Высоцкий играл бы хэви-метал…
Прежде чем стать директором Толика Крупнова, я был его фанатом. В 1986 году попал на один из концертов «Рок-лаборатории» (творческая организация на рубеже 80–90-х годов. — Н.М.), и меня поразила именно группа «Черный обелиск», их глубина. Толик написал первый цикл песен на стихи Бодлера «Цветы зла». Сочетание тяжелой мрачной музыки с этими текстами произвело неизгладимое впечатление. Помню, до этого я впервые пришел на фестиваль «Железный марш» и подумал: «Кто все эти люди? Что я здесь делаю?». А когда услышал «Обелиск», мне впервые показалось, что в металлической среде появилась группа-самородок. Когда позже я лучше узнал Толика, увидел, что он очень глубок, начитан, добр, чуток и чрезвычайно образован, я понял, что нашел своего человека. Личность Крупнова ярко выделялась на фоне других музыкантов. На мой взгляд, у нас на сцене до сих пор нет такого человека, который настолько точно воплощал бы собой архетип рок-героя, отчасти привнесенный с западной сцены, но каким люди всегда хотели видеть его именно здесь. Рок-герой может быть одновременно мрачным и очень ярким, харизматичным бунтарем и, возможно, немного не от мира сего. Толик был именно таким. Наверное, он максимально был похож на Высоцкого. И думаю, если бы Высоцкий жил во время моды на тяжелую музыку, при всей энергии, которую он вкладывал в пение, при всей экспрессивности подачи, он тоже играл бы именно ее. Этот жесткий стиль как нельзя лучше подходил и Крупнову, потому что он был сильным, могучим человеком на сцене.
Судя по тому, какие толпы женщин выстраивались и ходили за ним, в нем очень мощно проявлялось мужское начало. Сочетание «мачизма» с утонченностью и хрупкостью натуры производило парадоксальное впечатление. Его нельзя было не любить, не замечать: он мог просто молча зайти в комнату, и все сразу обращали на него внимание. Одевался он довольно экстравагантно — манера и вкус в его стиле всегда присутствовали. При этом он мог надеть совершенно несочетаемые вещи, но на нем это все смотрелось безупречно. Он никогда не выглядел напыщенно или крикливо, в его облике все было по-своему сдержанно, но с шиком. Из этих элементов — парадоксальных черт характера, внешности, манеры поведения, стиля — и складывалось то обаяние, которому невозможно было не поддаться. Кроме того, концерты, которые он делал с «Черным обелиском», казались чем-то невероятным. Крупнов везде ездил со своим аппаратом по всем городам страны, и это было очень круто, потому что своего аппарата не имела тогда даже «Ария». Вокруг Толика сформировалась очень сильная команда единомышленников, которая помогала ему «добывать» все, что нужно для хороших концертов: звукооператор Евгений Чайко, световик Андрей Денежкин, ряд других людей-подвижников. Они делали потрясающие шоу, колесили везде с гигантским черепом, из глаз которого светили два лазера, а сам Толик выходил на сцену с цепью, голый по пояс — все это по тем временам было чем-то невиданным. К тому же помимо песен на стихи Бодлера он начал петь и композиции на свои стихи. Появилась мощная песня «Полночь». В то время зарубежное телевидение сняло большую программу про российских рокеров, где участвовали все знаменитые музыканты того времени: «Алиса», «АукцЫон», «Кино», «Аквариум» и в том числе «Черный обелиск». Там есть отрывок, где Толик во время одного из выступлений на фоне легендарного черепа с зажженными глазами впервые выезжает на сцену на мотоцикле (чего никто до него не делал у нас в стране) и поет «Полночь».
«Шах» «Черному обелиску»
В первый раз я увидел его, когда был совсем юным человеком и только поступал в институт. Потом пришлось уйти на два года в армию, куда мне присылали материалы «Звуковой дорожки», вырезанные из газеты. Тогда для меня эти заметки были глотком свежего воздуха, и я всегда нетерпеливо ждал, когда же придет конверт с ними, следил, что происходит у нас на сцене. И как-то раз, вскрыв конверт, узнаю, что группа «Черный обелиск» становится лауреатом премии «Звуковой дорожки» — рок-группой года. Для меня тогда это казалось чудом и большой радостью. На тот момент «ЗД» была, пожалуй, единственным музыкальным информационным рупором, ее чарт был самым влиятельным рейтингом. В 1988-м я пришел из армии и узнал, что «Черный обелиск» распался, — для меня это стало ударом. Я сразу побежал по ларькам скупать все кассеты. Тогда были только концертные записи, но очень хорошего качества. Толик Крупнов перешел в группу «Шах». В этой команде тогда играл Андрей Гарсиа — потрясающий композитор, который сейчас пишет музыку с симфоническим оркестром для голливудского кино. Он позвал Крупнова к себе. На тот момент это был самый сильный трэш-металлический коллектив. Толик, как всегда, выкладывался по полной. У них был заряжен тур по Европе и подписан контракт на запись альбома в Германии до гастролей. Накануне поездки Крупнов сломал руку. Когда немецкий продюсер, встречая группу у трапа самолета, вдруг увидел басиста с гипсом, он запаниковал: «Что же будет? Как команда будет работать?» Но музыканты успокоили его и сказали, что все пройдет хорошо. Перед записями Толик подпиливал гипс, «вливал» в себя обезболивающее и играл.
Я следил за перемещениями команды и как-то пришел послушать ее живьем. Тогда проводились «сборные солянки», в которых артисты из разных миров были буквально собраны в кучу. Например, на одном и том же мероприятии могли выступать Алена Апина, «Комбинация», балет «Тодес» и там же — металлическая группа. Это считалось нормальным. Я пришел на одну из таких «солянок» исключительно на выступление группы «Шах», но команда так и не вышла на сцену. Я был жутко расстроен, пошел к служебному входу и вдруг увидел там ребят. Робко попросил у Крупнова автограф — это был первый автограф в моей жизни, я никогда не просил автографы специально. Как сейчас помню, что он написал мне на проездном «Толик». Крупнов сказал, что через час у них будет концерт в другом месте, провел туда меня и моих друзей. Но более близкое знакомство состоялось чуть позже. В то время у меня еще были какие-то музыкальные амбиции, я думал, что тоже еще буду стоять на сцене. Как-то раз я искал примочки для гитары, и мне сказали, что их продает гитарист «Обелиска». Так я попал в их компанию, познакомился сначала с Мишей Светловым, а через него уже более близко с Крупновым. В какой-то момент Толик предложил мне быть его администратором, и я согласился. Так случилось, что мы в итоге провели бок о бок очень много времени. Я ушел ради работы с ним с музыкального телеканала и посвятил тогда всю свою жизнь сотрудничеству с Крупновым. Конечно, его смерть стала для меня огромным ударом, и, конечно, я наблюдал, находясь рядом, все перипетии, которые с ним происходили.
«Неприсвоенный» герой
Он никогда не сплетничал и ни о ком не отзывался плохо — это было одним из его главных качеств. Он был очень доброжелательным и даже в случае ссоры с человеком мог сказать что-нибудь обтекаемое, вроде «мы разошлись по музыкальным соображениям». Претензии, которые всегда предъявлялись Толику, заключались в том, что все вечно хотели «присвоить» его себе. Парадоксально: когда рядом с людьми появляется личность такого масштаба, они считают, что эта личность должна делать именно так, как им нравится. Но такая личность выше этого, ее взгляд шире. Был один показательный момент. В 1994 году мы затеяли запись альбома «Крупский и компания». Записывался он со старым составом, привыкшим играть тяжелую музыку. Участники команды стали возмущаться: «Почему мы должны играть «кабак»? Зачем нам акустические гитары?» Толик ответил им: «Поймите, это рок-н-ролл, это не хард-н-хэви, это песни, которые должны звучать и в подъезде». Ему было очень тесно в рамках исключительно тяжелого звучания. Тогда музыканты не поняли его. Когда сели писать альбом, они делали это с таким высокомерным видом… и при этом не справлялись с материалом. В итоге запись просто пошла в корзину. Только в 1996-м мы, еще раз оплатив студию, собрали другой состав — из «Неприкасаемых» — и записали все эти легендарные песни: «Я остаюсь», «Дорожная» и другие вещи, которые до сих пор вспоминают поклонники. Тогда уже были «Сюткин и компания», «Чиж и компания», так что нам пришлось переименовать проект в «Крупский со товарищи».
У него всегда было чутье на то, что сейчас созвучно эпохе, но люди не всегда хотели идти за ним. И это его тормозило. Крупнова часто окружали те, кто цеплялся за прошлое, а его творческое видение было намного шире и, на мой взгляд, глубже ограниченного тяжелого экстремального саунда. Не случайно его позвал работать вместе Юра Шевчук, чтобы Толик сделал несколько аранжировок. Юра очень хотел видеть Крупнова в своем составе, но Толик не хотел жить на два города — Санкт-Петербург и Москву, к тому же Шевчук ставил жесткие условия: чтобы «Черный обелиск» всегда разогревал ДДТ. Тем не менее сотрудничество вылилось в создание песен «Белая река», «Глазища», «Российское танго», «Духи». Они отличаются по звуку от других композиций Шевчука, в них слышится Крупнов, чувствуется его рука.
В какой-то степени Толик был идеалистом. Когда он присоединился к команде «Неприкасаемые», он шел туда именно за идею — сотворить невозможное. Гарик Сукачев, создавая проект, планировал сделать такую группу, где все участники были бы равноправными авторами и исполнителями. Эту задумку реализовать не удалось: слишком много амбициозных музыкантов собралось на одном творческом поле. Крупнов пел в этом проекте всего одну песню, а в остальное время просто куражился на сцене. Ему было тесно в «Неприкасаемых». Ему было тесно в «Шахе». Он все время шел к созданию своего состава. Ближе к концу его жизни мы планировали сделать два проекта, которые могли сосуществовать параллельно. Первый — это «Черный обелиск» в составе трех человек: там с Крупновым играли бы гитарист Дмитрий Варшавчик и ударник Саша Митрофанов. Толику было комфортно с ними. То, что они делали втроем, было музыкой в стиле Red Hot Chili Peppers. В ней был какой-то невероятный плотный фанковый звук, который звучал очень актуально. Это был чистый концентрированный рок-н-ролл: гитара, бас, барабаны и голос. Вторая команда — сессионный проект «Крупский со товарищи». С ним можно было записывать песни, когда хотелось бы чего-то большего, выходящего за рамки «Обелиска», в самых разных формах, сочетаниях. Туда можно было бы приглашать каких угодно музыкантов из разных стран, играющих в разных стилях, даже классическую музыку. «Черный обелиск» успел начать играть концерты в новом составе. Помню, когда было большое выступление в Москве, поклонники по привычке сложили пальцы в металлические козы, и Крупнов сказал им: «Нет. Никакой не хэви-метал, ребята. Рок-н-ролл!». Мы успели записать часть материала, которая вошла в «Postальбом», остальное спели друзья Толика: Костя Кинчев, Гарик Сукачев, Саша Скляр, группа «Чайф» и другие. Все они участвовали в «Postконцерте» памяти Крупнова.
Рок-н-ролл с «застольным» духом
Толик очень многое хотел сделать, многое в себе вмещал, за многое хватался. Может быть, из-за этого ему не хватило концентрации, чтобы успевать заканчивать работу вовремя. В силу доброты и чуткости он часто оставался с теми людьми, которые были рядом. Он находил общий язык и с незнакомцами на лавочке у подъезда, и с чиновниками — всем уделял время. Даже если какой-то музыкант недотягивал, он не выгонял его из группы, он говорил: хорошо, играй так, будем ждать, пока ты не научишься. Он никогда не обладал жестким волевым продюсерским видением, он всегда старался руководствоваться человеческим фактором. Не только в жизни, но и в музыке любовь к людям для него была важнее всего. Может быть, если бы он был жив, он бы научился на своих ошибках и научился бы выбирать, какие люди должны быть рядом в творчестве. Понял бы, что если кому-то с тобой не по пути, то его не нужно переделывать и нести на своем горбу в новые времена. Он ничего не прощал себе, но всем прощал все, отодвигая себя на второй план. Возможно, это во многом сыграло ту роковую роль, что его сердце в итоге не выдержало.
Кроме этого была еще одна почти мистическая история, которую мне до сих пор сложно объяснить. Незадолго до смерти Крупнов снялся в кино. Это был очень интересный опыт, потрясающий по красоте фильм «Научная секция пилотов», довольно странный по содержанию. Там Толик сыграл так называемого лейтенанта, персонаж, чем-то напоминающий Жеглова, роль которого в свое время исполнил Высоцкий. После выхода фильма умер Сергей Курехин, который был композитором картины, и ушел из жизни Толик.
Если бы Крупнов был жив, он шел бы в ногу со временем и даже научился бы опережать его. Я верю в вечную жизнь и в то, что он видел, как мы переиздали «Крупский со товарищи», видел большой «Postконцерт», посвященный ему. Сейчас мы с друзьями сняли масштабный ролик «Год Крупнова» к его 50-летию. Его идея очень проста. Гарик Сукачев, репетируя на базе, находит в кармане небольшую метку, похожую на сим-карту. Разглядев с трудом, что на ней написано, он радуется и передает ее за кадр. Дальше эта метка путешествует из рук в руки по всей Москве, по всем местам памяти Толика: это и Дом актера, и «Олимпийский», и Солянка. Масса людей, которые знали Толика, снялись в этом ролике: кроме Сукачева, это Диана Арбенина, Андрей Мерзликин, Михаил Горевой, Александр Самойленко, Андрей Макаревич, Сергей Галанин, Евгений Маргулис, группа «Чайф», Андрей Сазонов, Герман Виноградов... Перечислить всех невозможно. Огромное количество людей, которые любили Толю, были к нему неравнодушны.
В финале метка, которую они передают друг другу, становится гигантским плакатом с хэштегом «Год Крупнова». Мы хотим через этот ролик вернуться к материалу Толика, еще раз посмотреть его. Там 55 песен, из которых люди знают всего две. И по текстам, и музыкально это очень сильные композиции. Мы хотим записать хотя бы часть из них, сделать несколько работ с музыкантами. Не только с теми, которые знали Крупнова, но и с молодыми исполнителями, любящими его творчество, например, с группой Jukebox Trio. Они сделают это по-своему, интересно и так, как любил Толик, — созвучно сегодняшнему дню.
За 32 года он успел сделать гораздо больше, чем многие успевают за более длительное время. Он уже в той эпохе был фирмачом на нашей сцене. Никто, кроме него, не играл фанк в хэви-метале. Он сыграл в фанке «Жирафа» Владимира Высоцкого, и Никита Высоцкий сказал: «Никто так не исполнял эту песню моего отца!». Он впервые смог на русском языке петь чистый рок-н-ролл. До сих пор этого не может никто: получается либо бардовская песня, либо калька с зарубежного образца. Крупнов сумел совместить рок-н-ролл с народным «застольным» духом, и он писал для людей, ему удалось приоткрыть завесу над вечностью: все его песни не про него, они про нас. Уверен, и сегодня он был бы лучшим.
