«Он ходил в скромном сером костюмчике, с седым хохолком»
— Чем будете удивлять, Аркадий Яковлевич?
— Наш дорогой Леонид Иович ушел 20 лет назад, и ничего удивительного с тех пор не произошло. Мы не будем показывать фрагменты фильмов, которые и без того все знают. Обещали прийти Владимир Этуш, Александр Ширвиндт, Леонид Куравлев, Наталья Крачковская, которая редко участвует в такого рода мероприятиях, но ради Леонида Иовича изменила своим правилам. Все они поделятся воспоминаниями. Прозвучат песни из фильмов Гайдая. Одну из них в картине «Иван Васильевич меняет профессию» исполнил за кадром Валерий Золотухин. Надеемся, он ее же споет и на сцене. У меня есть двенадцать баек про нашу работу с Гайдаем, и я их за двадцать лет изложил двести раз. Так что рассчитывать на новизну, увы, не приходится. Мы просто надеемся, что придут люди и вспомнят замечательного режиссера, фильмы которого с годами, как хорошее вино, становятся все лучше и ароматнее.
Гайдай родился в Амурском крае, жил в Иркутске. Там, кстати, ему поставили памятник перед местным театром, где он работал, а Нине Павловне Гребешковой об этом даже не сообщили. Приглашены гости из Амурского края. Нина Павловна Гребешкова, верная спутница жизни Леонида Иовича, и его давние друзья хотят, чтобы получился негромкий, теплый, домашний вечер.
— Вам довелось работать уже с поздним Гайдаем. Насколько он был советским человеком? Или же, напротив, оказался свободным?
— К сожалению, я встретился с ним уже на последнем этапе его работы и жизни. На мой взгляд, Леонид Иович был абсолютно советским человеком, что не говорит о том, что он был несвободным. Грех произносить слова: «Хорошо, что он не дожил до наших времен», но приходится. Ибо Гайдай бы просто не выдержал той чудовищной ситуации в жизни и кинематографе, какую мы сегодня имеем...
Он не отстаивал упрямо каждую пядь своего фильма. Гайдай считал так: если я встану в позу, не откажусь от чего-то и фильм не примут, то люди, работавшие на картине, останутся без зарплаты, а у них — семьи. Впрочем, известна и история его хитрованства, когда он в самом финале «Бриллиантовой руки» приклеил кадры атомного взрыва. И начальство возмущалось: что это за бред, при чем тут атомный взрыв, на что вы намекаете?! И Гайдай скрепя сердце убрал этот, конечно же, дурацкий атомный взрыв, за счет чего уцелели другие вещи, которые поначалу хотели изъять. Он по жизни ни капельки не был похож на кинорежиссера, вообще на киношника. Ходил в скромном сером костюмчике, с седым хохолком. Курил очень много. И никогда не рассказывал анекдотов, как многие наши коллеги. Не был записным остряком. Хотя умел шутить и знал толк в шутке, но сам не рассказывал баек в застолье. Очень серьезный человек был, но с грандиозным чувством юмора. Не помню, чтобы он ругался — я уж не говорю матом — вообще, чтобы ругался. На съемочной площадке он руководил, но так чтобы орать, проявлять особые эмоции — этого я не видел. Однако, повторяю, я работал с ним только последние пять лет, а каким он был в начале пути — сказать не могу.
— А что вы имеете в виду, когда говорите, что Гайдай был абсолютно советским человеком?
— Вот я, например, — советский человек, настоящий совок. На мой взгляд, ничего лучшего в жизни нашей страны, чем советская власть периода застоя, не было. Да, партия рулила, был дефицит и очереди, нельзя было купить продукты и сапоги, нас не выпускали за границу, существовали «железный занавес» и цензура, все было подчинено идеологии. И все это большое зло! Сегодня мы имеем цензуру денежного мешка, миллионы беспризорных и наркоманов, организованную преступность. Общество потребления, на мой взгляд, отвратительнее общества дефицита. И сегодняшняя действительность — тоже зло! Но лучше уж стоять за костью в магазине, ходить всю жизнь в продукции фабрики «Большевичка», чем в стране будут голодные и беспризорные дети. Лучше буду сидеть дома, не выезжать за «железный занавес», чем не смогу выйти на улицу, где в любой момент можно стать жертвой бандитов. Это мой выбор. Да, мы шли по ложному пути, но были спокойны, у миллионов людей не болела душа, разве что у интеллигентов, которые на кухнях справедливо поливали советскую власть, и я тоже в их числе. Так вот, Гайдай был советским человеком. Он воевал, защищал эту власть, прекрасно видел все ее недостатки. Чудовищной коррупции тогда, кстати, не было. Были взяточники — и все, это разные вещи. Гайдай все понимал, но считал, что в общем страна живет правильно и что дальше будет лучше. Он верил в светлое будущее. Возможно, Нина Павловна или дочка Леонида Иовича расскажут это по-иному. Допускаю, что дома он делился с ними какими-то другими вещами.
«По-моему, только к Юрию Никулину он обращался на «ты»
— Нине Гребешковой вообще надо книжку издавать. Она такие дивные истории рассказывает про Гайдая.
— У нее потрясающие истории! Они же с Гайдаем сорок лет вместе прожили. Кто больше нее знает о нем? А мы только собирались для работы в моем кабинете, вместе с Гайдаем и третьим нашим соавтором Юрой Воловичем, и если Леониду Иовичу что-то не нравилось, он никогда не ругался, а говорил: «Аркадий Яковлевич, по-моему, вы бредите».
— А он вас по имени-отчеству всегда называл и на «вы»?
— Исключительно. Юрий Самсонович, Аркадий Яковлевич… Он со всеми был на «вы», и с артистами тоже. По-моему, только к Юрию Никулину обращался на «ты» и, может быть, к Леониду Куравлеву.
— Удивительно то, что, хотя фильмы Гайдая все любят и знают, сам он как личность остается неизвестен широкому кругу своих зрителей.
— Потому что он был закрытый и замкнутый человек. Насколько я знаю, у него не было близких друзей. Себя не могу отнести к их числу, потому что сказывалась разница в возрасте, и вообще у нас были сугубо рабочие отношения, хотя и очень добрые. Мы с Ниной Павловной даже больше дружили. И моя жена ее хорошо знает. Мы вместе ездили на гастроли. Конечно, отношения были больше, чем деловые, но дружескими я их назвать, к сожалению, не могу.
— Был ли он интеллектуалом или шел по наитию? Откуда бралось его потрясающее художественное чутье?
— Он шел по наитию. Интеллектуалом назвать его не могу, но прочел Леонид Иович много. Он меня поразил при первой встрече. Я что-то хорошее сказал про один из его фильмов, про какой-то трюк. А он на голубом глазу говорит: «Да, хороший трюк. Я его спер у Чаплина». Мне даже стало неловко, что он так просто и откровенно об этом говорит. Но потом я посмотрел, как это сделано у Чаплина. Может быть, он и натолкнул Гайдая на решение, но это был совершенно по-другому сделанный трюк. Чаплин был его кумиром. И Гайдай всегда перед запуском нового фильма собирал группу, показывал две-три свои любимые картины Чаплина. Он не скрывал свое преклонение перед ним. Больше ни к кому из кинематографистов он так не относился. А любовь к Чаплину понятна и связана, я думаю, с жанром эксцентрической комедии, в котором оба они работали. Гайдай всегда прорисовывал каждый кадр, готовясь к съемке. Многие режиссеры старой школы это делают. А на последней картине он мне грустно сказал: «Чего-то я стал ленивым» — и уже не рисовал.
— Страдал ли Гайдай от того, что его обвиняли в мелкотемье, или же довольствовался тем положением, которое занимал?
— Конечно, об этом лучше знают его близкие, но то, что он был к этому неравнодушен, однозначно. Конечно же, огорчался, что такие разговоры возникали, даже не конкретно о нем, а о жанре комедии в целом. Проходили всесоюзные фестивали в разных советских республиках, и его туда приглашали, но ни одна его картина не получала там призов. Кажется, только «Иван Васильевич меняет профессию» отметили в Баку. Гайдай говорил: «Вы посмотрите, ни одной комедии наград не дают. Что это за отношение к жанру?» Он переживал. Комедия считается у нас низким жанром. Это определено было Ломоносовым, с тех пор так и живем. Мы говорим о фильмах Тарковского, а комедия это так, что-то несущественное.
— А самого Гайдая не третировали?
— Да нет! Кто его мог третировать? Один раз только оскорбили, и он очень переживал. Я считаю, ему просто плюнули в лицо, когда он снял «Инкогнито из Петербурга» по гоголевскому «Ревизору». Ему тогда присвоили позорную третью категорию. Притом что за его плечами уже были знаменитые картины «Бриллиантовая рука», «Кавказская пленница» и так далее. Да, можно согласиться, что фильм оказался не самым удачным, но дать ему третью категорию было просто оскорбительно. Не знаю мотивации случившегося: были ли это какие-то интриги или нет. Но Гайдай очень переживал.
— В любой другой стране он бы стал миллионером, а его родственники бы в золоте купались, имея такое наследие…
— Поразительно, что не платят наследникам. Только за картины, снятые на «Мосфильме», где еще во времена директорства Владимира Досталя было принято благородное решение платить авторам за показы по телевидению. И мы изредка какие-то денежки получаем. Но вдовам, увы, и «Мосфильм» не платит.
— Как вы думаете, почему картины Гайдая год от года вызывают все больший интерес? Их знают и смотрят от мала до велика.
— Потому что они не про олигархов, бандитов и бомжей, а про людей. И все мы узнаем в них свои житейские проблемы, для кого-то мелкие, но из этих мелочей состоит вся наша жизнь. Комедии Гайдая по-человечески смешные и не оскорбительные, в отличие от юмора «Comedy Club». Это теплые, человечные истории, какими были лучшие советские фильмы. Все просто, бесхитростно, без зауми и, повторяю, про людей. А нынче чаще снимают про уродов, пусть даже красавцев и богачей. «Бриллиантовую руку» пересматривают десятки раз. А сегодня пошел на фильм, похохотал и забыл, хотя, конечно, встречаются редкие достойные работы. А для старшего поколения, наверное, в фильмах Гайдая есть еще и ностальгия по ушедшим временам, которые я — совок — считаю лучшими в жизни страны.
