При почти официальном статусе культового режиссера фильмография Балабанова и при жизни почти сплошь состояла из белых пятен. С одной стороны — затасканные до дыр на домашних видеокассетах и в телеэфирах «Братья» и «Война». С другой — почти полный бойкот всем авангардным картинам. Исключение составляет только «Груз 200». Да и то, судя по сборам, его обсуждало/осуждало куда больше людей, чем посмотрело.
Балабанов любил повторять, что режиссер всю жизнь снимает один и тот же фильм. В этом смысле он и правда ни разу (с поправкой на стиль и жанр, которые каждый раз он для себя изобретал заново) не изменил герою своего первого фильма — «Счастливые дни». Скрестив Беккета и безлюдный Петербург (еще один прием, к которому он будет возвращаться снова и снова), Балабанов вывел в молодом Сухорукове героя не просто одинокого, а полностью обособленного. Отделенного от жестокого уродливого мира, но вращающегося по его же орбитам, ходящего по его трамвайным путям. Этот герой мог забинтовать голову, спрятав под шляпой от посторонних свое темя, а мог отправить в эту голову пулю в синематографе. Но вылечить эту голову, избавить от постоянной боли внутри невозможно.
В этом смысле не «Брат», а снятый сразу за ним (и во многом благодаря его успеху) «Про уродов и людей» так и остался непревзойденной вершиной в фильмографии Балабанова. Простой до гениальности. Эстетский до безупречности. Страшный до безнадежности. Весь сложенный из простейших парадоксов (самый простой из них в том, что уроды — как раз люди, а самые человечные из них — уроды). Каждый такой парадокс цепляется за предыдущий, отправляя зрителя в непредсказуемое плавание на оторванной льдине, как героя Маковецкого в финале.
Вышедший следом «Брат-2» — одновременно самый популярный и самый формальный фильм Балабанова. Снятый с виртуозной легкостью, положенной на нехитрые лекала блокбастера, он добился наконец искомого признания своих создателей, навсегда записав их в героев своего времени.
В промежутке между двумя «Братьями» Балабанов, уже популярный режиссер, оказался в студии передачи «Взгляд», где на тот момент работал Сергей Бодров. Разговор в студии вел Александр Любимов.
Речь идет вроде бы ни о чем. Немного о детстве. Немного о знакомстве с Вячеславом Бутусовым (он сидит как раз напротив Бодрова). Немного о неприязни Балабанова к американцам. Но что-то важное есть в самом взгляде. В манере держаться. Балабанов здесь не просто режиссер, а сверхчеловек. Титан, в чьих руках необъятная сила. Это не самоуверенность, не самолюбование, не презрение, не упоение славой. Это чувство абсолютной собственной полноценности — как личности и как художника.
Смотря эту запись, невозможно избавиться от ощущения, что «Брат» для этих двоих был самым началом пути. Даже не рассветом — тусклой зарей. Мы могли увидеть кино такого накала, как жерло Везувия, а получили ледник Колка. Братскую могилу. Тонны грязи и льда, которым не грозит глобальное потепление.
За два года до этого, 21 ноября 2000-го, в автокатастрофе погибнет Туйара Свинобоева, игравшая главную роль в фильме «Река», который должен был стать новой вершиной в карьере режиссера. А еще через восемь лет, 8 января 2010 года, в деревне под Петербургом скончается Алексей Полуян, сыгравший абсолютное зло в самом скандальном и неудобном фильме Балабанова — «Груз 200». Но тогда, сидя в студии передачи «Взгляд», Балабанов еще не знал (а может, не придавал этому значения), что бездна, в которую он так любит вглядываться, уже начала вглядываться в него.
Запущенный необратимый процесс саморазрушения навсегда отвернул Балабанова от декадентского ретро в сторону безутешной современности, которая, по нему, недалеко ушла от братских разборок девяностых. Он мог ломать комедию, как в «Жмурках», неубедительно делать вид, что «Мне не больно», пытаться забыться «Морфием» (фильм, снятый Балабановым по идее и в память о Бодрове). Но бездна не собиралась уходить, разрастаясь до размеров огромного цинкового гроба, протяжного вопля ужаса на фоне зловещих заводских пейзажей и жизнерадостного шлягера Юрия Лозы. И опять: наивысшей точкой самосожжения стал не «Груз 200», молотом разбивший публику на два непримиримых лагеря, а оставшийся почти незамеченным «Кочегар» — прозрачный и горький, как бутылка водки.
«Я тоже хочу» — фильм такой же простоты, но уже совсем о другом. Фильм-прощание. Расправившись со всеми демонами вокруг, Балабанов решил попрощаться с собой. Режиссер к тому моменту уже был сильно болен. Продюсер Сергей Сельянов рассказывал, что до того, как приступить к написанию сценария, Балабанов услышал от врачей, что ему осталось жить полгода. После этого он не только снял фильм, послушал в свой адрес пятиминутную овацию в главном зале в Венеции (руководство фестиваля сделало исключение для Балабанова, участвовавшего не в главном, а в параллельном конкурсе «Горизонты»), но даже начал писать новый сценарий.
«Я тоже хочу» — в общем-то, нехитрое повествование. Герои сначала собираются в поездку к колокольне Счастья, потом долго едут, а добравшись до нее, умирают. Из жизни в смерть герои переходят так же стремительно и безболезненно, как фильм из лета в зиму, — просто проехав под шлагбаумом. К той пугающей легкости, которой Балабанов достиг в «Кочегаре», добавилось обаяние приближающегося Апокалипсиса. И опять парадокс. Если режиссер на протяжении всей богатой творческой биографии описывал жизнь через боль и страдания, то смерть у него вышла неприлично веселой.
Выйдя в финале на экран, он сперва будто извиняется перед зрителями за то количество трупов, что оставил в своих фильмах, тем не менее недоумевая, что он такого плохого сделал. А потом рассказывает короткую историю:
— После девятого класса я поехал в экспедицию, рабочую. По озерам Челябинской области. Пробы лечебной грязи брали. Я греб там, и в глухом-глухом лесу мы нашли мертвое озеро. Оно черного цвета, там чудовищная концентрация соли. И я зашел и быстро вышел. А было тепло, и у меня ноги напротив черного озера в белых ботинках. Тогда я понял, как я умру…
Когда-то Сергей Бодров, как мамонт, вмерз в льдину, чтобы остаться для потомков примером человека. Потому что никто, кроме него, не подходит на эту роль лучше. Не по тому, как он жил, — по тому, как мы сопоставляли свою жизнь с его, придуманной. Ледник же, наоборот, так и остался главным символом — страны без героя, без стремлений, без морали, без пророка — да и без отечества. Под этой же льдиной тогда, десять лет назад, похоронил себя и Балабанов. Человек прямоходящий, у которого при жизни вынули хребет. Почти оторвавшийся от земли призрак, со сломанной рукой сидящий на снегу у колокольни Счастья и, глядя на небо, приговаривающий: «Я тоже хочу».
Успокойтесь, Алексей Октябринович: вас — точно заберут. Остальных — не уверен.
О БАЛАБАНОВЕ ГОВОРЯТ...
■ Сергей ШОЛОХОВ, кинокритик, исполнитель одной из ролей в картине «Я тоже хочу»:
— Можно сказать, что это был наш русский Джеймс Дин, сочетавший в себе молодость, красоту и интеллигентность. — Бодров был принцем, которого Балабанов снимал в роли прекрасного заступника из сказки. То, что с ним случилось, для меня полная неожиданность, хотя чего только не говорили о нем: мол, у него рак, гепатит, все что угодно. А он умер от приступа сердечного, в санатории, где заканчивал работу над новым сценарием. Я думаю, что его просто забрали отсюда. Видимо, тот, кто руководит небесной канцелярией, где правят неведомые нам законы, распорядился об этом.
■ Раиса ФОМИНА, дистрибьютор фильмов Алексея Балабанова:
— Он был человеком в себе. Жил скромно, огорчался, когда его куда-то не приглашали, радовался, если куда-то брали, и обычно говорил: «Я, наверное, съезжу, посмотрю мир». Алексей выбрал трудный путь. Не знаю, с чем был связан такой его образ жизни. В нем чувствовался какой-то надлом. Как мне кажется, он видел и слышал то, что другим людям в суете недоступно. Приходилось слышать, что Балабанов не любит людей. Да, он снимал про уродов, но и про людей. Их он любил и жалел. Алексей ничего не понимал про деньги, никогда ими не интересовался. Возможно, какие-то его пристрастия были связаны с внутренней болью.
На вопрос: «Леша, у вас есть деньги?» — можно было услышать: «А зачем?» Надя Васильева — уникальная его жена и человек. Она все героически несла на себе, очень Лешу любила и ценила. Никогда не выходила из себя, что бы ни происходило. У Алексея — прекрасные дети, понимавшие, какой талант их отец. Это тоже большая редкость.
■ Надежда ВАСИЛЬЕВА, жена Алексея Балабанова (за несколько месяцев до его смерти):
— Да как его удержать — я даже его запираю, деньги прячу, так он выходит как-то, заходит в магазин, выходит с бутылкой. На улице наливают — не откажется никогда. Друзья — а что друзья? Звонит, они приносят, он так умеет просить... Я говорю им: ну вот если что случится, как вы будете себя чувствовать? Придете, вокруг гроба встанете и вздыхать будете, скажете, что он просил?..
