— В первый раз я увидела «Гравитацию» в Венеции, — рассказывает Сандра. — Я всегда говорила, что актер, когда впервые видит свой новый фильм на большом экране, все время просмотра тратит на то, чтобы как следует возненавидеть себя. То, как ты двигаешься в кадре, как ты говоришь, как взаимодействуешь с партнерами. Все, что ты можешь сказать в тот момент: «Ты выглядишь ужасно». Но в этот раз у меня не было времени сконцентрироваться на собственной игре, потому что все, что я видела на экране, обрушилось на меня поистине экстремальной красотой. Я испытала невероятные эмоции прежде всего от визуального пиршества. И я изо всех сил избегаю словосочетания «высокие технологии», потому что оно звучит как какой-то неодушевленный предмет. Но технологии в данном случае — что-то пьянящее, сводящее тебя с ума. То, что окунает тебя и в эту эмоциональность, и в уникальный визуальный — чуть ли не физический — опыт. Думаю, тут у нас с Джорджем Клуни была схожая реакция. Мы вышли из зала с одной фразой: «Ничего себе!» Я имею в виду, что первое время вы даже не можете говорить. Так что, если позволите, я бы назвала «Гравитацию» одним из самых удачных фильмов в моей карьере.
— Вы не можете до конца объяснить, как это сделано, и все же: как вы изображали парение в невесомости. Пусть даже в специальном павильоне и идентичном настоящему скафандре?
— Это было самое сложное: переделать ваше тело, от шеи и вниз, так, чтобы каждый его член реагировал на происходящее так, как бы произошло в невесомости. Метод здесь был только один: повторения и еще раз повторения. Неделю за неделей. Потом синхронизация каждого движения с камерой непосредственно на площадке. В роли соединились космическая техника и высшая математика. А после того как вы довели свои движения до автоматизма, нужно все отпустить из головы, чтобы впустить в нее эмоциональность, характерность — и прочее, что тебе нужно, чтобы максимально достоверно рассказать историю своего персонажа.
Конечно, у меня были различные приспособления — вся эта запутанная система кранов и тросов, которая так испугала меня, когда я впервые зашла в павильон. И когда я поняла, что для меня слишком сложно вникать в технический смысл происходящего, я просто спросила Альфонсо, можем ли мы сделать это музыкально? Потому что если в моих движениях появится ритм, я смогу его запомнить, почувствовать. Так что эта роль — наш совместный опыт.
— Правда, что вам с ролью помогала настоящий астронавт — Кэтрин Колман?
— Вокруг меня всегда было много техников на площадке, которые помогали буквально во всем. От знания, какие кнопки были на шаттле, а какие на спутнике «Союз». Больше всего меня заботило мое поведение в открытом космосе, тот момент, когда моя героиня проводит кузовные ремонтные работы: «Как я двигаюсь? Правильно ли все делаю? Как это работает при невесомости?» И не было никого, у кого я могла бы спросить. Бывало, люди принимались объяснять: «Ну, это происходит… Ну, в общем, я пойду». И тут же испарялись. Но как-то мой зять (муж младшей сестры Сандры, Джезин. — Н.К.) оказался на дегустации вина. И один парень там ему сказал: «Вы знаете, моя сестра астронавт». И мой зять ответил: «Ну что же, а моя невестка как раз готовится стать космонавтом». Таким образом, он передал мой номер Кэти, которая в тот момент была в командировке на МКС. И когда она мне позвонила — буквально из космоса — я могла спросить у нее все что угодно. О том, что она чувствует там — как морально, так и физически. Как работает ее тело, как реагирует мозг. Ведь в конечном итоге именно от восприятия зависел успех моей роли. Как говорил Альфонсо, нам надо забыть о Земле и начать думать так, будто мы уже в космосе. Но помогла мне выполнить его поручение полная случайность. Просто два парня, которые разговорились за бокалом вина. И последняя часть мозаики, в которой я так нуждалась, нашлась.
