже платили рубль за выход, что по тем временам было довольно много. У меня и другого выбора просто не было. Я танцевала везде, где услышу музыку. С утра до ночи. А мама все это снимала. Я ей безумно благодарна, что у меня есть эти кадры. А так как папа все время гастролировал, я его практически в детстве не видела. Меня воспитали мама и няня.
— То есть он был готов, что ты будешь балериной?
— Да. Хотя у меня еще было фигурное катание. Я занималась профессионально большим теннисом, но в итоге балет остался главным. Папа, конечно, мне помогал, поддерживал. Он любит балет. Мама с папой познакомились в Театре оперетты. Он там пел, а она танцевала. И он всегда восхищался балетом. Правда, сейчас ходит только на меня, а так его особо не затащишь. Да ему и некогда, у него полно своих дел. “Лебединое озеро” он просто так смотреть не будет. Ему надо, чтоб интересно было. Но на меня он любит ходить. Всегда так переживает! И все время у мамы спрашивает: “А нам стыдно не будет?”. А мама все очень любит смотреть по нескольку раз. Она готова на меня ходить, даже если я с подносом где-то стою. Она фанат!
— А ты к папе ходишь на концерты?
— Очень редко. Некогда. Но если участвую, тогда — конечно. Я выступала с цирковыми номерами у него на юбилее, в Театре оперетты. Два года назад я первый раз даже спела ему прямо на концерте песню. Одновременно летала и танцевала на пуантах. У меня номер был как бы три в одном. Песня была про папу, мне ее специально написали. К его юбилею и родилась такая идея. Песню я записала в студии. Было ужасно, конечно, тяжело вначале. На концерте я сидела на кольце в воздухе и пела. Конечно, под фонограмму. А папа в это время был рыжим клоуном. Результат, который я хотела и ожидала, был — весь зал плакал.
“Если есть проблемы в дуэте с мальчиком, Прельжокаж поможет”
— Когда репетировали с Прельжокажем, не боялись, что будут пикеты, протесты клерикальных кругов, как несколько лет назад, когда он привозил к нам свой балет “Благовещение”?
— Я ничего не боюсь, потому что мы во Франции настолько изменились, поняли, что есть что-то другое. Конечно, у Прельжокажа много скандальных вещей, которые раньше бы никто не позволил поставить. Но нам это так нравится, мы настолько от этого кайфуем! Разумеется, будут самые разные мнения! Но я, например, готова бороться за этот спектакль, защищать его до последнего! Некоторым, даже тем, кто участвует в проекте, не нравится! Ну так уйди, чего тогда ты работаешь! Я считаю, что если у нас это не поймут, то в Европе, во Франции его очень полюбят и хорошо примут. Конечно, каждый поймет это по-разному. Даже мы до сих пор что-то недодумали. Прельжокаж ставил балет по Апокалипсису от Иоанна. Он заставлял нас читать эти тексты. Каждому давал отрывки и говорил, что мы должны поставить на этот текст, не иллюстрируя его, какие-то куски. Он настолько тонкий психолог, что, соединив нас, получил единое целое. Даже не поймешь, где чей кусок был. Название “Апокалипсис”, правда, теперь сменилось. Может быть, испугались? У нас и так в Большом театре теперь полный апокалипсис! Но я считаю, что получилось потрясающее чудо!
— А что, у Прельжокажа какие-то апокалипсические настроения? Сейчас все говорят о конце света в 2012 году. Ты сама-то в это веришь?
— Может быть и так. Сейчас и фильмы об этом снимают. Если верить в календарь майя, Нострадамуса… Честно, не знаю.
— Но когда ты танцуешь свой образ, с этими чувствами его связываешь?
— Я с разными вещами связываю. Смотря какой кусок. Но в конце балета, наверное, все к этому идет — концу света и зарождению нового Ноева ковчега. Там в конце два барана появляются.
— Как два барана? Что, живые настоящие бараны? Скандала с козой Эсмеральды, которая чуть не померла и категорически отказывалась выходить на сцену, мало? Не жалко мучить животных!
— Да, барашки маленькие. Но они не боятся, кстати. И мы их не мучаем. Я сама больше люблю Цирк дю Солей за то, что там нет животных. Но тут это привносит какую-то трогательность и заключительную мысль.
— Барашки, наверное, как агнцы божьи?
— Да. Я вообще считаю, что Прельжокаж ничего просто так не делает. Он потрясающий психолог, очень тонко чувствует, когда мы устали, когда нужно поднажать… Если есть проблемы в дуэте с мальчиком, он поможет. Он потрясающий человек! Мы его все обожаем! Может быть, в самом начале был языковой барьер. Я старалась тоже помочь, переводила и по-английски, и по-французски. Но сейчас, по-моему, все без слов друг друга понимают. Столько времени провели вместе. И с французскими танцовщиками из труппы Прельжокажа, которые тоже принимают участие в этом совместном проекте, очень сдружились. Впереди еще четыре месяца: Париж, Лион, Амстердам, Берлин, Версаль. Дай бог, на Новый год вернемся домой! Потом этот спектакль должен войти и в репертуар Большого, только с нашими уже артистами. И у Прельжокажа, только с его артистами. Но всё будет, наверное, зависеть от того, как пройдут премьера и гастроли.
