Содерберг, давно уже развлекающий поклонников слухами о завершении карьеры, и на этот раз уклончиво ушел от прямого вопроса, сказав, что всего лишь хочет «взять перерыв» в карьере после 2013 года. Говоря о том, почему он решил снять фармакологический триллер «Побочные эффекты», режиссер чаще всего использовал слово «забавный»: это была забавная идея, было забавно работать на площадке, и, конечно, он надеется, что получившийся фильм тоже в некотором виде вышел забавным.
Забавной вышла и пресс-конференция с создателями фильма — в первую очередь благодаря обаянию Джуда Лоу, сыгравшего в «Побочных эффектах» психотерапевта Джонатана Бэнкса. Актер сперва отдал должное режиссеру, с которым уже работал на триллере «Заражение», потом — сценаристу Скотту Бернсу, который долгое время хотел сам экранизировать свой сценарий, но в итоге решил отдаться в опытные руки Содерберга. Наконец, Лоу прошелся по себе, пошутив, что он находится «на закате своей карьеры», а потому ему пора более тщательно выбирать материал. Тема возраста еще всплыла в ответе не столько на вопрос, сколько комплимент одного из журналистов, закончившего длинную тираду во славу его актерской игры риторическим вопросом: как вам это удается?
— Я шел к этому 40 лет, — пошутил Джуд Лоу, как раз разменявший в прошлом году пятый десяток.
Его Джонатан Бэнкс в фильме — индивидуалист, с энтузиазмом подхватывающий удачного, как ему кажется поначалу, пациента — красотку Эмили (Руни Мара). Их знакомство происходит в больничной палате, где девушка проходит реабилитацию после автомобильной аварии: не справившись то ли с управлением, то ли с собственным подсознанием, она на полной скорости направила автомобиль в бетонную стену подземной парковки. Бэнкс предлагает девушке самые комфортные условия в стационаре, но Эмили изо всех сил рвется домой:
— Представьте, что вас посадили в тюрьму в день вашей свадьбы, а когда вы вышли на свободу, ваша жена прячется от вас на больничной койке, — говорит доктору Эмили, имея в виду собственного супруга, который действительно только что вернулся домой после отбывания наказания.
Утвердив расписание консультаций, каждый из героев отправляется по своим делам: Эмили — в постель к любимому мужу, Бэнкс — к доктору Виктории Зиберт (Кэтрин Зета-Джонс), у которого раньше наблюдалась Эмили. Итогом первого свидания становится несчастный случай, итогом второго — потенциальный крах карьеры и семейной жизни.
Собранный вроде по всем канонам классический голливудский триллер сам обладает одним важным побочным эффектом под названием Руни Мара. Актриса, которую сперва открыл («Социальная сеть»), а потом как следует раскрыл («Девушка с татуировкой дракона») Дэвид Финчер, у Содерберга достигает каких-то запредельных высот. По ходу фильма она сменила минимум три кардинально непохожих образа. Именно на ней держится нерв истории, и она же влечет за собой все самые неожиданные сюжетные повороты. Что, впрочем, не отменяет того факта, что эта крайне техничная, почти пижонская по форме медицинская драма, несмотря на исключительную работу всех исполнителей, останется просто еще одним сильным фильмом в фильмографии Содерберга, а не эффектной точкой в финале успешной карьеры.
Совсем другие чувства вызывает фильм Джафара Панахи «Закрытый занавес» — самого титулованного современного иранского режиссера, находящегося под домашним арестом за попытку снять документальный фильм о президентских выборах в Иране. К аресту суд добавил запрет на занятие режиссерской деятельностью сроком на 20 лет, из которых прошло не больше трех. Выйти из положения Панахи помогают соратники. Формально режиссером нового фильма значится Камбузье Партови (он же сыграл одну из главных ролей), а за Панахи остались роли сценариста, оператора, монтажера и актера.
«Занавес» — череда аллегорий, каждая из которых крепко меняет смысл предыдущей. Фильм начинается с метафоричного долгого плана широких стеклянных дверей, закрытых железной решеткой, через которые видно плещущееся вдали море. За решеткой по собственной воле запирается седой писатель (собственно Партови). Более того, он методично закрывает все двери и завешивает все окна черной тканью, чтобы полностью отделиться от внешнего мира и сесть за новый сценарий. С собой он берет только очаровательную собачку, которую проносит в дом тайком. Как сообщает местное телевидение, иранские власти объявили незаконным содержание дома собак, фактически открыв на них охоту.
Долго скрываться от внешнего мира у писателя не получится. Сначала в доме как будто из ниоткуда появляется пара молодых людей: они осмелились принять участие в вечеринке на пляже, которую разогнали полицейские, и теперь им надо где-то переждать начавшуюся бурю — в прямом и переносном смысле. Потом молодой человек исчезнет, а девушка останется и начнет вести себя крайне своевольно для простой путницы, воспользовавшейся милостью хозяина. Угрожая покончить жизнь самоубийством, она распахивает все двери и срывает черные простыни с окон, наполняя дом светом, озаряющим висящие на стене плакаты предыдущих фильмов Джафара Панахи. Завершает череду таинственных превращений сам опальный режиссер, чье появление на экране зрители в зале встретили бурными аплодисментами.
Несмотря на нагромождение метафор, суть авторского высказывания довольно ясна. Собака — сама жизнь, которую человек пытается истребить. Задраивающий окна писатель — альтер-эго режиссера, который дает понять, что никто не может заточить тебя в темницу, кроме тебя самого. Своевольная женщина — муза, выбивающая решетки темницы, выпуская наружу и собаку, и писателя, и на собственном примере показывающая единственно верную дорогу — к морю. Закончил бы Панахи-монтажер фильм на том — и получилась бы светлая притча, но огонек «записи» продолжает гореть, все вернее превращая повесть в горькую исповедь. Увы, но у этого фильма другой режиссер. Все, что может Панахи-актер, — выйти на балкон, дальше которого он смеет ступить только в мечтах.
Завершает картину все тот же план железных ворот. Только на этот раз замок вешает сам Панахи. С ним уезжают собака и писатель, в доме остается только муза — обескураженная предательством.
Проворачивая ключ в замке, Панахи предъявляет самый серьезный счет не обстоятельствам, а себе — сдавшемуся под их напором, опустившему руки. Если предыдущая работа режиссера, пародия «Это не фильм», еще несла заряд оптимизма, насмехательства над внешними условиями, то «Закрытый занавес» — фильм о том, что больше невозможно снять фильм. Свобода здесь горше, чем несвобода, — и уж точно гораздо ее тяжелее.
«Занавес» — публичная исповедь человека, наложившего обет молчания. История ужаса, бессилия и творческой анемии, рассказанная с глубокой самоиронией от лица большого режиссера в безупречной художественной форме.
Из таких противоречий и рождается настоящее кино.
Берлин.
