Одна звезда Владимира Кузьмина

Казалось бы, возраст серьезный. А музыкант по-прежнему словно мальчишка. Вот и на встречу пришел в потертых джинсах и неизменной рокерской кожанке. Правда, в ресторане предпочел зал для некурящих и заказал зеленый чай. Это уже как-то не по-рокерски.  

После гибели сына Степана Кузьмин отказывался от любых комментариев в прессе. Накануне юбилея он прервал обет молчания.  

Чем сегодня живет знаменитый музыкант, почему он завязал с алкоголем и кого винит в гибели своих детей — в материале “МК”.

— Владимир, много лет вы не изменяете своему имиджу разухабистого рокера, а ведь вы уже далеко не мальчик. Не пора ли сменить хотя бы прическу?

— Да она меняется постоянно, просто народ не замечает.  

— А забросить экстремальное увлечение мотоциклами не пытались?

— Ни за что. На протяжении 10 лет мы с Хирургом устраивали байк-шоу, и от этого хобби трудно отказаться. На мотоцикле я и по Москве катался, и даже на концерты приезжал.  

— Супруга разделяет ваше увлечение?

— Когда мы с Катей разгоняемся до 120 км, она спокойно слушает в наушниках музыку. Ничего не боится. На самом деле я дисциплинированный водитель. У меня ведь ни одной аварии не было. Только однажды неудачно упал, руку поранил слегка.  

— Некоторые ваши коллеги уходят в политику...

— Мне их так жалко всех, бедные, они такие зависимые. Серьезно. А я хочу — пишу стихи, хочу — прозу, хочу — на гитаре играю, хочу — на мотоцикле гоняю. 

— Ну а пройдет ваше время — и что?

— Куда оно пройдет? Я это слышу с первого моего концерта. И уже полвека пою, а время все не проходит.  

— Выходит, забвения вы не боитесь?

— Не боюсь, потому что это невозможно. Я бы рад дождаться этого забвения, но оно все никак не наступает.  

— Но ваши поклонники стареют…

— А их дети? На мои концерты приходят молодые люди 25—30 лет. “Мы с детства ваши песни слушали”, — объясняют они свой интерес к моей музыке. А 18-летние поклонницы на полном серьезе заявляют: “А мы в утробе матери слушали”. Так что на отсутствие зрительской аудитории мне грех жаловаться.  

— И вы при этом совсем не пиаритесь?

— Я вообще не пиарюсь. Зачем мне это? Столько можно успеть сделать полезных вещей, вместо того чтобы ехать в “Останкино”. Меня не видно на экране, и всем кажется, будто я ушел в подполье. Но пока одни по ящику пиарятся, я с народом общаюсь, играю живую музыку. Я ведь даже телевизор почти не смотрю. Разве что спортивные программы и новости. Мы же чемпионы по “живым” концертам в России. Плюс я играю на корпоративах. И тогда как большинство музыкантов работают на продюсеров, мы трудимся на себя.  

— И кризис вас не подкосил?

— Я его даже не заметил. Хотя я часто отказываюсь от концертов, потому что больше увлечен творчеством, чем концертами.  

— Выходит, в материальном плане у вас тоже все хорошо?

— А почему у меня должно быть плохо? Я в школе отличником был, немножко соображаю.  

— Вы живете на широкую ногу?

— Ни в чем себе не отказываю.  

— Сейчас модно писать мемуары. А уж вам есть о чем поведать народу.

— Я много пишу. Даже корочка члена Союза литераторов есть, между прочим. А каждый уважающий себя писатель никогда не станет писать автобиографию. Свой первый роман я написал в 19 лет. Сейчас работаю над сериалом в стихах. Наверное, скоро издам книгу. Или аудиокнигу.  

— У вас столько дел, когда же вы спите?

— Спать приходится максимум по 5—6 часов. Да и зачем спать? Мне бы на гитарке поиграть, с любимой пообщаться, на мотоцикле покататься. Спать некогда. Да и времени жалко на сон.
 
— Владимир, о ваших бесконечных любовных романах слагали легенды. Бывшие женщины не дают о себе знать?

— Нет. Они не появляются. Назад ничего не возвращается. Нужно просто ценить время, которое было. И все. Всему свое время.  

— По прошлому не ностальгируете?

— Вот что мне не знакомо, так это чувство ностальгии. Правда, иногда вспоминаю детство. Отец был военный, мы катались по гарнизонам, у меня была полная свобода во всем. А вот юношеские годы не вспоминаю никогда. Живу настоящим и будущим.  

— И все-таки о женщинах. В своих интервью вы часто говорили, что женщины вами пользовались, они буквально испортили вам жизнь.

— Я такое говорил? Нет, я всем своим женщинам очень благодарен. Никто мной не пользовался. Во всяком случае, не помню таких моментов.  

— Продолжаю цитировать вас: “Все женщины хотели, чтоб я им уделял больше внимания, чем музыке. Но для меня на первом месте всегда оставалось творчество”.

— В общем-то да. Трудно балансировать между душой и телом. Но я учусь.  

— Ваша нынешняя супруга Екатерина не выдвигала ультиматум: либо я, либо музыка?

— Нет, потому что она умная. Вообще, женщины все умные. Во всяком случае, мне попадались чересчур умные.  

— Катя посвятила вам свою жизнь — колесит по гастролям, сопровождает на концертах, но ведь у нее есть образование, профессия?

— Даже два образования. Она в Америке училась.  

— Но по специальности не работала?

— А вы считаете, это не работа — находиться рядом со мной? Это сложнейшая работа.  

— Так говорят люди с тяжелым характером.

— Я очень легкий человек.  

— Тогда почему тяжело рядом с вами?

— Вы думаете, легко постоянно передвигаться на поездах, автобусах по пыльным российским дорогам, жить в убогих гостиницах? Катя ведет себя как настоящая офицерская жена.  

— Вот я и говорю, что Катя принесла себя в жертву.

— Да, она жертва, конечно. Заметьте, работать супруге я не запрещал. Большинство женщин хотят быть самодостаточными, зарабатывать деньги, иметь свой бизнес. А когда дело доходит до работы, они мечтают об одном — прижаться к мужчине в конечном итоге. Я про женщин много что знаю. Я ведь английский в Америке учил на музыкальных и женских журналах. Франсуазу Саган обожаю читать. Я столько про женщин знаю, что становится страшно.  

— Катя для вас прочитанная книга?

— Нет, хотя мы 10 лет вместе. Прочитать ее невозможно. Бесполезное занятие.  

— Когда вы только поженились, то чуть ли не в каждом интервью говорили, что планируете детей. Прошло 10 лет. Где дети?

— Сначала Катя считала, что слишком молода. Потом… На самом деле мы до сих пор планируем. Почему, думаете, я не пью? И не курю, кстати? Мне аж самому неудобно. Какой я рокер без этих атрибутов? На самом деле бросил курить, потому что надоело. Я и так много выкурил за свою жизнь. Бывало, сидишь ночью и дымишь одну за другой. В последние полгода курил по нескольку пачек в день. А потом решил для себя бросить. И перестал курить в один день.  

— Вот вы мне сейчас рассказываете, как замечательно живется с молодой супругой. А между тем в прессу просочилась информация, что не так уж все гладко у вас с Катериной.

— Да нас уже “желтая пресса” три раза разводила, теща три раза умирала, бедный дедушка — ветеран войны — чуть инфаркт не схватил. Придумывают что хотят.  

— Почему не опровергаете слухи?

— Зачем? Я считаю, если мне человек должен денег, вместо того чтобы выбивать с него долг и портить себе настроение, я лучше отработаю концерты и заработаю эти деньги. Бог дал — бог взял. Зачем я буду ругаться? Бог разберется.  

— У вас хорошо брать взаймы.

— Да я уже не даю взаймы.  

— Вами часто пользуются люди?

— Сейчас уже меньше. Я стал менее общительным, и у людей просто нет возможностей со мной встречаться.  

— И на тусовках вы совсем не появляетесь?

— Я их вообще не посещаю. Мне некогда и неинтересно.  

— Когда же вы стали таким затворником?  

— Года три назад. Мне хватило “Фабрики звезд”, где я трудился совершенно бескорыстно.  

— Вам не заплатили за работу?

— Ни копейки. А там разве платят?  

— Согласились участвовать в молодежном телепроекте, потому что там была ваша дочка Соня, или Алла Борисовна попросила?

— Все просили. Пошел я из-за дочки.  

— Однажды вы обмолвились, что та работа не принесла вам удовольствия.

— А я разве говорю, что мне там понравилось? Но я не жалею о том опыте. На “Фабрике” собрались очень хорошие ребята, но у них не было в душе рок-н-ролла. И мне не удалось их перевоспитать. Большинство изначально мнили себя эстрадными певцами, и все хотели стать звездами. У них нет зерна. Огня нет внутри. Вот в регионах я часто встречаю молодых людей, которые горят огнем, и они суперталантливые, но они не попадают на “Фабрику звезд”. Но это время пройдет. Все возвращается на круги своя.  

— Вы пишете песни для наших звезд?

— Нет, я же ни с кем не общаюсь.  

— Слышала, что не давно написали песню для Пугачевой, но она от нее отказалась.

— Она просто объяснила, что у меня исполнить эту песню получится лучше.
 
— Одна из ваших самых ярких женщин — актриса Вера Сотникова. Но вы никогда не рассказываете об этом периоде вашей жизни. Это закрытая тема для вас?

— Я вообще ни о ком никогда не рассказываю. А Вера — очень красивая женщина.  

— Ну и почему же вы расстались с красивой женщиной?

— Вера сама как-то говорила об этом. И сказала все правильно: я настолько был увлечен музыкой, что не замечал ее красоты. Нет, вернее, замечал, но мне не хватало времени ее покорить. Вера — необычайно интересный человек, начитанный, с ней любопытно было разговаривать. До знакомства со мной она не сомневалась, что все музыканты дураки. Я же думал, что все актеры дураки. Выяснилось, что мы оба ошибаемся. Но так получилось, что мы расстались. А на самом деле наш внутренний мир с ней слишком похож. Почему я не рассказывал об этом романе? Да меня никто не спрашивал. Для меня нет запретных тем, я не ограничиваю себя рамками. Есть запрещенные приемы пиара, которыми я не пользуюсь, потому что я порядочный человек. А ведь мог бы такого понарассказать! Но я не хочу. Хочу, чтобы люди уделяли внимание чистым отношениям, дружбе, семье, музыке, искусству. Вот чего я хочу.  

— Ваши слова как-то не вяжутся с вашим прежним образом жизни. Вот и сейчас вместо пива заказали зеленый чай — не по-рокерски, скажем прямо!

— С некоторых пор я сторонник здорового образа жизни.  

— Ну а в молодости покутили на славу — алкоголь и наркотики являлись вашими постоянными спутниками?

— Наркотиков не было — я всегда высказывался против этого.  

— Еще скажите, что ни разу не пробовали.

— Анашу пробовал, когда хипповал. Но она меня не цепляет. Странно, что про мои отношения с наркотиками говорят, а то, что я играл в футбол, об этом никто не знает. Кстати, я ведь больше всех голов забил в команде “Старко”. У меня даже на даче есть небольшое футбольное поле.  

— А с кем играете?

— Со звукорежиссером. С отцом, с детьми играли. Причем и зимой, и летом.  

— Ваша дача находится на Истре, по соседству с Пугачевой?

— Это место мы с Аллой присмотрели еще в бурной молодости. Через многие годы отстроились там и оказались соседями.  

— На шашлыки друг к другу ходите?

— В последнее время не ходим. Пугачева не пьет, я не пью, что зря ходить? О чем говорить?  

— Владимир, хочу сделать вам комплимент: вы отлично выглядите. Пластику лица случайно не делали?

— Нет, не делал. Просто в ресторане свет удачный, вот и кажется, что хорошо выгляжу. Ну и потом вы побегайте каждый день, позанимайтесь йогой, подышите правильно. Я ведь каждый день минимум по 5 км пробегаю. Пока не совершу пробежку, не успокоюсь. Вот недавно под ледяным дождем бегал. Капюшон натянул — и вперед.  

— Мне казалось, спорт и алкоголь несовместимы... Вечером выпил, на следующий день мучаешься похмельем, тут уж не до спорта.

— Зачем так пить, чтобы было похмелье? Образ пьяницы навязали мне журналисты. Но никто из них не потрудился узнать, что я пил. Я ведь, кроме пива, ничего не употреблял. Хотя где-то писали, что я выпил ящик виски. Но я виски терпеть не могу. Кто-нибудь видел меня на сцене пьяным? Вот вам пример. Высоцкий писал песни про войну, и народ начал говорить, что он воевал. Затем написал про зону, и все решили, что он сидел. Так и в моем случае. Да, я и сейчас могу выпить с байкерами пиво, но это не значит, что буду валяться пьяным.  

— Чего вам не хватает в жизни?

— Я как-то не задумываюсь над этим. Много чего. Мозгов не хватает. Молодости не хватает.  

— Вы боитесь старости?

— Не боюсь, потому что уверен, что умру раньше, чем постарею. Но я просто не старею. Надо постучать по дереву.  

— На сколько лет вы себя чувствуете?

— Лет на 90. Шучу. Просто я такой мудрый, что тяну на 90. А на самом деле чувствую себя лет на 40. А день рождения не отмечаю уже много лет. В этот день не выпиваю, гулянок не устраиваю. Не люблю расслабляться.И потом у меня в это время как правило ответственные концерты, как и в этом году: 2 июня в БКЗ "Октябрьский" в Санкт-Петербурге, 3-го в московском "Крокус Сити Холле".  

— Как же вы отдыхаете?

— Что значит отдыхать? Нажраться, а потом стонать: “Уйдите, я умираю”? Нет, я не люблю пустых посиделок. Я отдыхаю на работе. Отдыхаю, когда общаюсь с любимой.  

— Правда, что вы продали в Америке всю свою недвижимость?

— Не продал, выставил на продажу. Но почему-то ничего не продается.  

— Так, может, повремените с продажей? Хорошо встретить старость на берегу океана.

— Раньше я тоже мечтал об этом. Как говорил мой друг, олимпийский чемпион по фигурному катанию Александр Зайцев, с которым мы когда-то зажигали в Калифорнии: “Надо оставить домик на доживание”. Но я в Америке не прижился. Хотя когда-то мечтал эмигрировать туда. Уехал из Советского Союза в разгаре моей славы, в 89-м году. Продал здесь все. Три года играл в Америке в рок-клубах. И мне надоело, устал, стало неинтересно. Надоело петь на английском. Я люблю русский язык. Потому и вернулся на родину.
 
— Чем занимается ваша дочь Соня?

— Она учится в Гнесинке.  

— И хочет стать звездой?

— Если бы она хотела, то давно уже стала бы звездой. У нее были для этого возможности. Но, по-моему, хотеть стать звездой — странно. Она умная девушка. И понимает, быть звездой не самое лучшее занятие. Гораздо важнее, чтобы в душе была поэзия, сказка была в душе.  

— Все ваши дети пошли по вашим стопам?

— Да никто не пошел. Но они все очень талантливые, гены сказались. А таким людям очень тяжело живется на этой планете.  

— Артистом не захотел стать ваш младший сын Никита?

— У Никиты свой отец. Я его только воспитывал. Он стал бизнесменом. Возможно, пошел в родного отца, которого он ни разу в жизни не видел.  

— Чем занимается дочь Марта?

— Она диджей в ночном клубе.  

— Дети делятся с вами наболевшим, могут позвонить, поплакаться?

— У нас сейчас сложный период, но никто не плачется. Я, как могу, поддерживаю их.  

— Ваша первая жена, поэтесса Татьяна Артемьева, после гибели ваших общих детей Лизы и Степана много нелестных слов высказала в ваш адрес?

— Да нет, она один раз сказала сгоряча. А вообще, общение у нас нормальное. Естественно, трагедии с детьми ее сломили. В тот момент она могла говорить что угодно, мне понятен материнский порыв. Я ни в чем ее не обвиняю.  

— После трагической смерти вашего сына вы не давали ни одного комментария?

— Я и сейчас не хочу говорить на эту тему. Мне до сих пор очень больно. Я даже не знаю, что писали тогда в газетах, после случившегося не просматривал прессу. Могу сказать точно: потеря ребенка несопоставима ни с чем. Ни с творческими планами, ни с деньгами.  

— Говорят, вы винили себя?

— А кого винить? Мы сами во всем виноваты.  

— После пережитых трагедий о вас говорили как о сломленном человеке.

— Так говорят люди, которые ничего не понимают в человеческих душах. Кто может что-то знать про меня? Но вам я скажу прямо: сломать меня очень трудно. Практически невозможно…