— Это число я вряд ли когда забуду, — сказала Светлана Игоревна на пресс-конференции по окончании показа. — В этот день состоялось мое знакомство с Лешей. В этот день он получил телеграмму с «Ленфильма» о запрете своей экранизации романа Стругацких «Трудно быть Богом». И наши войска вошли в Чехословакию. С этого дня началась наша работа над фильмом.
А перед просмотром она предупредила все вопросы о том, прошли ли они все-таки этот путь вместе или заканчивала она его одна:
— Картина вся была сделана Алешечкой — и монтаж, и звук, все его, мы с Лешей, сыном, делали только перезапись. Про нее уже начали писать, и неправильно поняли. Картину, которую Леша снимал о любви, превратили в картину о грязи. У кого-то может возникнуть вопрос, почему долго ничего не происходит, почему такое длинное вступление, у кого-то не хватает ни сил, ни нервов дождаться, что будет дальше. Но когда она кончится, этого вопроса не будет. Ведь такое длинное начало — это условия жизни людей, которые не имеют права вмешиваться...
Мировая премьера фильма Алексея Юрьевича Германа «Трудно быть Богом» состоялась на Римском кинофестивале 13 ноября 2013 года. 45 лет от точки отсчета. От задуманного до выполненного. За это время с нами произошло много всего — Афганистан, развал СССР, лихие 90-е, Чечня, развал науки и экономики, пара кризисов и т.д. И от этого — усталость. Эмоций — ноль. Синдром хронической усталости — главный диагноз нашего времени. Вы замечали, что в разговорах с коллегами или друзьями из других сфер чаще всего мелькает «да по фигу»? Причем с той же самой интонацией, пофигистической. С такими же глазами, в которых — ничего, кроме усталости, проходит свою экранную жизнь дон Румата (Леонид Ярмольник). В тот самый единственный момент, когда они должны измениться, гибнет его любимая, беременная его ребенком, он опускает голову, а потом надевает шлем с рогами быка, приготовившегося к атаке. Ими он пронзает своего первого — единственное убийство, которое мы видим на экране. Со всеми кишками из вспоротого живота и еще бьющимся сердцем, вытащенным Руматой наружу. А потом уже горы трупов и «победитель» с глазами, в которых все то же — ничего. Он говорит: «Я устал, я хочу спать». И все это, снятое на черно-белую пленку, не черно-белое, а серое — в разных оттенках. Серая грязь, серый дождь, серые сопли, серое дерьмо, серая кровь, серая любовь, серая смерть. Оттого не страшно, раз все — серое. Белые рубашки, за чистотой которых так следит вначале Румата (их цвет — единственный чистый цвет в картине), он меняет на серую шубу в финале. И даже один белый платок, который у него каким-то чудом все же под конец остался, не кажется тут по-настоящему белым (всю первую половину фильма он, как фокусник кроликов, достает откуда-то белоснежные платки, утирает ими кровь, пот и сопли и бросает на землю или на того, кто рядом). Белый квадрат в финале — как белая тряпка, с которой сдаются. Финита ля комедия. Или финита ля трагедия. Какая, в общем, разница. Все по фигу.
Впрочем, исполнитель главной роли Леонид Ярмольник другого мнения:
— Это Библия от Германа. Я только выгляжу таким глупым. Вот я сегодня раскопал костюм на чердаке, который выбросил после съемок. Это 28 килограмм, между прочим. И я — не Румата, я Леня Ярмольник, и я знаю, что делать. И после этой картины я решил что-то сделать и вступил в «Гражданскую платформу».
Но самое мое большое расстройство, что это закончилось. Я бы снимался в этой картине и сейчас. Я как Ходорковский: тот отсидел десяточку, а я почти четырнадцать. (Смеется.) Первый раз я посмотрел картину — со всеми шумами, музыкой, готовым звуком — в Риме. Передо мной сидел Мединский. Я видел, что ему кино нравится, и мне тоже понравилось...
Лично я в этой картине ничего не играю. Мы все время общались с Алексеем Юрьевичем. И он вел себя со мной как с ребенком. Когда я в начале съемок подписал контракт, что три года нигде не буду появляться и никому ничего не говорить, все решили, что я играю Путина. Теперь, по прошествии многих лет, я могу сказать, что я играл Германа, его отношение к жизни, к людям...
Это не из интервью, это все с пресс-конференции, которая проходила, кстати, в день юбилея артиста — 22 января ему исполнилось 60 лет. Может быть, поэтому его настроение несколько диссонировало с атмосферой в зале после просмотра и с состоянием Светланы Кармалиты. Хотя с последним его утверждением, что он играл именно Германа, сложно не согласиться. И да, наверное, это в каком-то смысле можно назвать и Библией от Германа, такой, каким он был, для которого все — ради кино, без пафоса, а как единственно возможный способ существования. И которому все время что-то мешает — как бесконечные тряпки, мочалки и прочая дребедень, которая все время в кадре, через которую мы смотрим на героев. И им она мешает, но они среди нее живут — пригибаясь от того, что сверху, и зачерпывая то, что снизу — ту же грязь, кровь, блевотину все того же серого цвета. Что ж, серая Библия для серых людей. Можно и так сказать. И никакого Достоевского. Ярмольник даже сказал, что все это время он источал аромат Армани, а не того, что можно было подумать. А актриса Наталья Мотева (героиня, Ари) — что пот у нее был глицериновый и тоже хорошо пах.
Смотрите видео: Прессе показали фильм Алексея Германа, который создавался в течение десяти лет
