Сын за отца отвечает “МК”

— Сейчас мне 33 года, и фильмы, о которых мы рассказываем, я смотрел, когда мне было 15—16 лет. Как раз тогда, в конце 80-х, появились первые видеосалоны, видеомагнитофоны. Вот недавно приходил ко мне в гости на передачу Оскар Кучера, а мы с ним в то время жили рядом и ходили в один и тот же видеосалон, брали напрокат одни и те же кассеты. Так что нам было о чем поговорить.  

— А у тебя разве тогда не было дома своего видеомагнитофона? Все-таки папа мог привезти из-за границы.  

— Был, но позже. Отец к этому относился достаточно осторожно, боялся, что мы забросим все дела, учебу и будем только запрещенные фильмы смотреть. А первые видеомагнитофоны были фирмы “Тошиба”, и их в Москве продавали в “Березках”. Это была “двойка” — телевизор вместе с видео. Потом у моих знакомых появилась “Электроника”, где кассета сверху засовывалась.  

— И часто ты тогда посещал видеосалон?  

— Старался. Помню, когда я еще учился в 4-м классе, мы прогуливали уроки, приходили на утренний сеанс в кино, а бабушки-билетерши, увидев нас в школьной форме, в зал не пускали. Ну а если пускали, я очень любил там смотреть “Ералаш” перед фильмом. А в 15 лет я уже ходил куда хотел, и родители никак не могли мне это запретить.  

— Ты всего этого вдоволь насмотрелся?  

— Естественно. Мы и кассетами обменивались, засматривали до дыр. Ставили на паузу и смаковали. Все эти голливудские блокбастеры, которых не было в прокате, крепко осели тогда в моем сознании.  

— И что ты больше любил смотреть — боевики с Брюсом Ли, эротику? Помню, тогда “Греческую смоковницу” всегда крутили.  

— Да, интересная картина. Но мне больше нравились боевики, особенно когда видел настоящих героев. Раньше я и представить себе не мог, что человек так выглядит, один за правду против всех. Я смотрел на Ван Дамма, Джеки Чана, Брюса Ли и думал: вот таким и надо быть. Тогда все повально стали покупать нунчаки, шли в подвалы качаться, заниматься единоборствами. Когда спрашивали, чем ты занимаешься, и кто-то отвечал: карате, люди замирали от зависти и восторга.  

— Ну а сейчас уже ты больше не хочешь быть похожим на Ван Дамма?  

— Когда я смотрю сейчас эти фильмы заново, просто вспоминаю, каким я был. Вот смотрю “Челюсти” и знаю, что Спилбергу тогда было всего 27 лет, и он собрал сумасшедшую кассу. А люди после этого боялись зайти в море, потому что думали, что там обязательно будет акула. Нашим соседом по даче был знаменитый пианист Николай Петров. Он ездил много в Америку, давал концерты и привозил массу кассет. Вот у него я тогда впервые увидел видеомагнитофон системы NTC. Еще помню Володарского, который озвучивал абсолютно все фильмы. Даже сейчас, когда слушаю его: “Джедай последний сказал ему, что Сара Коннетс была его любовницей…” (очень похоже спародировал. — А.М.). Это наше прошлое, мы с этим выросли.  

— Ты так эмоционально рассказываешь о прошлом… А сейчас есть фильмы, которые тебя так же сильно впечатлили?  

— Вот, например, картина “После прочтения сжечь”, она сделана на грани трагикомедии. Вроде ничего особенного, но впечатление огромное. Еще мне понравился “Миллионер из трущоб”. Я знаю, что не все восприняли ее так. Но здесь же такой правильный сюжет, где парень, отгадывая вопросы в телеигре и не зная ответы, вспоминает жизнь, которая дает эти ответы. Это очень круто!  

— Ну а фильмы Никиты Сергеевича почему не вспоминаешь? “12” на тебя не произвело такого впечатления?  

— Все-таки это другое кино. Конечно, очень сильное, и классно все сыграли. Актерские работы там просто выдающиеся. А ведь снята она в промежутках между съемками “Утомленных солнцем-2”. Так что отец — молодец. Вообще все картины папы мне близки.  

— Он для тебя неприкасаемый? Если что-то в его фильме не нравится, ты можешь ему об этом сказать?  

— Ну конечно. У каждого может быть своя точка зрения. В этом смысле всё демократично.  

— Артем, не надоедает, что тебя часто спрашивают об отце? У тебя есть комплекс из-за этого? Ведь ты самостоятельная личность, снимал кино, у тебя есть роли, ты ведешь передачу…  

— Если бы я не чувствовал всего этого, то, наверное, был бы черствым человеком. Есть какая-то ответственность. Только если ты будешь как сын своего отца всегда себя сравнивать с ним, тогда можно просто сойти с ума. Наоборот, если ты открыт, делаешь какие-то шаги, пробуешь, падаешь, поднимаешься — в этом и есть жизнь.  

— Но, может быть, тебе комфортнее быть на дистанции с Никитой Михалковым, меньше с ним общаться?  

— Да нет, дистанция у меня с ним хорошая, меня всё устраивает. Мне только нужно снимать, больше работать, как-то себя реализовывать в проектах. Вот это важно. Ведь жизнь — мгновение. Пролетает, а потом будешь думать: а я же ничего не сделал. Почему? Поэтому надо за всё цепляться. Я вообще ни от чего не отказываюсь, мне предлагают — я иду.  

— У тебя просто не та ситуация, выбирать не приходится.  

— Есть ряд артистов, которые вообще не ездят на кастинги. Но я считаю, что нужно ездить всегда. Это моя профессия, а пробы — часть её. Я тоже пробовался в нескольких сериалах, сейчас уже и названия не помню. Выходили они потом, не выходили — даже не знаю. Но все равно это практика. Сейчас меня утвердили на одну из главных ролей в новом сериале, фильм исторический. Но один раз и я отказался. Пришел на пробы, там много серий. Всё должно было сниматься в другом городе в течение пяти месяцев, каждый день. А я не смог уехать из Москвы так надолго.  

— Я знаю, в детстве тебя, Михалкова-младшего, твой отец, Михалков-старший, порол как… ну ты понимаешь.  

— Но это было только один раз. Что-то мы с сестрой Аней нашалили, ну и попали под жесткую руку Никиты Сергеевича. Досталось, конечно. Всё зависит от характера ребенка — кого-то нужно пороть, кого-то нет. Я тогда мог заслуженно получить подзатыльник и затрещину. Ребенок все же — в одно ухо влетает, в другое вылетает.  

— У тебя была проблема доказать в школе одноклассникам: я нормальный парень, не смотрите на меня как на сыночка известного режиссера?  

— Да я и не пытался ни с кем договариваться. Так ведь и на отца в юности смотрели как на сына Сергея Владимировича, автора гимна. У нас у всех такая проблема была. Конечно, относились ко мне по-разному, это неизбежно. Но потом я уже на это не обращал внимания.  

— А каким ты в школе парнем был? Или тебе вменялось в обязанность поддерживать высокую честь фамилии?  

— Я был такой же, как все, адекватный. И плохие оценки получал, иногда уроки прогуливал. Всё было. Больше, наверное, я это ощутил во ВГИКе, а не в школе. Вот там уже точно на меня смотрели как на сына Михалкова. Было сложно, но потом я для себя понял: те, с кем я общаюсь, знают, какой я. А если будут говорить: он такой, сякой, всё равно ничего не докажешь — мне кажется, надо доказывать поступками и делом.  

— Ты вообще обращаешь внимание на то, что о тебе говорят?  

— Да, обращаю. Ведь потом где-то в прессе сказанное мной появляется под другим соусом, начинает развиваться как вирус. Один раз от этого я сильно расстроился.  

— А зачем тебе зависеть от чужого мнения, от того, что о тебе пишут? Ты же знаешь себя, а на остальное — наплевать.  

— К этому надо прийти, а я еще, наверное, не пришел. Хотя кто-то пиарит себя в любых ситуациях, и это всем нравится. Но я и к этому не пришел. Надо, наверное, со временем придумать про себя что-нибудь экстремальное. Хотя я не очень понимаю, кто такие люди шоу-бизнеса. Наверное, это те, кто специально скандалит, чтобы на этом подняться. У каждого своя тактика. А с опытом ты понимаешь, что так делают практически все.  

— Как ты относишься к гламуру? Ты всегда одеваешься как надо или тебе по барабану?  

— Хочется прийти к тому, чтобы было всё равно что надевать, ни под кого не подстраиваться. Это и будет твоим стилем. Но империя диктует стиль. У меня фраза такая была, когда я снялся в ролике у Вани Охлобыстина о Москве. Есть люди, которые, если что становится немодным, сразу всё это выкидывают и покупают уже новую коллекцию. А я если ношу какие-то джинсы, то буду их носить до последнего. Считаю, что у мужчины должно быть два костюма, и по большому счету больше не надо. Ну вот подарили мне смокинг. Классный смокинг! Но, чтобы его куда-то надеть, должен быть повод. А есть, конечно, артисты, которые любят одеваться с иголочки, всегда демонстрируют свои запонки, чтобы все видели. А по-моему, чем проще, тем лучше.  

— Я слышал, на 60-летие Никиты Сергеевича вы с братом Степаном скинулись и подарили ему две “Газели” для его охотничьего хозяйства. Не пойму, для тебя это дорогой подарок или нет?  

— Я даже не помню, сколько они стоили. А подарок нормальный, но не суперский.  

— Ты закончил ВГИК на курсе у Марлена Хуциева. Кто еще учился вместе с тобой?  

— Илья Хржановский, Бакур Бакурадзе, Ульяна Шилкина. Эти ребята сейчас на слуху.  

— Недавно тебя приняли в Союз кинематографистов. Ты же знаешь о конфликтной ситуации там, о противоборстве твоего отца с Марленом Мартыновичем? На чьей ты стороне?  

— Я очень люблю Марлена Мартыновича. Это мой педагог, учитель. А к их конфликту я не имею никакого отношения и никак не участвую. Для меня Марлен Мартынович всегда есть и будет тем мастером, который меня вырастил.  

— Знаю, что тебе нравится группа “Любэ”, и ты даже сделал клип для них. Вот почему она Путину нравится, я понимаю. Но ты-то что в ней нашел?  

— Не могу объяснить. Но почему “Любэ” должна нравиться только выходцам из рабочих кварталов? Их песни меня с самого начала зацепили, еще с детства. “Глеб Жеглов и Володя Шарапов за столом засиделись не зря…” Здорово! А когда я клип решил делать, Коля Расторгуев приехал, поддержал, мы нашли деньги. Этот клип до сих пор в ротациях. Приятно.  

— Но ты же еще сделал 12-минутную короткометражку, за которую получил разные призы, даже международный.  

— Это мы сняли с Ильей Хржановским. В главной роли у нас там была Елена Захарова. Бандитов играли Федя Бондарчук, Гоша Куценко, брат мой Степан. Но это уже пройденный этап.  

— Можно по-разному относиться к Федору Бондарчуку, но понятно, что его уже воспринимают не как сына своего знаменитого отца, а совершенно отдельно. Тебе-то что мешает тоже стать таким отдельным?  

— У каждого свой путь. Я хочу снять большую картину. Это моя цель. Рано или поздно я к этому приду. Надеюсь, рано. Получится она, не получится — никто не может этого сказать. Если получится, я буду просто счастлив.  

— Какой-то ты очень правильный. Но вот, слышал, с женой Дашей часто ссоришься.  

— Ссоры — это просто выброс энергии. Так у всех бывает. А вот если у людей всё спокойно дома, в этом есть что-то ненормальное. К тому же мы с Дашей видим друг друга очень часто. А это тоже повод для ссор. Но я очень отходчивый, да и Даша тоже. Страсть проходит, а если есть любовь, то она всегда вырулит. Мы все-таки с Дашей вместе уже больше десяти лет.  

— Дочка уже пошла в школу?  

— Дай бог, 1 сентября. Причем пойдет в ту самую школу, в которой я учился. Там же учились папа, Степан, Аня и Надя. Причем у Наташки будет та же учительница, которая была моим классным руководителем. Сидя за партой и наблюдая в окно, как падает снег, я не мог себе представить, что через каких-то двадцать лет приду сюда записывать своего ребенка.  

— А когда ты там учился, отец ходил на собрания?  

— Никогда. У него времени не было. Мама сначала ходила, а потом тоже перестала. Зато старшая сестра Аня, как приходила домой, сразу приставала: вот мне говорили, что ты опять “двойку” получил.  

— Ты ходишь на встречи с одноклассниками?  

— Да, вот зимой у нас был юбилей школы, встречались. Прикольно было. Даже не верилось, что эти солидные женщины, которые уже где-то преподают, были когда-то твоими одноклассницами.  

— Тебе 33 года, возраст Христа. Некоторые, дожив до этих лет, остаются детьми, причем неисправимыми. Некоторые давно уже стали старичками. В тебе остался еще тот мальчишка, который прогуливал уроки в 4-м классе?  

— Что-то в этой жизни я увидел, узнал. Когда устаю от работы, чувствую себя человеком в очень солидном возрасте. А когда хорошее настроение, солнце, всё на позитиве, думаешь: блин, да тебе всего-то 16 лет и всё еще впереди. Вообще, мне кажется, творческий человек должен чувствовать себя ребенком.  

— Что в тебе ребяческого?  

— Думаю, что юмор. Мне он от деда передался. Юмор очень помогает. Особенно в семейной жизни.