Каннский фестиваль, как и обещали, получился сильным. С той или иной оговоркой в конкурс не попало ни одного слабого фильма. В каждом из них можно было найти что-то интересное. Французская звезда Марион Котийяр выучила польский язык для роли иммигрантки в одноименном фильме американца Джеймса Грэя. Датчанин Мадс Миккельсен («пальма» за лучшую мужскую роль 2012 года за «Охоту» Томаса Винтерберга), наоборот, для роли в «Михаэле Кольхаасе» заговорил на французском и научился принимать роды у лошади. Братья Коэн показали, что творится «Внутри Льюина Дэвиса», снова превзойдя всех с точки зрения банального мастерства. Роман Полански в «Венере в мехах» рассказал поучительную – и весьма ироничную – притчу о природе женской сексуальности, ее силе и скрытых опасностях, которая она таит для мужчин. Попутно стряхнув пыль с классической мелодрамы, написанной на двух героев и одну комнату. Роль такой комнаты сыграл пустой парижский театр, который ни на секунду не покидают двое персонажей. Оставшийся допоздна после прослушивания театральный режиссер (Матье Амальрик, жестами, привычкой и одеждой изображающий самого Поланского) и готовая на все ради роли актриса (Эммануэль Сенье). Китаец Цзя Чжанкэ в одном из самых концептуальных фильмов конкурса «Печать греха» рассказал четыре новеллы об унижениях и страданиях – и четыре пути выхода из них, каждый из которых неизбежно ведет к смерти. Даже Николас Виндинг Рефн со своей броской и формалистской пустышкой «Только бог простит» занял место в конкурсе не зря, умело расколов зрителей и критиков на два негодующих лагеря. Ну а Абделлатиф Кешиш и вовсе снял маленький шедевр. Его «Жизнь Адель» покорила всех без исключения, уж слишком сильной оказалась спайка классической мелодрамы и невероятного мастерства, с помощью которого режиссер воспроизводит на экране реальную жизнь. Которая дышит, плачет, смеется и стонет вместе с залом – и вместо него.
Каждый из них выступил либо на том уровне, которого от них ждали, либо существенно его превзошел. И все-таки каждый из них разговаривал со зрителем на уже существующем, земном языке. Пусть и носящем свой индивидуальный оттенок. Джим Джармуш же тот режиссер, который как тот инопланетянин (если не целая планета) – общается, используя принципиально другие каналы связи.
В описании его нового фильма нужно в первую очередь избавиться от вульгарности слова «любовники» в российской версии названия. Сплюнуть его, как некачественную кровь – вроде той, что течет в венах подростков, выросших на музыке XXI века. Затевая фильм, Джармуш, конечно, имел в виду, что выживут только влюбленные. Причем влюбленные друг в друга без остатка. Без страданий юной Адель у Кешиша в преддверие первых открытий: боль, наслаждение, ревность, страх. Нет, эти двое за те сотни и тысяч лет, что они вместе, пережили все существующие чувства на Земле. Но не потеряли связи друг с другом (разорвать ее не могут не только годы, но и километры).
Только так – настроившись на любовь – и можно запускать по кругу этот старомодный, как виниловая пластинка, фильм. Чтобы он зашуршал под иголкой человеческого глаза и отправил тебя в царство божественных звуков.
В такой обстановке – медленного и упоительного головокружения – Джармуш впервые представляет своих героев. Вампиров Адама и Еву (Том Хиддслтоун и Тильда Суинтон).
Адам – мизантроп, печальный юноша с длинными черными волосами, скрывшийся от всего мира в мрачном Детройте. Его эрудиции хватит на несколько томов энциклопедии, а мастерства владения музыкальными инструментами – на целый оркестр. Но и врожденные способности, и благородное вампирское происхождение он использует против себя – как какой-нибудь простой смертный. Закрывая наглухо от остального мира свое жилище – заброшенный дом вдалеке от людей – Адам распахивает парадные двери своей депрессии. Прижимая, вместо любимой женщины, к груди пистолет со всего одной пулей внутри, сделанной на заказ. Ее наконечник выполнен из самого твердого дерева. Так, чтобы наверняка.
Адам – дитя века электричества. Пожив во всех эпохах, начиная с Шекспира (а может, и раньше), он словно застыл на рубеже 50-х и 60-х годов прошлого столетия. Его жилище ломится от артефактов той эпохи: гитары, усилители, виниловые пластинки.
Ева – блондинка, скучающая по Адаму в нескольких тысяч километров от Детройта, в живописном Танжире. Она идет в ногу со временем, пользуясь белым «айфоном» для заказа билетов на самолет – поближе к любимому.
Джармуш в этом бессюжетном, наполненном гитарной музыкой и точными диалогами пространстве, самый главный вампир. Не меняясь годами ни внешне, ни внутренне (в том смысле, что его уникальный талант, кажется, не подвластен никаким внешним изменениям). Не ступая ни на одну из известных дорог. Не вступая ни в какие земные соревнования.
Его новый фильм можно интерпретировать сколько угодно. Например, что мир заполнили зомби (то есть люди), и для одних (Адама) это причина задуматься о самоубийстве. А для других (Ева) – просто повод перебраться в более живописные места. А можно просто сказать, что этот фильм про то, как Мие Васиковской идут клыки. В фильме она играет Аву, младшую сестру Евы, в своем подростковом хулиганстве готовую даже на такую глупость, как отведать человеческой крови.
Неизменным останется только это медленное движение по кругу. Постоянные планы камеры, снимающей дома из окна движущегося автомобиля (на этот раз – в темноте). И простая, но неоспоримая формула о том, что победить на Каннском кинофестивале может кто угодно. Но выживут только влюбленные.
