В начале 80-х Владимир Шевельков был одним из самых успешных молодых актеров советского кино. Его разрывали на части лучшие столичные режиссеры, за участие в картине платились бешеные гонорары, ему предлагали исключительно центровые, яркие роли. А потом он снялся у Светланы Дружининой в фильме “Гардемарины, вперед!”. Парадоксально, но после роли гардемарина Оленева режиссеры все как один махнули на питерского актера рукой. Популярная кинолента поставила жирный крест на карьере Шевелькова. После этого он ушел из кино на десять с лишним лет. За это время купил себе шикарную квартиру, родил двоих детей, обзавелся влиятельными связями, но в кино так и не вернулся...
Мы встретились в центре Питера. Владимир подъехал на темном “Ягуаре” с тонированными стеклами.
— Я знаю здесь один ресторанчик, поехали, я угощаю, — предложил он.
В ресторане нас встретили, как родных. Швейцар у дверей буквально раскланивался перед моим собеседником, девушки-официантки, заметив у дверей Владимира, тут же засуетились и забегали.
— Выбирайте любое место! — разулыбались они.
Мы расположились на втором этаже. Здесь готовились к вечернему банкету.
— Ничего-ничего, мы все потом уберем...
— В этом местечке вы частый гость? — поинтересовалась я у Владимира.
— Более чем, — усмехнулся Шевельков. — Это мой ресторан...
— Владимир, ваша актерская карьера началась с главной роли в картине “В моей смерти прошу винить Клаву К”. Как вам, человеку не из актерской среды, выпал шанс дебютировать в таком фильме?
— Когда я учился в Электротехническом институте, ко мне обратился педагог по физкультуре и предложил позвонить на “Ленфильм”. Тогда режиссеры фильма “В моей смерти прошу винить Клаву К” искали мальчика на главную роль. Там были долгие репетиции, фотопробы, потом кандидатуры утверждали в Москве. Честно говоря, я не сомневался, что меня возьмут. Ведь я был более подготовлен, чем остальные ребята. Еще в школе мне очень нравилось читать стихи. Я готов был цитировать русских поэтов целыми днями. Естественно, одноклассники смотрели на меня, как на идиота. Зато это мне помогло на кинопробах.
— Если в школе вы были гуманитарием, почему же тогда поступили в технический вуз?
— У нас тогда в ходу была поговорка: “Если некуда идти, поступай тогда в ЛЭТИ”. Электротехнический институт — самое крупное учебное заведение в Питере, и поступить туда не составляло большого труда, поэтому я пошел по пути меньшего сопротивления. Отучился я там чуть больше года. Кстати, на днях мои однокурсники как раз отмечали двадцатилетие выпуска. Вспомнили и обо мне, пригласили, но я не пошел. Во-первых, я никого из них не помню, во-вторых, в тот день я был в бане, а вечером у меня была запланирована деловая встреча...
— После ухода из ЛЭТИ вы отправились покорять столицу?
— В 1980 году я поступил во ВГИК, причем с первого раза. Туда я попал, можно сказать, по блату. На тот момент в моем багаже уже были четыре картины. В двух из них — “Приключение принца Флоризеля” и “В моей смерти прошу винить Клаву К” — я сыграл главные роли. За эти заслуги меня взял к себе на курс Евгений Матвеев. Правда, потом сам же и выгнал.
— За что?
— Я много работал, много снимался, но самое ужасное — я всегда искал правду жизни, поэтому часто попадал в скандальные ситуации. Дело в том, что Матвеев был очень советский человек, а я всегда к этой системе относился крайне негативно, я не понимал, зачем нужна советская власть. Короче, умничал всю жизнь. Окончательно я разозлил Матвеева, когда заснул у него на уроке. Я ведь сутками работал, и в итоге у меня в голове была такая каша, что мне тяжело было сосредоточиться на учебе. Тогда Евгений Семенович мне прямо сказал, что я могу отдыхать от института.
— Но все-таки высшее образование вы получили?
— Спустя какое-то время после моего изгнания я сам пришел к ректору и сказал: “Давайте защищаться”. “Давайте, только собирать экзаменационную комиссию вам придется самостоятельно”, — ответил он. Надо заметить, в тот день я был совсем нетрезвый. Вечером я обзвонил всех преподавателей, в том числе и председателя комиссии Вячеслава Тихонова. Самое удивительное, все согласились прийти в назначенный мною день. И вот в день моей защиты собрались все, а я опять опоздал. Получилось так, что на экзамен мне нужно было предоставить копию своих фильмов. Опомнился я в последний момент. И вот пока я бегал по “Мосфильму” и собирал “собственные” картины, вся экзаменационная комиссия ждала меня во ВГИКе. В результате, когда я доехал до института, уже все разошлись. И только один педагог сжалился надо мной, принял защиту и поставил “четверку”. За красивые глазки. Правда, взял с меня слово, что об этой истории никогда никто не узнает. В итоге с помощью этой “четверки” я и получил диплом о высшем образовании.
— Будучи еще студентом ВГИКа, вы стали самым востребованным актером на курсе...
— Да, я был самым востребованным актером среди наших студентов. Моя популярность была намного больше, нежели сейчас у Евгения Миронова. В среднем у меня выходило четыре картины в год. Но я никогда не выпендривался, никогда не гордился этим. Я зарабатывал большие деньги и легко расставался с ними. Я всегда любил хорошо погулять. На последнем курсе института мне выплачивали гонорар по высшей категории — до гонораров Матвеева оставалось всего две ставки.
— Вы пользовались популярностью? Могли прийти в ресторан и открыть дверь ногой?
— Нет! Никогда! Это же дурной тон!
— А в магазин без очереди проходили?
— Без очереди тоже не проходил, а вот с задней стороны — обязательно. А еще мне было очень приятно, что мне не приходилось тратить много времени на знакомство с девушками. Мужчинам это важно. Мы любим быстрый контакт, быстрые и стремительные атаки.
— На “Ленфильме” вас называли актером одной роли?
— Больше всего я боялся выйти в тираж, играть одинаковые роли. Поэтому я все время менял образ. Я играл романтического героя в своей первой картине, в “Приключениях принца Флоризеля” мне досталась роль форменного дурака. В фильме “Признать виновным” я — подонок, в картине “Поезд вне расписания” — обыкновенный пацан. У меня не было проблем с реализацией режиссерских замыслом. Я готов был играть сумасшедших, подонков, фашистов...
— Однако то, чего вы больше всего боялись, произошло после вашего участия в картине “Гардемарины, вперед!”?
— Да, именно поэтому я ненавижу “Гардемаринов” и ненавидел их всегда. Эта картина разрушила мою карьеру.
— Вы не думали, что так произойдет?
— Я не думал об этом. На самом деле к тому моменту, это был 1987 год, мне уже хотелось как-то выскочить из этой профессии. Надоело...
— Мне кажется, что как раз “Гардемарины, вперед!” — одна из лучших ваших работ?
— Просто этот фильм стал самым популярным из всех моих картин. Но далеко не самый лучший. Упаси господи!
— Однажды вы обмолвились, что актеры в том фильме сыграли неважно...
— Сначала я это кино мерил всерьез. Через какое-то время понял, что это детский фильм. Но ведь так считаю только я! Дружинина делала этот фильм не для юного зрителя. Если это так, то, на мой взгляд, там все пластмассовое, искусственное, ненастоящее, пресное. Я помню, когда мы стали снимать натурные съемки, я пребывал в ужасе от этого кино. Я уже хотел оттуда сбежать.
— Правда, что актеры на тех съемках не могли высказывать своего мнения, все было подчинено режиссеру?
— Там была другая история. На съемках этого фильма возник личностный конфликт между мной и Дружининой. Это был конфликт на уровне вкуса — ты живешь не так, делаешь не так, идешь не туда, у тебя ноги кривые и морда косая. Между нами не было профессионального конфликта. Мы постоянно выясняли с ней, как жить — как не жить, как думать — как не думать...
— Первоначально роль гардемарина Оленева должен был играть другой актер?
— Да, сначала утвердили сына Светланы Дружининой, но он по какой-то причине отказался. Мою кандидатуру порекомендовали Жигунов и Харатьян. Мы же все были хорошо знакомы, тесно дружили, постоянно общались. Но настоящими друзьями так и не стали.
— Сейчас вы часто встречаетесь?
— Нет. Я же в Питере живу. Да и потом я так погружен в свою собственную жизнь, что мне в данный момент не до них.
— Роли Жигунова и Харатьяна оказалась намного заметнее вашей. У этих актеров постоянно брали интервью, они были на слуху у зрителей, а вас как будто задвинули на второй план. Вам не было обидно?
— Нет. После окончания фильма я сразу сказал, что не поеду ни на один концерт, связанный с “Гардемаринами”, ни на одну тусовку! Вообще не надо меня называть гардемарином, отстаньте от меня с “Гардемаринами”, отвяжитесь от меня! Это не мой фильм, не моя роль, и вообще вся эта история — из другой жизни. В свою очередь, Жигунов с Харатьяном “прочесали” полстраны с “Гардемаринами”, с песнями на конях. Я же не посетил ни одного мероприятия. Так что на “Гардемаринах” я не заработал ни копейки.
— Почему в последующих сериях “Гардемаринов” роль Оленева играл другой актер?
— Изначально я сам не хотел. А потом мне позвонил Миша Боярский и стал меня подбадривать — давай, мол, попробуй, как же без тебя! И я, как в бреду, позвонил Светлане Дружининой и спросил: “Почему вы меня не берете?” На что она спокойно ответила: “Ну, не беру и не беру”. На этом наш разговор закончился. Сейчас, я думаю, ну и слава богу, что не взяла, ну и хорошо...
— На съемках фильма “Сердца трех” вы опять работали вместе с Жигуновым и Харатьяном. Не вспоминали “Гардемаринов”?
— Они при мне этой темы не затрагивали. И вообще на съемках “Сердца трех” царила совсем другая атмосфера. Там я был счастлив. Помню, смешной момент случился с Аленой Хмельницкой. Ей зачем-то понадобились трусы. Она подошла ко мне и спросила: “Володя, у тебя какого цвета трусы?” “Белые”, — ответил я. “Тогда снимай”. Пришлось исполнить просьбу женщины.
— По телевизору вы смотрите эти фильмы?
— Нет. Я вообще свои фильмы никогда не смотрю. Просто не могу...
— Сколько лет вы не снимались в кино?
— Уже до фига. Двенадцать лет будет в этом году. Я уходил из кино на десять лет. Но получилось так, что уже полтора года я в простое.
— Почему вы решили завязать с актерской профессией? Вас не устраивала материальная сторона?
— Меня не устраивал принцип получения материальных средств. Когда приходится сидеть и ждать чего-то. Повезло — высидел, получил роль. Не высидел — не получил. И мне надоело выжидать. И в кино на тот момент делать было нечего.
— Не думаете, что со временем вы могли растерять актерские навыки?
— Нет, я же не торгую металлом, я не занимаюсь бизнесом, я продолжаю работать с актерами, снимать рекламные ролики. Да, я не снимаю большое кино в силу того, что я бездельник. Я не могу сесть и написать сценарий. Я хочу, чтобы кто-то написал. Я плачу деньги, мне что-то присылают, но все не то. Из-за этого я ужасно злюсь. К тому же я прочно застрял в рекламе. За десять лет я накопил такое количество партнеров и заказчиков, что глупо отказываться от выгодных сделок. Оттуда уже никак не выпутаться. Я уже снял порядка пятисот роликов, многие из них крутят в 26 странах мира.
— Ну а киношный мир вас еще не забыл? Вам предлагают сниматься?
— Предлагают, но редко. С каждым годом все реже и реже. К сожалению, ничего интересного для себя я пока не вижу. Поэтому приходится отказываться. Есть две роли, о которых я мечтал всю жизнь, — это Печорин и Коровьев. Сейчас на “Ленфильме” Владимир Бортко запускает картину “Мастер и Маргарита”. Я сам пойду к нему и попробую, чтобы меня взяли на роль Коровьева. Да, может, это стыдно, но я буду биться за эту роль, буду напрашиваться. Хватит отлеживаться, надо делом заниматься. Если меня не возьмут, ну и фиг... Но если повезет, то я буду счастлив.
— Почему вы не пошли работать в театр?
— Я никогда не хотел работать в театре. Когда я учился в институте, у меня был негативный театральный опыт. Театр — это искусство показывать, не переживать, не проживать, а именно показывать. Там главное, чтобы тебя видели и слышали в последнем ряду. В институте я увлекся системами Станиславского. Во время одной из театральных репетиций я прожил свою роль внутри себя. А в результате, когда я думал, что режиссер скажет мне, что я молодец, услышал: “Ты говно”. Я был шокирован. Потом я посмотрел на своего однокурсника, который с пустыми глазами стоял на сцене и орал свой монолог. И режиссер решил, что он был хорош. На следующий день я сыграл свою роль холодно, расчетливо, жестко. Просто набрал в рот воздуха и все сделал на технике. Мне сказали, что это было здорово. Тогда я понял, что не хочу так работать. Может, это была ошибка. Может, стоило перетерпеть. Но мне было неинтересно.
— Владимир, недавно вы выступили в роли клипмейкера?
— Я чуть-чуть поснимал клипы для Тани Булановой. Кстати, когда-то я тоже мечтал выступать на сцене. Но однажды я записал свои собственные песни, спетые под гитару, на магнитофон. Когда я прослушал запись, то ужаснулся. С тех пор я не пою и не мечтаю о сцене.
— Будучи известным актером, вы подрабатывали барменом?
— Полгода я простоял за барной стойкой. В 1987 году моему старшему брату предложили взять руководство над маленьким десерт-холлом. Позже брат выкупил это кафе за 4 тысячи долларов, и мы организовали там семейный ресторан. Это была пора зарождения бандитизма. В нашем кафе я столкнулся со странными людьми из этой среды. Я вовремя выскочил из этого мрака. Зато я что-то узнал о жизни.
— Насколько я знаю, вы успели поработать на телевидении?
— В Москве я год проработал на канале “Деловая Россия” в должности главного режиссера и понял, что телевидение — не моя среда. Там сумасшедший ритм, и мне это не подходит.
— Судя по вам, как раз вы и живете в сумасшедшем ритме? Вы — человек тусовки?
— Если я выпью, то я могу веселиться до утра, до изнеможения, несмотря на то, что мне уже 43 года.
— Киношные увеселительные мероприятия посещаете?
— Последний раз я был на фестивале “Созвездие” в 1989 году. И все. Меня уже давно не приглашают, да я и сам не хочу. Сейчас мне нечего сказать людям. Вот когда я сниму какое-нибудь кино, тогда можно будет выйти из тени...
— Но ведь можно снять неудачное кино?
— Ну что поделать? Тогда я поставлю крест на этом. Как я поставил крест на собственной песне. Но пока я нахожусь в глобальной иллюзии, что я хороший режиссер.
— Вы прожили в Москве около шести лет. Почему не остались жить в столице?
— Мне тяжело в Москве. Я два года привыкал к этому городу. Когда я учился во ВГИКе, я дико мучился, чудовищно страдал. Это длилось до тех пор, пока я не понял принцип жизни в Москве. Там надо быть агрессивным, надо тратить деньги, пить водку, веселиться, трахаться. Если ты этого не делаешь, то жить в этом городе бессмысленно. Поэтому мне приходилось всем этим безобразием заниматься. Сейчас я не могу жить в Москве, потому что мне важен комфорт. Это одна из причин, почему я никуда не еду и почему я сейчас нахожусь в публичном забвении. Просто я не хочу идти и снимать кино у какого-то неизвестного продюсера, я не хочу сидеть в той монтажной, в которой мне душно, я не хочу, чтобы мне писал музыку идиот, который не умеет писать музыку, но зато у него есть льготные эфиры на телевидении.
— Но даже здесь, в Питере, вы живете по московским меркам. Вы владеете собственным рестораном, передвигаетесь по городу на дорогом автомобиле, имеете квартиру с видом на Неву, ваша жена — фотомодель...
— Да, я живу нормально, но я небогатый человек. Я никогда не откладывал деньги, никогда не считал их. Я переехал в новую большую трехкомнатную квартиру пять лет назад, но у меня до сих пор нет люстры. В прошлом году у меня родилась дочь Саша, и я понимаю, что мне пора освобождать кабинет. С появлением ребенка наша квартира уменьшилась в размерах, поэтому надо думать, как выкупать вторую квартиру на лестничной клетке. Одну комнату я уже купил, сейчас продам “Ягуар” и куплю вторую. Потом заработаю денег и куплю новую машину. Вот так и живу.
— В общем-то неплохо живете. Думаю, не каждому питерцу по карману скупать так запросто жилплощадь в центре города?
— Но, в свою очередь, я никого не мучаю, я никому не наступаю на горло. Я никого не обманываю. Все, что у меня есть, я заработал сам. Я ни копейки не получил от государства. Да, у меня есть “Ягуар” и квартира с видом на Неву, но крови и обманутых людей там нет.
— Правда, что ваша жена в прошлом известная модель?
— Ирина совсем недолго “моделировала”. Но среди всех красивых девушек она отличалась своими душевными качествами. Когда мы познакомились, мне был 31 год. Она младше меня на восемь лет. На момент нашей встречи я пребывал в состоянии глубокой депрессии, я уже стал задумываться над тем, что подарки надо дарить какому-то одному человеку, а не всем подряд.
— Ваши родители живут с вами?
— Это сложная тема... У меня сейчас так получилось, что вся моя жизнь выстроилась перед моими глазами. У меня есть дочка, которой исполнился год и которая на днях прошла три круга вокруг манежа и села. Она была такой счастливой! Еще у меня есть родители, которые лежат в больнице. Папаша пережил третий инсульт и осознал, что он уже никогда не встанет с кровати, никогда не пойдет и ничего не сможет сделать. И есть мама, которая помнит то, что было давно, и не помнит, что случилось вчера. Она пока узнает меня, но узнает не сразу. И мне уже 43, и сыну 9... И весь поток жизни, вся энергетика перед моими глазами. Иногда мне становится страшно...
