Популярный актер Сергей Газаров — не актер даже, а настоящий человек-оркестр. Помимо своего главного таланта он еще режиссер, бизнесмен и просто бакинец. А это — звучит гордо! Но начали мы разговор с больного места г-на Газарова — его ресторана.
— В связи с кризисом ситуация с вашим рестораном не ухудшается?
— Ухудшается, а как же. Во всем, что относится к личному потреблению, человек как мог уже себя ограничил. Никто же не знает, что будет завтра, а послезавтра — уж точно. И ответить ему тоже никто не может. А ведь еще недавно, до кризиса, поход в ресторан начал приближаться к достаточно обычному делу; а ведь существуют еще и кафешки разные, рассчитанные на любой уровень дохода и качества. Но сейчас, думаю, эту культуру дружно все забудут. Более того, как бы не превратили это все в очаг разврата.
— Какого разврата?
— Всем скажут, что ходить в рестораны нехорошо, а нужно помогать больницам. Зачем тебе ресторан, если есть столовая? Вот я смотрю ТВ, а там передача против гламура, и один популярный ведущий на всю страну заявляет, что гламур нам не нужен, и сравнивает себя с Достоевским. Когда-то такое уже было и плохо закончилось.
— Значит, готовите ресторан к банкротству?
— Нет, я только расстраиваюсь. Этим рестораном я владею не один, а с партнерами. Один я бы не потянул. До сих пор не могу себя считать бизнесменом, я все делаю не по законам бизнеса. По всем законам за это время я бы свой ресторан должен был закрыть уже раза четыре, потому что нужной прибыли он не приносил.
— А чего вы решили 13 лет назад открыть свое “культурное заведение”?
— В знак протеста. Ведь тогда появлялись любые рестораны, кроме русского. Наш человек начал есть лягушек, суши, макаронами обвешиваться. А я считаю русскую кухню очень серьезной. И сегодня в Москве интерес к ней совсем не случаен. Но русские просто не знают, что их кухня — это не только борщ и оливье.
— Вы открыли свое дело в “лихие” 90-е, когда кино вообще не было. Вложились, чтобы не зависеть от ролей?
— Да чем я только в те самые 90-е не занимался — даже частным извозом. Полтора года отбомбил. У меня же было двое детей, а их надо кормить. Я никогда не стесняюсь никакой работы, пусть даже она и не очень респектабельная. Если нужно заработать, я это сделаю не задумываясь. Совмещать ресторанный бизнес и актерство невозможно, и ни у кого это не получилось. Это вещи несовместимые. Да, многие артисты в мире имеют свои рестораны, но они же ими не занимаются, а просто получают деньги за собственное имя. Когда Роберт Де Ниро открывает хороший японский ресторан, то делает это на пару со знаменитым ресторатором Нобу, и я не думаю, что он говорит этому гению, как надо делать суши.
— Но в любом случае получается, что кулинарией вы занимаетесь в ущерб своей главной, актерской ипостаси.
— У меня ничего не бывает в ущерб. Я безумно люблю готовить. Иногда кажется, что мне надо было стать поваром. Или был бы бренд-шефе — это те люди, которые выдумывают блюда, учат готовить и уходят. Сам-то я работаю с восьми утра и до позднего вечера. Раньше начинал с десяти, но теперь у меня маленький ребенок, который в восемь будит. Я вкалываю, пока не свалюсь. Бывает, в час, в два ночи заканчиваю. Да и субботы-воскресенья — тоже непонятные дни. То есть я все время что-то придумываю, и от этого страдают мои коллеги и подчиненные.
— Коллеги-то ладно. А в семье близкие тоже страдают?
— Они к этому уже привыкли и другим меня просто не знают. Они — это моя жена Елена и трое детей. Елена также замечательно готовит — особенно индонезийскую кухню. Лена так навострилась, что многочисленные друзья, которые часто приходят к нам в гости, в восхищении от ее блюд.
— Про детей поподробнее, пожалуйста.
— Старшему Никите 21 год, среднему Петру — 19, а младшему Степану 2 года 8 месяцев. Если я хочу поговорить со старшими, сначала к этому серьезно готовлюсь. Никита живет со мной, Петр учится в Америке, он саксофонист, с ними давно надо уже по-взрослому. Ведь папа — это не тот, который дает подзатыльники и говорит как надо… Хотя иногда и такое бывало. Но сегодня мои старшие дети — уже сформировавшиеся люди со своей позицией. Давить на них нельзя категорически. И вот я вижу, что кто-то из них явно ошибается, идет не туда, но как ему сказать об этом? Мне же не нужно, чтобы он меня тупо послушал.
— Ошибаются в личной жизни?
— В личную жизнь я вообще не лезу. Мой старший сын окончил Высшую школу экономики на английском языке. Он кризис-менеджер — то, что сейчас особенно и нужно. Кроме того, он специалист по компьютерным технологиям. Когда у меня компьютер зависает, я его не трогаю, а тут же звоню Никите, и он мне говорит, на какую кнопку нажать.
— Так в чем же ошибается Никита?
— Мне кажется, что он не пробивной, не рвет и не мечет. Он почему-то уверен, что достаточно быть просто талантливым. Я ему говорю: “Никит, меня тоже считают талантливым. Но ты же видишь, я все время кручусь, чем-то занимаюсь”. Вот я говорю Петьке, среднему: “Ты сначала стань хорошим музыкантом, и тогда у тебя все будет в шоколаде”. И он стал хорошим музыкантом, как все говорят. Учится на полном гранте в американском институте. Но теперь я пытаюсь ему объяснить, что первый же импресарио, который у него будет, обманет его с потрохами и всего обворует. То есть я его подготавливаю к будущей жизни. Я уверен, Петя научится. А вот Никита не может за себя постоять.
— Никита уже где-нибудь работал?
— Работал, попал под сокращение, как вся молодежь. Поначалу его взяла на стажировку знаменитая немецкая аудиторская фирма. Но после этого извинились и показали на дверь. Теперь он без работы.
— Когда у вас не было ролей, разве не хотелось свалить отсюда, депрессуха не посещала?
— Злости не было, мое актерство помогало ко всему относиться с юмором. Да, работы в кино не было, но театр-то никто не отменял. Помню, когда я занимался извозом, одного мужика подвозил. Мы с ним полдня вокруг Казанского вокзала катались. Столько интересного от него узнал — он сутенером работал, о своем нелегком деле подробно рассказывал. Но когда я в этом разобрался, к сожалению, уже поздно было. И вот сидит передо мной это полное чмо, я ему говорю: “Понимаешь, через полчаса я уже должен быть на сцене, вылезай отсюда”. А он подумал, что “сцена” — это жаргон такой. “Я — артист”, — объясняю. “Да ладно, не гони ты мне! Ты моих телок будешь сейчас перевозить. Сейчас поедем за ними, потом тебя отпущу”. Так я ему ничего и не объяснил…
— А он что, не вспомнил вас даже по фильму “Палач”?
— Да нет, он кроме своих вокзалов ничего и не видел. Но многие узнавали. Ну, я воротник поднимал, кепочку надевал. Но это плохо помогало.
— Сейчас, слава Богу, вы всё преодолели, поднялись. Но у вас в жизни была и настоящая трагедия, когда умерла ваша жена Ирина Метлицкая…
— Такую трагедию нельзя пережить. Просто удивительным образом жизнь раскололась надвое — на “до” и “после”. Я это не сразу понял. А сейчас как могу, так и живу дальше.
— Вторая супруга — это и есть вторая жизнь?
— Да. Она появилась вскоре после смерти Иры. Лена, наверное, самый сильный крючок, который вытащил меня. И я безумно ей за это благодарен. Надеюсь, что и она со мной счастлива. У нас замечательный сын Степчик, который в свои два с половиной года уже знает латинские названия всех рыб, животных и растений. Мы ему как-то подарили такую книжку, и он всё запомнил. У него поразительные способности!
— Вы по национальности армянин. В Москве существует армянское братство?
— Я туда не вхожу, и “братство” за это на меня обижается. В конце 80-х, во время войны в Карабахе, нас с Джигарханяном хотели туда привлечь, но мы отказались. Я артист, я должен радовать людей. И это главное.
— Вы же в Баку родились?
— Да, я там жил до 18 лет. Когда я прихожу на московский рынок, там много азербайджанцев, и они меня тут же узнают. Они меня очень уважают, рассказывают про все мои роли, гордятся мной. Хотя моя семья тоже пострадала в этом конфликте. Мою маму, брата, сестру, их детей, жен в последний момент наши же друзья-азербайджанцы вывозили из Баку на БТРах и сопровождали в поезде до дагестанской границы, чтобы их никто не тронул. У нас отобрали трехкомнатную бакинскую квартиру, где я прожил всю свою жизнь. Но я рад, что свободен от национальной вражды.
— Но вы же снялись в фильме Валерия Тодоровского “Мой сводный брат Франкенштейн”. Помните, мент там говорит: “Этих черных так и надо давить. Но по закону”. Вы встречались с такими ментами?
— Нет, Бог миловал. Но о таких настроениях я знаю. Просто у нас в стране нет законов, вот и все. У нас белые режут черных, потом черные белых, а закона нет. Но при этом мне нравится наш президент.
— Какой именно?
— Медведев. То, что он начинает предлагать, потихонечку начинает работать. Ведь раньше каждый год малому бизнесу затягивали узелок на шее. Я это испытал на себе по полной программе. Придумывали новые налоги, увеличивали коммунальные платежи, аренду. А в этом году все изменилось. Недавно я получил письмо, что с марта месяца буду платить тысячу рублей за квадратный метр в год. А раньше платил тысячу долларов. Это невероятные вещи! Сказано, что в три года проверять будут только один раз. И все, больше не суются. Я задышал свободно.
— А “крыша”-то у вас есть?
— Не было никогда, даже в 90-х. Актерство — вот моя “крыша”. Может быть, потому что я все время мафиозников играю. Когда мои родственники бежали из Баку, я, конечно же, всех к себе домой в Москву привез, и они жили у нас в двухкомнатной квартире. Потом милиционер каждый раз приходил, требовал, чтобы я их обратно увез. Я говорю: “Вот видите, это моя парализованная мать, никуда я ее отвозить не буду”. А мент: “Это приказ Горбачева”. Через много лет я встретил на какой-то тусовке Михаила Сергеевича и это ему напомнил. “К сожалению, — ответил Горбачев, — не все мои приказы были правильно поняты”. Я был в шоке.
— А у Михалкова в фильме “12” вы грузина играли?
— Это не грузин и даже не кавказец. Есть две особые нации — бакинцы и тифлисские армяне. Так вот, я играл тифлисского армянина. Они очень известны своими выходками, поведением. В Грузии, когда нужно как-то определить человека, говорят: “Ну это же тифлисский армянин, ты же понимаешь”. В фильме я разговариваю и на армянском, и на грузинском, всё смешиваю. Хотя поначалу Никита Сергеевич просил меня сыграть чистого грузина, но с моей версией согласился. Вообще Никита не следил за точностью исполнения. Ему это было неинтересно. Главное для него — это образ. Он мог подсказать взгляд, жест. Он нас всех провоцировал на идеи, мысли, а потом уже сам отбирал самое вкусное. Этим своим фильмом Никита просто отравил мою жизнь. После съемок у меня целый год была настоящая депрессия, потому что подобных сильных чувств я не испытывал давно.
— Вы себя чувствуете настоящим москвичом?
— Я никогда не делил людей по национальности. Если при мне кто-то из моих близких обидит человека из-за его национальности, я его просто уничтожу. Хотя в молодости меня в очереди кем только не дразнили. Грузином чертовым называли — я смеялся. Жидом пархатым — я тоже смеялся. А сейчас для всех я просто артист.
