Загадочный и притягательный роман «Лавр» несет на своей обложке некое всевидящее око. Оно несколько утомлено давним опытом и кажется безрадостным и отрешенным. А может быть, оно озадачено, даже ошеломлено нарастающим российским беспределом, равнодушием властей по отношению к плебсу — к малоимущим гражданам, к труженикам, кому собственник платит гроши.
В самом начале романа одно высказывание зацепило за живое: «Были годы, когда домов стало больше, чем людей». Просто мороз по коже! Такие разрушительные крушения не раз переживала Русь. Острый вещий клюв нацелен на грядущее, а лик опечален видениями нарастающих запустений, заброшенностью наших сел и деревень. Писатель, обеспокоенный российским неблагополучием, встревожен оскудением людским. Уменьшается рождаемость. Сегодня народ наш в массе своей не может рассчитывать на врачебную помощь. Он рад целителям и травам. Верит не себе, а в чудо.
70-летнему Христофору, открывателю не Америки, а сил природы, старец Никандр дает совет, как жить: «Живи, друже, поближе к кладбищу. Ты такой дылда, что нести тебя туда будет тяжело. И вообще живи один».
На обложке жанр произведения обозначен — «Неисторический роман». Дескать, не ищите в святцах или энциклопедиях ни Христофора, ни Арсения, главных лиц романа. Но само погружение писателя в российское бытие так основательно и убедительно, что с языка сорвалось восхищение: глубоко ныряет Водолазкин!
Словно замедленная съемка врываются из тьмы времен бедствия, хроническая бескормица, голодомор, эпидемии. Они — неопровержимая составляющая русской истории и нашего убогого быта.
Но и при чуме наш язык сохранил себя, уберег свою целебную музыку и неугасающую выразительность. Уверена, Водолазкин не искал экстравагантную тему, чтобы произвести впечатление на современных компьютерных чтецов и верхоглядов. Филолог, со студенческих лет погруженный в древнюю языковую стихию, влюбленный в поэтическую красоту «Слова о полку Игореве», покоренный трогательной нежностью звательного падежа — друже, княже, старче, Ксение, сохраняет в диалогах действующих лиц поэтику старинного слога, древнюю полноводность звучания.
Естественно, и авторская речь песенно отшлифована, в ней проглядывает сказовая выразительность. Ну, казалось бы, на чем должен держаться наш искренний интерес к сироте Арсению? Вырос на подножном корму, жил в одиночестве, в постоянном труде. Читал только берестяные записи деда о травах и снадобьях. Его возносит естественный, завещанный предками порыв — помочь ли раненому волку, спасти ли страдающую Ксению. Но одного порыва, одной любви мало. Недомыслие и застенчивость стали причиной гибели Ксении и смерти нерожденного сына.
Вся его жизнь — это добровольное покаяние в содеянном, вера в помощь Божию, а еще его держал зарок — навечно хранить любимую в душе, не позволить ей погибнуть в нем самом. Циникам такая норма бытия покажется блажью. Но Арсений, даже еще не принявший схиму, во всех деяниях своих бесстрашен. Верит, что рука его мгновенно почувствует чужую боль и сможет ее снять. Он мог часами держать смертельно больного мальчика в своих ладонях, переливая в его тело ритмы собственного сердца. И ребенок возвращался к жизни.
В последние дни отшельничества в пещере он уже с именем Лавр, данном ему волей священнослужителей монастыря, терпел и холод, и неудобства и все-таки укорял себя в гордыне и в нежелании склонить голову.
Любопытно: чтобы представить и передать достоверную картину отшельничества, проверял ли себя одиночеством сам автор? Природная склонность к сопереживанию поднимает человека, возвышает его, дает особый угол зрения на себя, на других людей — на весь мир. Лавру-отшельнику начинало казаться, что жизнь движется к своему началу. И писатель, подобно персонажу, направил свой взор в давнее прошлое, чтобы издалека увидеть величие человека молчаливого, несуетного, чье жертвенное служение людям было не подвигом, а естественным повелением и проявлением натуры, природного духа, всегда чувствующего высшее Божественное участие в его спасении людей.
Писатель, чуткий знаток человеческой души, убеждает, как важна в общении людей неспешная интонация и добродушие. В репликах жителей окрестностей Кириллова монастыря сквозит привычка к молчанию и раздумьям. Народная речь образна и остра: «Живем в лесу, молимся колесу». Люди, как и Арсений, привыкли довольствоваться малым. Но редко кто, как Арсений, чувствовал потребность в покаянии. Спасая людей от смерти без сна и еды, он часто замечал «ангельское дуновение, и это его успокаивало». Изможденному и обессиленному лекарю, можно сказать, чудотворцу, в минуту забытья представлялся ангел. И услышали мы, читатели, выстраданную мудрость: «Ангелы не устают, ответил Ангел, потому что они не экономят сил… Знай, Арсений, что по воде способен идти лишь тот, кто не боится утонуть». Какая целебная сила исходит от такого мудрого речения!
Язык романа Евгения Водолазкина расцвел и обновился благодаря притоку давних, подзабытых или вовсе незнакомых нынешним людям слов. «Лавр» просто купается в родниках превосходной русской словесности. Даже только за это смелое погружение в давно невостребованные богатства языка роман «Лавр» заслуживает главного приза «Русского Букера». Поистине это лучший роман за несколько лет. Да и «Большая книга» в лице ее экспертов и жюри оценит творческую удачу автора.
В «Лавре» страдает, несет крест возмездия за свой грех не просто человек из прошлого. Терзается в сомнениях, ищет искупления воистину человек живой. Свой земной путь смятения духа и плоти он несет молчаливо, без жалоб. Всех, кто причинил ему страдания, кто добивал его, калечил, он искренне прощает. В «Лавре» четыре стадии земного пути героя, четыре книги — «Познания», «Отречения», «Пути», «Покоя».
Множество десятилетий историкам и психологам, мыслителям и просто интеллектуалам мира не дает покоя вопрос: Что есть русский человек? В чем его тайная сила? На какую неожиданность он способен? И вообще — какова роль России в грядущем спасении или гибели человечества?
Итальянец из Маньяно Амброджо Флеккиа, образованный мыслитель и провидец, услышал от русского паломника Ферапонта о грядущем конце света. И увлек нас, читателей, фантастическим подсчетом чисел начала мира и рождения Христа. Очень впечатляет эта ритмика совпадений. Итальянец приехал в Россию, чтобы познать, угадать, когда и с чего начнется этот конец света. Кем обозначено место начала крушения? Но почему начнется с России?
Что ж, очень современную книгу написал Водолазкин. Кстати, в ней множество бытовых и даже чувственных сцен, вырванных из сегодняшнего бытия. Старинная Русь предстала в естестве, «без этнографических кокошников». Трудное бытие людей освещено солнышком, дрожащей свечей и горящими поленьями. Наедине с собой человек лучше видит свое нутро. Совестливая душа Лавра и в пещерном неудобстве, в темноте оставалась зрячей. Не утихает тревога старца — искупил ли он грех своей юности, когда по своей вине потерял и любимую, и сына?
Судьба отшельника, завершая свой земной круг, вкусила еще одно испытание: своей невольной, вынужденной ложью он спасает изгнанную толпой беременную женщину, помогает появлению на свет ее сына. Себе старец не прощает греха даже во спасение другого человека.
В необычном похоронном прощании с целителем, во всей композиции похорон Водолазкин открыл в себе поистине кинематографическое видение. Житие щедрого врачевателя перетечет, перельется по вздоху, по глотку в спасенных им людей.
