Алексей Гуськов уже снимался в Италии — в ленте «Концерт» Раду Михайлеану (Франция—Италия—Румыния—Бельгия—Россия) у него тоже была главная роль — бывшего дирижера. В июле там вышел еще один фильм с его участием — «Итальянские сюжеты». Так что Гуськов на Апеннинах уже свой, любимый актер.
В «Тайной жизни Иоанна Павла II» рассказывается о поездках папы римского и его друга — президента Италии Алессандро Пертини — высоко в горы, на ледник Адамелло, где их гостеприимно принимала семья тренера Лино Дзани. Мы встретились с Алексеем Гуськовым сразу по возвращении со съемок.
«Иногда приходилось гримироваться больше трех часов»
— Самое удивительное, Алексей, что вы и сами родились в Бжеге, в Польше.
— Да, в 150 километрах от того места, где родился Кароль Войтыла. Когда эта новость появилась в Интернете, стали сравнивать по фото — похож или не похож. Сопоставляли даты: 18 мая 1920 года родился Войтыла, а 20 мая 1958 года — Гуськов, и находили в этих цифрах что-то магическое.
— Вряд ли вы когда-либо мечтали о роли Иоанна Павла II, но о каких-то исторических персонажах, как всякий актер, наверняка думали?
— О Шекспире — «Ричарде III», «Короле Лире», они ведь тоже основаны на исторических событиях. Но сыграть еще недавно существовавшего реального персонажа трудно — особенно когда многие видели и помнят его. Хотя вот Жерар Депардье не побоялся сыграть Доминика Стросс-Кана.
Когда мне поступило предложение исполнить роль папы римского, я подумал, что все закончится только переговорами. Прочел сценарий. История оказалась светская. Основанная на реальных событиях, случившихся в жизни автора — Лино Дзани, альпиниста и инструктора по горным лыжам. И я решил еще раз перечесть сценарий, отстранившись от Иоанна Павла II, как будто мне предложен некий придуманный герой, придуманный персонаж, а не Кароль Войтыла. На размышления, согласиться или нет на эту роль, у меня было всего два-три дня, и я не знаю, взялся ли бы я за нее, если бы к тому моменту Иоанн Павел II уже был канонизирован.
Мой кастинг проходил по скайпу — полтора часа я разговаривал с режиссером Андреа Порпорати. Приступив к работе, я просмотрел множество архивных видео из Ватикана, в том числе касавшихся частной жизни Иоанна Павла II.
Когда выйдет картина, зрители будут смотреть, похож я на него или нет. Это неизбежно. У нас был куратор из Ватикана, который ни во что не вмешивался, только смотрел материал. Он расспрашивал меня о России, знаю ли я польский язык. Он разрешил нам снимать в Ватикане. Два дня мы работали в реальных интерьерах, где Иоанн Павел II принимал своих светских гостей, — на фоне полотен Караваджо.
— Вы, как актер, наверняка улавливали мимику, движения своего героя, просматривая хронику?
— Обязательно. Он был высокий и всегда чуть склоненный в правую сторону, особенно после покушения, когда в него вошли четыре пули. Потом у него началась болезнь Паркинсона, и он думал — остаться на посту или нет. Сложными были последние сцены, где он за полгода до смерти с трудом говорил, плохо выговаривая слова, почти не передвигался сам.
— Что вы поняли про этого удивительного человека, погрузившись в материал?
— Главная его черта — цельность. Для него не существовало разницы в поведении на публике и в узком кругу. Это был человек, полностью отдавший себя церкви. Будучи величайшим гуманистом, он имел сочувствие по отношению к человеческим слабостям. История с Мехметом Али Агджой, профессиональным киллером, у которого была одна цель в жизни — убить папу римского, о многом говорит. Иоанн Павел II выжил после покушения и под Рождество пришел к убийце. Разговор в присутствии охраны известен, а вот что было, когда они остались наедине и проговорили два часа, никто не знает. Моя версия, основанная на прочитанном и услышанном от Дзани — а он беседовал с папой, — заключается в том, что Агджа верил в то, что насилие правит миром. А тут он вдруг понял, что любовь выше насилия. Он вышел из тюрьмы и принял католичество.
— Большой временной отрезок вам пришлось прожить на экране. Насколько сложным был грим?
— Снимали все последовательно — это было условие режиссера. И вначале у меня был небольшой грим. Четверть фильма охватывает период с 1996 года до начала болезни Паркинсона — тут гримировали по часу. И есть три сцены перед смертью, где Кароль Войтыла совсем уже старый. Тогда приходилось гримироваться более трех часов. Юозас Будрайтис написал мне, что, посмотрев мои фотографии в гриме, почувствовал, будто вновь встретился с ним.
— Частная жизнь Иоанна Павла II занимает большую часть сюжета. Многое ли там выдумано?
— Да, это именно частная, личная жизнь. Все, что происходит в картине, написано в сценарии, в основе которого книга альпиниста Лино Дзани. А он записывал свои встречи с папой на протяжении 25 лет. Они невероятным образом повлияли на его жизнь. Лино Дзани — тоже непростой парень. Он трижды ходил на Эверест. Падал, ломал кости и шел снова. Семья умоляла не делать этого. В первый раз не дошел до вершины 800 метров, во второй — 200. И все-таки добрался до нее. А потом в его жизни появился Кароль Войтыла, который сказал ему: «Забраться на гору не главное. Есть более важное в жизни — вернуться обратно и извиниться. Это гораздо труднее, чем забираться наверх».
«Не смейте этого делать, иначе я себя ударю»
— Наверняка после такой роли что-то в вас поменялось?
— Я до сих пор под впечатлением от материала, от масштаба личности, объема совершенного. Эти два месяца по важности для меня как два года. Вспоминаю, как повлиял на меня фильм «Концерт», где пришлось дирижировать 55 музыкантами. Это как родовая травма. Я просмотрел все, что только можно, изучал движения дирижеров и в итоге пришел к нужному образу. Тогда я открыл для себя невероятный мир классической музыки и теперь стараюсь хотя бы раз в месяц сходить на концерт или в оперу. Это стало для меня потребностью. Что будет после роли Иоанна Павла II, сказать сложно. Теперь гораздо глубже погружаюсь в литературу несветского характера. Ругаться стал меньше. Появилось что-то, связанное с чеховской интонацией: не смейте этого делать, иначе я себя ударю.
— С какими физическими трудностями были сопряжены съемки?
— Трудным был весь горный период. Мы жили на высоте 1200 метров, дальше поднимались в закрытой кабине лифта еще на 1700 метров, потом на открытом сиденье на 1200. Там совершенно другой воздух и давление. Первую неделю вся группа страдала затылочными болями, спали по 3–4 часа. Странные вещи происходили с организмом. Постепенно мы как-то адаптировались. Ладно, мне 55 лет, но страдали и 40-летние актеры. Режиссер говорил нам: «Ребята, не дышите как старики!» Мы выпивали воды и шли в кадр, чтобы вести нормальный диалог. Все были застрахованы, и я в том числе. Снимали в реальных местах, где все и происходило. Там фантастически красиво!
— Вам пришлось встать на лыжи?
— Меня дублировал Лино Дзани, а итальянского актера Джорджо Пазотти — другой профессиональный лыжник. С такого склона я бы сам в жизни не съехал. Стоял на лыжах в детстве, и то не на горных. Вниз я как-то топал, добирался до точки и съезжал. А Войтыла был замечательным лыжником. Он занимался этим до 1993 года, пока не началась болезнь Паркинсона. Позднее просто приезжал в те места, не катался, а бродил в горах с палочкой.
— А женская линия в фильме есть или это сугубо мужское кино?
— Да, конечно, в фильме присутствует любовная линия. Это история взаимоотношений Лино Дзани и его жены. В фильме снималась звезда итальянского кино Клаудия Пандольфи. Ее героиню Дзани увел от мужа, что действительно произошло в реальной жизни. Она была против его занятий альпинизмом и его восхождений. Родился ребенок, и его надо было воспитывать.
— Не чувствовали себя рядом с итальянскими актерами неловко? Не было ощущения, что они в чем-то лучше вас оснащены?
— Я немного нахально выступлю, но скажу, что весь мой зарубежный киноопыт говорит о том, что школа у нас замечательная. Европейцы закрепляют какой-то рисунок и идут выбранным курсом, как зайчики с барабанами. А у нас всегда остается возможность импровизации. Я рассказывал им и режиссеру, что в России есть такое выражение для актерского дубля — «от балды». И они потом вслед за мной повторяли это по-русски. Лучший дубль — «от балды».
— Итальянцы тоже говорили в кадре на английском?
— Оригинальная версия картины — английская, и все разговаривали на английском языке. Фильм будет переозвучен в Польше на польский, в Бразилии на португальский, в Италии на итальянский. Поляки даже попросили меня приехать. Во время дубляжа я могу что-то подсказать, подобрать голос, услышать интонацию. Звук может многое испортить.
— Но в английской версии вас не будут переозвучивать?
— Нет. Для Кароля Войтылы английский тоже не был родным языком. Очень надеюсь, что картина до нас дойдет. Мой опыт работы более чем в 60 картинах подсказывает, что если в рабочем материале есть эмоция, а она была, то все будет хорошо. Команда собралась суперпрофессиональная. Снимал картину прекрасный оператор Алессандро Пеши, снявший фильм «У нас есть папа!». Гримом занимался специалист, работавший с Джеймсом Кэмероном на «Титанике». Художник по костюмам имеет «Оскара».
— Все другие дела на время отложили, целиком погрузились в материал?
— Так счастливо сложилось, что я к тому моменту закончил работу в России, был в меру уставший. Как говорила Наташа Гундарева: когда я в меру уставшая, то лучше работаю, ни на что лишнее сил не хватает. Теперь уже, когда я, завершив эту огромную работу в Италии, вернулся домой с пережженными от перекрашивания в белый цвет волосами и после многочисленных попыток вернуть родной цвет волос занялся своими делами, думаю: как замечательно, что последние пять лет у меня случаются такие удивительные моменты. Если бы они происходили чаще, то, наверное, не были бы так удивительны, превратились бы в повседневность. В Европе у меня нет бэкграунда, шлейфа всех моих прошлых работ, удачных или неудачных. Я приезжаю как новая игрушка, машинка, как неизвестный артист, по слухам, неплохой, а больше про меня ничего не знают. Делаю первые шаги, вроде справляюсь, это вызывает у людей вначале удивление, а потом они начинают меня признавать. Мы все время переписываемся с режиссером, и он мне недавно в шутку написал: «Жизнь без тебя стала серой».
«Я должен, как гимнаст в цирке, быть всегда в форме, а не медитировать у холодильника»
— Сыграть папу — все равно что в советское время Ленина. Лишний раз теперь подумаете, соглашаться на роль бомжа и негодяя или нет?
— Я буду все делать так же, как и раньше. Мое отношение к работе неизменно: это труд, я должен, как гимнаст в цирке, быть всегда в форме, а не медитировать у холодильника, придумывая персонажей, которые никогда не будут сыграны. Нельзя сидеть на месте и ждать удивительного материала и волшебного режиссера. Лучше я буду продолжать работать. А когда хороший материал придет, я буду готов к нему не только как к возможности показать свое ремесло, но как к возможности высказаться по поводу жизни, обид, счастья. Я сделаю это, потому что буду готов. Я — работник.
— Может, после такого необычного проекта появятся интересные международные предложения?
— Главное, чтобы они появились у тех, кто их предлагает. Я ведь давно на самообслуживании, сам делаю свои проекты. Надеюсь, поеду в Италию сниматься у «оскароносца» Габриэле Сальватореса в семейной картине о мальчике, обладающем способностью быть невидимым. У меня там роль человека, внешне напоминающего теперешнего Клиффа Ричарда, старика с седыми волосами до пупа, в сапогах, кожаных штанах. Я не обижен судьбой, режиссерами, интересными встречами. Недавно начал работать в картине дебютанта Виктора Демента по книге Владимира Тендрякова «Находка». Сценарий еще три года назад получил грант Берлинского фестиваля. Человек находит в тайге младенца, и встает вопрос: самому выжить или нести младенца. Это притча, где есть мир рыб, леса, людей с их страстями и страстишками. Материал удивительный — родись в любой другой стране такой писатель, его бы на руках носили. Этот проект — одна из немногих радостей. Современным авторам кажется, что если они запишут что-то жиденько, как в автобусе, то актеру это будет легче произносить. А оно не произносится. Это, на мой взгляд, сейчас проблема всей нашей культуры — всё хотим упростить.
А в целом, как призывал мой герой Кароль Войтыла: будь открыт миру, не бойся того, что происходит. Просто не изменяй себе. Что-то все равно придет.