Пластинки певицы сметали с прилавков, ее песни тут же становились хитами радиостанций. Но лица ее никто не видел — она была будто невидимка. Ее голос создавал образы знаменитых и любимых актрис Советского Союза — Натальи Варлей в “Кавказской пленнице” и Светланы Светличной в “Бриллиантовой руке”. Но ее, Аиды Ведищевой, не было даже в титрах.
Певица так же незаметно и тихо исчезла из страны в 1980-е годы, эмигрировала в Америку, где ей пришлось все начинать с нуля. Легенда советской эстрады подрабатывала медсестрой, косметологом и консультантом-диетологом, чтобы заработать денег на свои концерты. Она вышла замуж за миллионера, развелась, заболела раком, но преодолела все.
Сегодня Аида Ведищева время от времени приезжает в Россию, чтобы встретиться с поклонниками, которые, несмотря на все гонения на певицу, по-прежнему любят ее голос.
— Аида Семеновна, почему вас все время прятали за кадром? Не говоря уже о том, что при вашей артистичности вы бы и сами могли сыграть в культовых комедиях Гайдая.
— Гайдай не то что не предлагал мне сняться в своих фильмах — он вымарал мое имя из титров. Все началось с “Кавказской пленницы”. Окончив в Иркутске иняз, я поехала в Москву искать счастья. Сначала работала с оркестром Лундстрема, затем — три года с оркестром Утесова. Пришла на радио в передачи “Юность” и “С добрым утром”. Как-то звонит мне редактор “Доброго утра” и просит исполнить песню для нового кинофильма. Я пришла, посмотрела на ноты, а там такая простенькая песенка “Где-то на белом свете, там, где всегда мороз…” Перевернула нотки туда-сюда, спела один раз, ушла и забыла. Через неделю мне звонит редактор и говорит: “Аида, поздравляю, твоя песня попала в кино!”. Оказывается, они искали подходящий голос. Все известные певицы того времени пробовались озвучивать героиню, а выбрали меня. Фильм вышел на экраны с ошеломительным успехом, но, к моему огромному удивлению, меня не было в титрах…
— В “Бриллиантовой руке” история повторилась?
— В “Бриллиантовую руку” Гайдай вообще меня не хотел приглашать. К этому времени я успела записать “Лесного оленя” к кинофильму “Ох уж эта Настя”, вышла на экраны “Кавказская пленница”, и обе героини были романтичными, поэтому Гайдай не видел меня в образе роковой женщины. Но композитор Александр Зацепин сказал: “Только Аида!”
Меня начали разыскивать, а я гастролировала по Дальнему Востоку. Домой после гастролей приехала поздно и хотела уже ложиться спать, но тут зазвонил телефон. Это был Зацепин: “Аида, мы тебя разыскиваем уже месяц. Фильм готов, и надо срочно писать песню. Прямо сейчас!” В пять утра я уже была на “Мосфильме”. Захожу, а на полу сидят трое: Леонид Гайдай, Юрий Никулин, Андрюша Миронов, посредине красный ковер и бутылка водки. Естественно, и меня приглашают в тесную компанию. А я им: “Я приехала из дальних краев. Буду делать что-нибудь одно — или петь, или пить. Вы уж допивайте, а я петь попробую”. В пять утра состоялась первая и единственная проба. Вскоре фильм вышел на экран, и тут же в мой адрес посыпались гневные письма из Министерства культуры с требованием прекратить это безобразие. Картину ставил Гайдай, образ женщины легкого поведения создала Светличная, а “виноватой”, которая за все должна была отвечать, оказалась Ведищева...
— Вы были знакомы с актрисами, которых озвучивали? Они вам хоть спасибо когда-нибудь говорили?
— Ну что вы! Какие благодарности? Я их никогда не видела, я только делала свое дело. Спустя много-много лет в какой-то программе меня соединили по телефону со Светланой Светличной. Тогда она призналась, что эта знаменитая сцена, когда она кричит: “Невиноватая я — он сам пришел!” — и раздевается, давалась ей очень тяжело. Тогда же было другое время, когда артистка должна быть упакована с ног до головы в одежду. Лучше глухой шарф до горла, чтобы ни частички тела не было видно. И тогда она сказала, что прекрасно вжилась в роль и исполнила танго соблазнительницы.
— Почему же вас так невзлюбило Министерство культуры?
— Наверное, потому что я не вписывалась в концепцию советской скромной исполнительницы. Мне так и говорили: “Берите пример с Валентины Толкуновой!” Мой муж Вячеслав Ведищев — гимнаст, бывал за границей на гастролях, одел меня как куколку. Мне очень хотелось хорошо выглядеть, я же выступала. Тогда мы жили в Волковом переулке, был у меня сосед — чиновник Минкульта. Он так и сказал про меня: “Конфетка! Ну ничего, снимем мы с нее обертку”. Не сняли! С тех пор, где бы я ни выступала, Министерство культуры вдогонку рассылало кляузы в филармонии: “Репертуар товарища Ведищевой сомнительный, у нее вульгарная манера исполнения и дефекты дикции”. Это у меня — педагога английского языка, который с детства занимается сценической речью?
— Тем не менее такой неблагонадежной певице доверили представлять страну на международном фестивале в Польше.
— Пластинка фирмы “Мелодия” с песенкой о “Медведях” из кинофильма “Кавказская пленница” разошлась тиражом в 7,5 млн. экземпляров. Минкульту было некуда деваться, нельзя же отрицать такой факт, поэтому меня как первую советскую “миллионершу”, разумеется, не по деньгам, а по тиражам, послали на “День грампластинки” фестиваля эстрадной песни в Сопоте. И надо же было такому случиться, что в первый день фестиваля в Чехословакию вошли советские войска. За несколько минут до выступления вижу в гримерной рыдающую Валентину Леонтьеву: “Аида, война!” Чехословацкие певцы Карел Готт и Хелена Вондрачкова, услышав это известие по радио, тут же встали, сложили концертные костюмы и отправились в аэропорт. “Не могу петь, когда моя страна в огне, — сказал тогда Карел Готт. — Я должен быть вместе со своим народом”. Но как можно быть в Сопоте и не выйти к зрителю? Конечно, я пела. Исполнила песню “Гуси-гуси”, с которой стала победителем конкурса “Песня–66”, и еще несколько песен на бис.
Когда вернулась в Москву, Екатерина Фурцева выразила неудовольствие: не так пела, не то пела. На меня стали давить.
— И тут чаша терпения переполнилась?
— Начнем с того, что у меня отбирали целые музыкальные коллективы. Когда я поняла, что всегда буду только за кадром, мне захотелось сделать программу, ни на кого не похожую. Мне приходилось давать по 30—40 концертов в месяц, чтобы прокормить свой коллектив. Я колесила по всей стране, в переполненных поездах — порой приходилось спать на третьей полке. У меня был ансамбль, мы с коллективом сделали программу в западном стиле, такой а-ля западный мюзикл “Поющие новеллы”. Это было действительно зрелище: с миниатюрами, зарисовками, переодеваниями и красочными декорациями. Потом произошла гадкая история. Минкульт под предлогом, что коллектив сильный и профессиональный, взял и отправил его с концертом в дружескую Африку. Больше я ансамбля своего не видела, а мне сказали, что ничего, мол, я такая энергичная — еще один соберу. Я по наивности порадовалась тому, что так высоко оценили мои труды. С энтузиазмом начала репетиции с новыми музыкантами. Пошла в оркестр моего большого друга Юрия Силантьева и записала с ним инструментальные фонограммы всех своих песен. На их базе было сделано новое шоу “Вечная песня любви”. На сцене были только я и мои танцоры, три брата-близнеца Абидовы. Ребята одного роста, похожие как три капли воды, стройные, красивые, пластичные. Как только коллектив стал известен, его у меня... опять забрали. Тогда я сказала себе: “Все, хватит! Больше у меня никто ничего не отберет, никто меня не бросит и не предаст!”
— Вы решили спасаться бегством, эмигрировать в Америку?
— Я бы ни за что не уехала. Меня ушли! Приказом Минкульта размагнитили все мои записи. Об этом я узнала случайно, будучи на гастролях в Узбекистане. Но я человек скрупулезный, все свои песни после выступлений переписывала для себя, собрала свою фонотеку. Я эмигрировала в 80-м году, когда уже уехали многие коллеги по цеху: Вадим Мулерман, Эмиль Горовец, Нина Бродская. И тут на таможне столкнулась с такими трудностями, которые сегодня покажутся смешными, но тогда ничего нельзя было вывозить из страны, кроме вещей первой необходимости. Мои концертные костюмы, сшитые в знаменитой мастерской Большого театра, были объявлены “произведениями искусства, ценностями, не подлежащими вывозу из страны”. Я пыталась объяснить, что любая женщина, тем более певица, всегда должна выглядеть хорошо, что в Америке я снова буду петь, что в конце концов эти костюмы и есть моя “рабочая одежда”...
Увы! Самое главное, что мне удалось вывезти, — моя фонотека. Ее не хотели пропускать. Не положено. Оставьте! И тогда я запела “Помоги мне!” на весь аэропорт. Вот так спасла меня песня, таможенники, конечно, узнали меня и махнули рукой.
— А ваш муж, гимнаст Вячеслав Ведищев, с вами не поехал?
— Мы уже развелись с ним к этому времени. Я успела выйти замуж за другого человека. В Америку я поехала с мамой, сыном и мужем Борисом.
— И как вас встретила свободная Америка?
— Да никак. Нам полагалось по 150 долларов на человека — с таким капиталом мы приехали покорять Америку. Там я сразу поняла, что я никто — советская певичка. Мои песни никому там не нужны. И все начала сначала. Пошла учиться в колледж, благо что проблем с языком у меня не было — я выпускница иняза. И я наивно думала, что сразу получу какие-то предложения. Но пришлось стать простой студенткой: изучать американский кинематограф, театр, танец. Все заработанные деньги тратила не на костюмы и драгоценности, а на просмотр лучших бродвейских постановок. Каждый мюзикл просматривала по 10—15 раз, впитывала все лучшее, что есть в американской музыкальной культуре. Но все это было вечером, а официально я работала медсестрой. Доктор, которому я помогала — русский эмигрант, — попался неряха. А я выросла в семье врачей — папа стоматолог, мама хирург, и у меня были представления о том, какими врачи должны быть. А тут доктор то халат не наденет, то руки после пациента не помоет. Я делала ему замечания, мол, доктор, но халатик-то уж накиньте. И он взорвался, мол, уволю тебя! Как-то я ему говорю, а не хотите на концерт Аиды Ведищевой пойти, а то у меня лишний билетик есть. Он обрадовался. Это было выступление в малом “Карнеги-холле” со своей первой американской программой The best of Broadway and Hollywood. Прихожу на работу как ни в чем не бывало, подходит ко мне смущенный доктор, извиняется. А мне он уже не нужен.
— Но в вашей карьере не обошлось без мужа-миллионера?
— Да не помог он мне! Хотя со своим будущим мужем я познакомилась на концерте, в дальнейшем он посчитал мои занятия пением дурным тоном…
Несколько раз мне передавали записки от какого-то богача, который настойчиво писал, что хочет со мной встретиться. Обычно после каждого концерта я получала десятки таких записок. Тем не менее он разыскал меня через моих агентов, и на одном из концертов нас все-таки познакомили. Он не успокоился до тех пор, пока не женился на мне. Жизнь моя совершенно изменилась. Мы жили в шикарном доме в Беверли-Хиллз — 11 комнат, с огромным холлом, с бассейном, с баром и черной сценой для меня. У нас бывало много гостей. Мы постоянно путешествовали — и по делам мужа, и просто отдыхали, объездили почти весь земной шар. Отвлекал меня путешествиями, чтобы только я не выступала. Он хотел, чтобы я просто сидела дома, как птичка в золотой клетке. Единственное — раз в году у меня были концерты в Беверли-Хиллз.
Потом начались конфликты с его семьей. Мы расстались. Бракоразводный процесс был очень сложным и мучительным, я ушла из дома... В результате стрессов и переживаний очень тяжело заболела.
— Об этом неприятно говорить, но я знаю, что вы никогда не скрывали, что заболели раком…
— В Америке об этой болезни говорят даже жены президента. Я говорю об этом прямо, может быть, мой пример кому-нибудь поможет. У меня был рак. Причем в такой стадии, что мне даже не хотели делать операцию. Когда врач увидел мои снимки, он побледнел и не мог сказать ни слова. Наверное, я не победила бы рак, если бы не вера во Всевышнего.
Я говорила себе: “Если твое время пришло — слава Богу! Закончила свой путь в этой жизни — хорошо. Будет следующая жизнь!” Надо верить в реинкарнацию, в перевоплощение, в бессмертие души, в будущее — тогда не страшно и умирать... Я очень долго шла к этому пониманию. И когда мне объявили диагноз, все же нашла врачей, которые согласились сделать мне операцию. Потом я прошла полный курс химиотерапии и до сих пор мое утро начинается сначала с молитвы, зарядки, часовой пробежки, дыхательной гимнастики...
— Какой религии вы придерживаетесь?
— Я верю в Единого Бога. Мне не нужно идти в церковь, псалмы и молитвы всегда со мной, они лежат в кармане. Даже свой мюзикл “Статуя Свободы”, который идет с ошеломительным успехом уже несколько лет в Америке, я начинаю с молитвы, пою 160-й псалом Давида.
— Но в Америке вас знают не как Аиду Ведищеву, а как Amazing Aida — удивительная Аида, почему вы не захотели оставить свое имя?
— Фамилию Ведищева я давным-давно уже поменяла, так как сегодня я уже в четвертый раз замужем, за обычным бизнесменом, он уже в годах. Я оставила фамилию третьего мужа-миллионера Маркофф (Markoff), только чтобы не менять документы, надоело мне это. Для Америки имя Ведищева никогда ничего не значило, я русская эмигрантка, такой и останусь навсегда.
СПРАВКА "МК"
Аида Семеновна Ведищева (Ида Соломоновна Вайс) родилась 10 июня 1941 года в Казани. Окончила музыкальное училище в Иркутске по классу фортепиано и вокал.
После окончания музыкального училища поступила в институт иностранных языков и по окончании в 1963 году работает вокалисткой Харьковской филармонии.
Уже через год Аида выступает в оркестре Олега Лундстрема. Затем переходит в джаз-оркестр Леонида Утесова.
В дальнейшем Аида Ведищева создает музыкальные коллективы, становится известной как певица, артистка, поэтесса и композитор.
В 1980-м с матерью и сыном эмигрирует в Америку.
В настоящее время проживает в Лос-Анджелесе и по-прежнему дает концерты.
