— Игорь, вы как-то сказали: «Жил мечтой всегда». Какая мечта ведет за собой сейчас, когда вроде все мечты уже воплотились?
— Да, я всегда занимался тем, чем хотел. Слава богу, мне не приходилось идти на сделки с совестью. Даже в Америке. Хотя был там период небольшой, когда я и дворником поработал, и побродяжничал. Но я не переживал, мне было 24, я жил мечтой. Страшно было в первые минуты, когда наш цирк уехал, а я остался — с визой еще на полгода, но с 20 долларами в кармане. Я даже заплакал. И думал: «Что я наделал?!» Но потом уже чувствовал себя как Алиса в Стране чудес — смотришь по сторонам и пытаешься все понять. В общем, все и получилось. Я жил на улице, но ходил пробоваться в шоу. И меня взяли.
Я всегда знал, чем хотел заниматься. Хотел быть спортсменом — и с детства занимался спортом. Пошел в армию — оказался в спортроте, встретил там цирковых гимнастов и захотел в цирк. И после — опа! — и оказался в цирке. Потом понял, что кино интереснее, — и ушел в кино. Накатом все шло, одно за другим. Я приезжаю в Москву и встречаю своих друзей-спортсменов, а они толстые, лысые и уставшие, потому что всю жизнь занимаются не своим делом. Накопили денег и открыли магазин «Мясо-молоко». И бросить жалко, и тащить тяжело, хоть и зарабатывают вроде. А у меня все время в кайф все было.
— Было или есть?
— И было, и есть. Если человек не мечтает, значит, отжил. Но я не буду рассказывать про свою следующую мечту, а то вдруг не сбудется. Планов много, и семью еще не построил. Только начинаю, можно сказать, жить.
— В планах нет фильма о себе по вашей книге «Ищу Родину, Любовь и Работу»? Ведь богатейший же материал!
— У меня есть такие предложения. Смеяться будете, и тут, и в Америке. Один мой товарищ перевел книжку частично, как синопсис, и показал американскому продюсеру — тот обалдел. И сказал: это же настоящая американская мечта. Когда человек приезжает из ниоткуда в Америку и становится кем-то и наслаждается жизнью. Начали уже разрабатывать сценарий. И здесь есть идея с продюсерами Геной Меркуловым и Вадимом Алисовым, с которыми мы сейчас делаем сериал «Тайный город» по Вадиму Панову, снять фильм по моей книжке.
— Игорь, по поводу «Индианы Джонса». Правда, что Харрисон Форд сломал вам челюсть на съемках?
— Сломал. У меня была трещина. Всё оплатили.
— Золотая оказалась трещина?
— Это не обсуждается, если ты работник профсоюза в Америке. Даже если ты идешь по студии, падаешь и что-то ломаешь, то всё оплатят. Но Харрисон, конечно, смутился. Остановили съемки, он долго извинялся.
— Очень больно было?
— Да нет. Это же все на кураже было. Я сколько раз ломал себе руки, ноги, шею, все что угодно. В Цирке дю Солей мне ногу оторвали — я ее до сих пор залечиваю. Упал на нее человек с огромной высоты. Он ее перерубил просто. Она висела на сухожилиях. И я еще работал несколько минут, пока понял, что там, и увидел, что кровь идет. Нога не сгибается до конца до сих пор.
— И как же вы выполняете трюки в фильмах?
— Я всегда трюки все сам делаю. Я не инвалид, есть небольшое ограничение, к которому привыкаешь и работаешь в нем.
— Еще вы вроде говорили, что Харрисон Форд ущипнул вас за зад.
— Да, чтобы получить мое удивление в кадре. Спилберг любит такие вещи — он всегда просит актеров, которые работают в паре, сделать что-то неожиданное, чтобы вызвать новую эмоцию. Кейт Бланшетт он предложил дать Харрисону Форду пощечину во время разговора так, чтобы он не ожидал. И я стараюсь что-то подобное придумывать, чтобы не шло по накатанной.
У каждого есть чему поучиться. Я люблю наблюдать за людьми. Когда я здесь жил, мы прогуливали школу, шли в метро, садились в центре зала на «Аэропорте» и угадывали, кто чем занимается. Вот кто этот дядька? Врач, спортсмен?.. Мы спорили. И я бежал, догонял и спрашивал: «Дяденька, а вы кто? Вы где работаете?» Я до сих пор люблю так людей разглядывать. Живу ощущениями.
— Йогу, восточные практики освоили, как положено в Голливуде?
— Там все повально спортом занимаются. И не обязательно ходить в спортзал. Есть такая вещь — хайкинг, когда просто поднимаешься в гору по дорожкам проложенным. Всё для того, чтобы проснуться утром, взять бутылочку воды и идти. И это доступно любому человеку. В семь утра проснулся в Лос-Анджелесе, солнышко светит, и вперед! Мне нравится вставать рано и заниматься спортом.
— А что вы здесь делаете в семь утра?
— Ну, я так рано тут не просыпаюсь. Но как встаю, сразу иду в спортзал. Я спортсмен. Не великий, но спортсмен по своей сути.
— Даже когда жили на улице, соблюдали спортивный режим?
— Обязательно. В чужих бассейнах поплавать, побегать по улицам — все было.
— Скажите, сейчас возможна такая история? Приехать молодому, красивому, талантливому и покорить с нуля Голливуд?
— Думаю, вряд ли. Я был в вакууме — ни одного русского, языка не знаю, общаться не с кем, всё сам. Это, конечно, стимулировало. Сейчас приезжаешь в любой город США — и наши люди везде. Везде подскажут и помогут. И я помогаю людям: подсказываю, как чего делать, куда пойти. Конечно, не всем, потому что у меня реально нет времени. Я боюсь в соцсети выходить, потому что 200 человек сразу задают один и тот же вопрос: «Куда пропал, чего нового?».
— Игорь, ваша открытость — это личное качество или было приобретено от того, что дошли до дна, поднялись, и потому ничего не страшно?
— Понятия не имею. Мне кажется, я всегда был таким. Но мой период жизни американский приучил, конечно, к какой-то толерантности и уважению. И я пытаюсь это навязывать и здесь. Начиная с улыбки в лифте. У нас все заходят в лифт с угрюмыми лицами. А я улыбаюсь и здороваюсь. Пытаюсь расшевелить. Иногда узнают, здороваются в ответ. Или на дорогах. Кто-то идет по переходу, я останавливаюсь, мне сзади сигналят: это же смешно! Я даже близкого друга стыжу, если он в центре Москвы выбросил из окошка машины пачку от сигарет. Да и мама меня всегда учила разговаривать с людьми…
— Расскажите про ваших родителей.
— Мама успела и актрисой побыть — на заре «Современника» с Ефремовым, Квашой в паре спектаклей участвовала. Рассказывала мне про них... Но мой дедушка ей запретил, сказал, что несерьезная профессия. Потом редактором в разных институтах работала. А папа был служащим, начальником отделения почтового. Его уговаривали в партию вступать, он не стал. Был очень строгий человек. Мог и выпороть, но всегда за дело. Его уже нет… Маме, конечно, я показываю свои фильмы, приглашаю на премьеры. Она тут, в Химках, живет. «Вий» вот, правда, отказалась смотреть, сказала: «Ну зачем тебе это нужно?..»
— И правда, зачем? Столько актеров от Гоголя отказываются, боятся…
— Я об этом не думаю. Что за ерунда? Почему подобных суеверий нет в других странах?! Я даже что-то двигал ради «Вия», ради экспедиции в Прагу, где мы снимали. Надо ко всему подходить с позитивной стороны, надо все мотивировать в положительную сторону.
— Надо? То есть вы себя заставляете?
— Я так живу. Я и с «Вием» себя так настраивал. Не думал: раз мистика и актерские суеверия, надо бояться. Говорил себе: это классика, бессмертная повесть, и ты будешь бессмертным, если там снимешься, это самое крутое, что может быть. Так надо думать. Зачем думать о противном?..
«Хочу Спилбергу «Вия» показать»
— Хорошо. Вернемся к Голливуду. В Москву приезжала Холли Берри. Ургант ее в студии спрашивал: «А знаете вы таких актеров: Юлия Снигирь, которая сыграла в «Крепком орешке»? Светлана Ходченкова, «Росомаха»? Владимир Машков, «Миссия невыполнима»? Она только смеялась и качала головой. Это два параллельных мира? Голливудские небожители не обращают внимания на русских, даже если они снимаются в главных ролях там у вас?
— Она не знает, потому что не пересекалась с ними. Да она и не знает достаточно известных японских, европейских актеров, если не снималась с ними. Мы не ходим на чужие премьеры и презентации. И американских, думаю, она знает не всех — или суперизвестных, или тех, с кем работала. Такова наша кухня — ты знаешь только тех, с кем работал. Ну кто знает Игоря Жижикина? Но спросите Лукаса, спросите Спилберга или Иствуда, и они сразу вам скажут. И мне это приятно. Спросите у Харрисона Форда, Кейт Бланшетт или Квентина Тарантино. Они знают. А так… Ну, если, конечно, я получу «Оскара», тогда другое дело.
— Возможно русскому актеру получить «Оскара»?
— За работу в американском фильме? Если русский актер живет в Америке и прекрасно говорит на их языке, думаю, да. Пусть даже с акцентом, но хорошо. Как Мила Йовович, например. Хотя у нее и акцента-то уже нет. Я сделал глупость в свое время — не посвятил время избавлению от акцента и изучению правильного английского языка. У меня и времени на это нет теперь, и уже вошел в обойму, где достаточно того, как я говорю. Я не подумал об этом сразу и, естественно, ограничил себе тем самым диапазоном ролей. Арнольд же своим стал, хотя у него колоссальнейший акцент, но он правильно говорит. А я делаю ошибки. Для ролей учу все как надо. Но в разговорной речи допускаю ошибки. Для «Оскара» нужно быть в правильной обойме, и главное, чтобы это была роль твоей жизни. Я даже не об «Оскаре» мечтаю, а о роли своей жизни. Когда режиссер тебя видит и под тебя работает. Как есть у Машкова, Миронова, Сухорукова…
У меня есть два жанра, в которых я себя чувствую прекрасно: комедия и драма. Я очень легко себя чувствую в комедиях, я в них расслабляюсь. Любовные истории мне даются тяжелее, хотя многие меня видят в них тоже. Из американских недавно вот снимался в комедийном сериале «Политиканы» с Сигурни Уивер, она играет там персонажа вроде Хиллари Клинтон. Из русских — участвовал в «Любви в большом городе».
— И как «Любовь в большом городе-3» сочетается с фильмом «Индиана Джонс и Королевство хрустального черепа»?
— Хорошо. Я Спилбергу хочу «Вия» показать, кстати. Мы иногда пересекаемся.
— Какие человеческие уроки вы вынесли из общения с великими?
— Один из основных: чем большего человек достиг, тем он оказывается более приземленным и толерантным, участливым к остальным. Меня поразил Флориан Хенкель фон Доннерсмарк, у которого я в «Туристе» снимался. Он получил «Оскара» за «Жизнь других» в номинации «Лучший иностранный фильм». Потом я узнал, что он из богатейшей, влиятельнейшей немецкой семьи. И как он вел себя, как общался с людьми! Причем одинаково с Анджелиной Джоли и Джонни Деппом, с осветителем и уборщиком помещения. Он мог опуститься на колено и завязать шнурки у осветителя. Меня это так поразило! И мне объяснили, что в этом-то вся крутизна, если ты богат и знаменит, — вести себя как можно проще. А не в тачках, квартирах, как у нас принято. Вот у меня в Москве все спрашивают: «А на какой ты машине ездишь?» И я отвечаю: «Какая разница, на какой?» Я себе привез дешевую машинку — джип Ford, только потому, что он электрический. Он бензин не жрет, он экологический, я к этому там привык.
— Да, голливудские актеры — за экологию. Ди Каприо — в первых рядах. Вы с ним знакомы? Вы как-то говорили, что можете запросто позвонить Шайе Ла Бафу и пригласить его по-соседски на огонек?
— Уже нет, Шайя переехал. Мы тренировались в одном спортзале и, конечно, общались. Ну, я рассказывал про наши тусовки, он говорил: «Русские девчонки были? А чего не позвал?!» Меня тоже часто зовут на всякие вечеринки. И к Ди Каприо в том числе. Он тоже, кстати, любит русских девчонок. (Смеется.) Я люблю выйти с друзьями куда-то пару раз в месяц, но не больше.
«Я лет десять вниз головой провисел»
— Правда, что на вашей русской свадьбе гуляло пол-Лас-Вегаса?
— Конечно! Только не забывайте, что тогда там жило 250 тысяч человек, а сейчас — два с половиной миллиона. В то время отельчики были низенькие и маленькие, и все друг друга знали. Я играл главную роль в мюзикле — Самсона, и меня все знали, кричали: «Привет, Йгор! Как дела?» И шоу-то было немного. Штук пять. Все было более семейственно. Ровно так, как и в Цирке дю Солей, куда я попал потом. Там мы тоже были одной семьей.
— Вас тянет в цирк?
— Конечно, хожу. Там же все повязано кровью моей практически. И новые шоу в Лас-Вегасе я смотрю. Ребята зовут, я хожу. И когда Цирк дю Солей в Москву приезжает, а я тут, тоже иду. Что-то нравится, что-то нет, но я оцениваю же как профессионал и вижу, что получается, а что нет, где схалявили, а где нет.
— Правда, что вы стали воздушным гимнастом, чтобы побороть страх высоты?
— Нет. Это соврал. Я же вел шоу «В черной-черной комнате...» на Первом канале. Там все боролись с фобиями, вот я и сказал, чтобы как-то людей мотивировать. Я стал воздушным гимнастом, потому что мне всегда это в цирке больше всего нравилось, и я думал, что это самое крутое, что может быть на свете. Естественно, что когда я забрался на высоту в первый раз, то чуть в штаны не наложил. У меня не было цирковой подготовки, но ко всему привыкаешь. Каждый день по нескольку часов я там висел вниз головой. Сначала в московском цирке года четыре я работал, потом был перерыв на мюзиклы, потом в Цирке дю Солей — еще лет пять. Наверное, в общей сложности я лет десять вниз головой повисел.
— На здоровье это никак не сказалось?
— Наоборот, только лучше. С суставами, правда, были проблемы, и много переломов. Но до сих пор, если есть возможность где-то вниз головой повеситься, то я это делаю. И кровоток другой, и концентрация сразу лучше. У меня дома есть спортивный гимнастический шар надувной, я с него вниз перевешиваюсь и книжки читаю, телевизор смотрю или просто думаю. То же самое, если ты правша, то надо что-то делать левой рукой, чтобы развивать оба полушария.
— Что касается фразы из вашей книжки: «Только женщины способны мне подарить настоящее вдохновение». Тоже ради красного словца?
— Не помню, в каком контексте я сказал, но, конечно, меня женщины вдохновляют. От мужчины тоже могу почерпнуть вдохновение, если он талантливый человек… Но, в общем, да, я чуть-чуть вампир в этом смысле. Мне нравится у женщин черпать энергию. (Смеется.)
— Еще вы писали о том, что из каждой поездки обязательно привозили рассказ о новом эротическом приключении. Это эпатаж или стиль жизни? Поэтому все ваши четыре брака кончились разводами?
— Настоящий из них был один — с Наташей, на котором как раз гуляло пол-Лас-Вегаса. Мы и сейчас прекрасно с ней общаемся. Все американские — не то. А эротические впечатления, конечно, привозил. Ну, представьте, молодой парень из СССР приезжает в квартал красных фонарей в Амстердаме! Мы с видеокамерами там ходили, снимали, нас гоняли. Тогда камеры-то были громадные, не спрячешь. Мы ж ничего не знали про такую сторону жизни.
— Что важнее: любовь или деньги?
— Гармония всего. Но одно без другого на фиг не нужно. Зачем деньги, если нет любви и их некому потом оставить? И что для вас любовь, если не на что поесть и негде нормально жить? Нельзя себя только на одно настраивать. Жизненное благополучие зависит от всего. Если ты нормальный человек, если ты развиваешься, мне кажется, можешь добиться всего. В Лас-Вегасе я встретил много людей — «из князи в грязи», и меня это многому научило. Я видел бывших миллионеров, которые работают в такси и все равно все деньги несут в казино…
— Игорь, вот слушаю я вас и вижу: когда вы говорите про Москву, это — «у нас», и глаза горят. А про Америку — «там». Так где же вам лучше?
— Нет. Вам показалось. Я создал себе гармонию. Я же Весы по гороскопу. Я лечу в Лос-Анджелес, у меня нет вещей. На границе всегда удивляются. А зачем? У меня там все есть. В полете я жвачку пожую. И здесь — то же самое. Вплоть для крема для лица или одеколона. Все в двойном экземпляре. И когда я лечу сюда, в Россию, — всегда в предвкушении всего хорошего, что меня ждет здесь. Да здесь же все мое родное, вот мы тут сидим (в кофейне у метро «Аэропорт». — Авт.), и я себя как рыба в воде чувствую. Я родился тут через дорогу, в каждом доме мои одноклассники живут, и по каждой улочке я ходил. Я здесь кайфую. Есть, конечно, вещи, от которых я отвык, — плохая погода, например…
— Вы приезжаете сюда как победитель?
— Нет, на равных. Почему я должен думать, что я лучше? Может, те же одноклассники надо мной смеются: «Вот дурак, мог быть нормальным парнем, а сначала в цирке работал, а теперь в кино дурью мается».
