В общем, если бы электричество в самый интересный момент – а таковые были в «Интимных местах» почти все – кто-то отключил по соображениям цензуры, наверное, никто б уже и не удивился. Времена меняются стремительно. В ленте есть героиня – то ли депутат, то ли вроде того, которую блистательно сыграла Юлия Ауг («Овсянки»). Когда авторы писали сценарий, они ее считали каррикатурным образом. А теперь вышла, как они же сами и признают, политическая сатира. Одинокая дама, классическая мымра в бесформенном костюме, в немодных очках и с такой же прической – образец советской женщины без возраста на ответственной работе. Ее работа – ратовать за нравственность. Но после этой борьбы она бежит быстрее домой – к единственной в ее жизне отраде – вибратору на батарейках, которые все время кончаются в самый неподходящий момент. И она идет с поджатыми губами в магазин и просит продавца: «Еще. Еще батарейки. Еще. Еще батарейки». И это такая эротическая сцена, что любые порно-охи и ахи не идут в зачет. А на работе дама участвует в совещаниях на тему: «Прогноз падения нравственности к 2020 году». Притом, докладчик, как и остальные члены заседания – сплошь ответственные мужчины - кажутся ей голыми. И мы видим, то, что она – много мужчин без одежды с серьезными лицами. Тут нервы ее не выдерживают и она молча покидает заседание. Чтобы затем сказать вроде бы бесцветным официальным тоном своему водителю, простому немолодому мужику: «Вы не могли бы подняться ко мне?» Но так, что он, сглатывая комок от понимания того, что его ждет, встает и покорно идет за ней. Игра на минимуме. На полутонах. Притом, и трагедия, и драма, и комедия, все в судьбе ее героини происходят одновременно. Роль Юлии Ауг, хоть ее персонаж и не главный – в фильме несколько переплетающихся друг с другом историй – остается первым и самым ярким впечатлением. Ее обнажение – шок. Шок от того, как она свободна в нем – в своем обнажении во всех смыслах. Поэтому первые вопросы после премьеры я задала ей:
- Юля, как вы решились участвовать в этом замечательном фильме, который требует такой степени обнаженности – как физической, так и психологической, как внешней, так и внутренней?
- Вы сказали замечательный? Вот поэтому и согласилась. Когда я получила сценарий, он мне невероятно понравился. Я понимала, что меня приглашают на пробы. Это были простые сцены. Естественно, не та самая сцена с моим водителем. А в кабинете, с двумя депутатами, разговорные. С другой стороны я понимала, каким бы прекрасным материал не был на бумаге, он невероятно опасный и для того, чтобы получился фильм, степень свободы предельная должна быть не только у актеров, но и у режиссеров, оператора, у всех. Должна быть та степень свободы, при которой ты обнажаешься и не стесняешься этого.
- Иначе все зря.
- Да, иначе становится неловко всем вокруг. И я, конечно, рискнула. Потому что я не была уверена в том, что нам хватит той степени свободы. Но мне кажется, хватило.
- Вам – да. Но хватит ли ее тем, кто будет выдавать картине прокатное удостоверение, чтобы она вышла на экраны страны?
- Я смотрела, как сейчас зал реагировал. У нас же есть такие кинотеатры – с понимающей публикой. Ведь есть же примеры, когда кино, которое не аттракцион, а для думающего зрителя предполагает определенную схему проката. Я сейчас видела фильм сама первый раз.
- Это не снимает? – Кивнул в сторону диктофона подошедший к нам режиссер Алексей Федорченко. – Тогда я поздравлю Юлю с премьерой и поцелую.
- Не беспокойтесь. Да, Алексей, вы же первый раздели Юлию на экране в своих «Овсянках»?
- Не первый, - ответила за него актриса, смеясь. – Я, по-моему, первый раз в 18 лет разделась. На Свердловской киностудии в одном фильме.
- Юля, скажите честно, вам не страшно было идти сейчас на премьеру? Вы же видели «Интимные места» сейчас первый раз?
- Да. Страшно. Когда у нас была перед показом встреча с группой и руководителями фестиваля, мне в какой-то момент сказали: «Юля, сделай глаза поменьше». Потому что у меня были такие большие глаза от напряжения, я так волновалась.
- Сегодня во время показа в зале два раза пропадало электричество и в полной темноте из публики крикнули: «Актеры, вы же здесь, доиграйте на сцене, мы вас телефонами подсветим!» Вы бы могли доиграть? А в театре для вас возможна такая степень откровенности, когда все вживую?
- Я не просто думаю, что и на сцене так может быть, я в этом абсолютно уверена. Я работаю в спектакле Кирилла Серебренникова «Идиоты» - вот у нас там такая степень свободы.
- А нужна ли она обычному нашему зрителю? Готов ли он к ней?
- Вы знаете, к нам на спектакль уже на десять представлений вперед раскуплены билеты и все равно человек по 120 приходят еще… А массовый зритель? Я не знаю, готов он. Если нет, надо готовить!
- Режиссеры, они же авторы сценария, использовали и личный опыт, и истории своих друзей. А вы что-то из своего вашей героине добавляли, что-то предлагали в сценах с ней?
- Да, но они не вошли в монтаж. (Смеется.) Например, в сцене с водителем, когда я наконец получаю удовольствие, чего не осталось в фильме, он просится уйти домой, к семье. Так что мое удовольствие не вошло в кадр.
На следующий день, на пресс-конференции съемочной группы «Интимных мест», конечно, все разговоры сводились к этому – к свободе во всех смыслах.
И та же Юлия Ауг сказала: «Если ты актер, то твое тело всего лишь инструмент, как твое лицо, нервы, психофизика. И если режиссеру нужны твоя грудь, твоя попа, твоя пися, это все должно играть».
Чуть меньше обнажений – в физическом смысле, но не в психологическом – досталось Юрий Колокольникову. Поскольку мужчин у нас на экране, тем более, российском, раздевают до конца крайне редко. И вот, как он это для себя решил:
- Понятно, что про голые тела и как все происходит, всем интересно. Когда ты идешь по улице голый, то тебе стыдно. А когда идешь голый после того, как спас девочку из воды, то в этом нет никакой драмы. Это я понял, когда начал играть, сразу. Первая же моя сцена была с Олесей Судзиловской - я залезал на нее и поймал себя на мысли, что мне не стыдно.
Персонаж Юрия – богемный художник, который фотографирует как раз те самые интимные места крупным планом. И в своих интервью он их называет с экрана так, как мне теперь цензура не позволит написать даже с точками посередине. На протяжении всего фильма его герой ратует за свободу всех и во всем, в том числе призывая к этому свою жену словом и делом: сначала занимается любовью со своей домработницей, потом приходит к жене, спит со своими интервьюершами – с двумя сразу – почти на глазах у нее. Но когда в финале его супруга (неожиданная роль красавицы нашего кино Олеси Судзиловской) откликается на страсть все той же домработницы, он не может этого принять. Конечно, я спросила у Колокольникова: «Почему?» Он вдруг стал серьезным и, с трудом подбирая слова, не смотря на то, что опаздывал на самолет, стал медленно объяснять:
- Женский вопрос… Вы знаете, когда мы говорили об этом с режиссерами, мы находили ответ в такой плоскости: мой персонаж – олицетворение как свободы, так и несвободы. В общем, до конца и не понятно, что такое свобода… Ты можешь выходить за грани, туда, где другая сторона медали, но… Когда мой герой увидел их, с одной стороны его отпустило, он за это радел, за свободу. Жена, которую он воспитывал своими действия, получается, наконец, поняла его и к нему как будто кусочек счастья пришел. Одновременно мы задаемся вопросом: чего он добился? Мне кажется, свобода внутри нас…
Тут актер остановился, сам себя обрывая и закончил через небольшой вздох-выход:
- Всем любви, побольше секса! Я побежал.
И умчался.
За него отдувались режиссеры, которые к тому же оказались мужем и женой.
Наташа Меркулова сказала:
- Мы с Лешей - продукт воспитания советских родителей. Мы с этим столкнулись. Леша был женат и я замужем, когда мы встретились. И в момент кризиса семейной жизни казалось, что выхода нет, как только жениться и разводиться постоянно, что жизни после брака нет. Родители об этом не рассказали, в книгах об этом не прочтешь – как жить, когда ты много лет в браке. Мы оказались в ваакуме. Мне 33, Леше 40… Вот мы сняли фильм, чтобы посмотрели и сказали: я не одинок, есть еще такие психи, которые думают об этом, мучаются этим. Я и героиню Юли Ауг ассоциирую с собой. Это не значит, что у меня полный шкаф вибраторов. Это история о том, что человек не может впустить любовь в свою жизнь. Я надеюсь, что сексуальные фрустрации – это фон, который позволяет показывать более выпукло другие травмы, с которыми мы живем. Надо учиться разговаривать с собой. Нам кажется, это не эротическое кино в чистом виде… Мы идем к психотерапевтам, когда «поздно пить боржоми», когда уже ничего не поправишь. Родители должны объяснять своим детям, мне кажется, как преодолевать себя в этой войне, которая идет дома. А война в семьях, что живут лет по десять и больше, идет постоянно, и выходят после нее калеками. Считается, трагедия, когда бьет. Но если люди 10 лет или 20 лет живут вместе и молчат, это пострашнее драки будет.
От серьезного наш разговор перетекал в веселое. Олеся Судзиловская с шутками-прибаутками, рассказывала, как она хотела этой роли, как они с партнершей играли сцены женской любви. Актер Никита Тарасов, которому досталась одна из самых сложных сцен – самоудовлетворение одновременно с чисткой зубов, почти не смущаясь, говорил, как тяжело он к ней готовился, не забывая иронизировать: «Я это называл - предаваться экстазу в одиночестве».
В общем, фильм «Интимные места» еще заставит о себе говорить. Если, конечно, он пробьется к своему зрителю через реальных персонажей, сыгранных Юлией Ауг.
А смех в зале был от радости узнавания ситуаций, от той иронии, с которой авторы преподносили столь взрывоопасный для нашей сегодняшней ситуации в обществе, навязываемой сверху, материал. Но такой простой и понятный.
