Итак, переносимся в Саратов: раз в два года здесь наступает аж на четыре дня 8 Марта, когда публике предъявляют лучших цирковых артисток страны во всех жанрах, включая клоунаду (кстати, сейчас за корону Принцессы боролась клоунесса-трудоголик Екатерина Сычева, умеющая буквально всё). Причем, если номер не сольный, а групповой, где число мужчин преобладает (жонглеры «Гамаюны» или канатоходцы «Фрик-Адельки»), шпрехшталмейстер остроумно объявляет: «Артистка такая-то и её группа сопровождения». И в этом есть своё волшебное изящество, когда крутые парни намеренно уходят в тень (в прямом смысле), а софит цепляет лишь их прекрасную даму...
Понятно, что Вадиму Гаглоеву, которого только что назначили руководителем Росгосцирка, женский фестиваль очень даже пришелся по вкусу, о чем он и сообщил «МК»:
— Идея форума замечательная (принадлежит директору саратовского цирка Ивану Кузьмину, – Я.С.). Тут и цирковое мастерство, и женская красота... Насколько я знаю, в Швеции был схожий смотр, но он закрылся. Так что саратовский остался единственным. И мы хотим сделать его международным.
— Качество достаточно высокое...
— Я вам больше скажу: есть целый ряд номеров, которых при небольшой доработке (по костюмам, свету, ритму) можно смело отправлять на международные конкурсы. Я рад, что у нас в штате есть такие артистки.
— Можно ли предположить, что вслед за Саратовом вы объедете и другие войска, то есть цирки Компании, коих под сорок?
— Ну, это тяжело, поскольку цирки простираются от Калининграда до Владивостока, но... такой график объезда подготовлю. Потому что кто бы тебе чего ни рассказывал, — всё надо увидеть собственными глазами. Ясно одно: впереди нас ждет большая программа капитального ремонта, ведь не секрет, что многие здания пребывают в неудовлетворительном состоянии.
— Архангельский вообще сгорел.
— Вот благодаря новому закону, позволяющему регионам вкладывать деньги в федеральное имущество, мы ведем активные консультации с руководством Архангельской области: все заинтересованы в том, чтоб цирк там заработал. Далее я встречаюсь с представителями Брянска, Рязани тоже чтоб обсудить проекты реконструкций...
— Конечно, все мечтают о том, чтобы у Росгосцирка была своя площадка в Москве.
— Вот сейчас в процессе реализации решение о передаче нам Зеленого театра на ВДНХ... у меня есть определенные планы на него (тем более, что у ВДНХ в целом замечательная программа реконструкции и развития).
— Ну вы нас держите в курсе дела...
— А я вообще считаю, что Росгосцирку немножко не хватает публичности. Мы должны рассказывать о планах, проблемах, но самое главное — об артистах...
— Знаете, это очень ценно, что вы говорите про себя «МЫ должны», а то я больше слышу — «господа журналисты, это ВЫ должны... должны писать не о трагедиях, а об артистах».
— Нет-нет, это не ваша, а наша проблема: мне, честно говоря, очень обидно, что цирковых звезд мало знают. Мне хочется, чтобы узнаваемость наших артистов была на уровне узнаваемости артистов эстрады. И это всё было когда-то, но мы потеряли эту традицию. Потеряли в темпах, в масштабах, в публичности... повторяю, это наша проблема, и мы это понимаем. От журналистов мы просим помощи...
— Как раз наша газета о цирке пишет как никто.
— Да, я знаю. Продолжайте также, спасибо!
Асель и ее питомцы: быстро кошки не родятся!
...Понятно, что все наши принцессы каждый божий день реально рискуют жизнями, и за одно это их стоит ценить и уважать, писать о них статьи. Впрочем, самый громкий детский визг вызвали не канат и не баланс, а пушистые питомцы дрессировщицы Асели Саралаевой, когда она вывезла на манеж целый домик, где «в каждом окошке сидело по кошке» – Марсик, Лорик, Василиса…
– Вот этот Котофеюшка-сыночек – у меня первый. Основной работник. Сам подошел ко мне в парке, – рассказывает Асель «МК», – и он мне доверяет, и я в нем уверена. При любой опасности Котя бежит ко мне, а не в зал, в зрителя… это важно.
– А остальные кошки откуда? – Спрашиваю, пытаясь буквально перекричать громкое мяуканье 15-ти особей в вольере: они не то что кушать хотят, а просто нуждаются во внимании.
– Да уличные все почти. Кроме американской породы мейн-кун – самой большой домашней кошки (они очень долго развиваются; пока сами ничего не делают, я лишь вывожу их в «домике», и они смотрят представление).
…Ну что можно спросить про кота – чего мы и так не знаем? Вот мне казалось, что дворовые куда умнее «тепличных», клубных. Но оказалось с дворовой кошкой работать гораздо тяжелее: она приходит уже со своим жизненным опытом, с сидящими в ней страхами. Тот же Котофей безумно боится детей: их масса вызывает в нем панику. При этом Котя самый одаренный: всего за три месяца пошел в работу (а, скажем, его подружка так и сидит два года, в манеж ни-ни!).
Путь в дрессуре для юной Асели не был таким уж радужным (кстати, ее отец был руководителем известного номера акробатов на мачте). Как только «набор» из 15 кошек сложился (три года назад), они вдруг все дружно заболели чумой (кальцевирус).
– Но это дало свои положительные плоды, — говорит Асель, — они стали настолько мне доверять, что сами подбегали для процедур – промывала им глазки, ротики, делала уколы, ставила капельницы. И так четыре месяца подряд. День-в-день. Ни один не умер. В какой-то момент я даже пожалела, что взяла кошек с улицы… когда животных много – они мгновенно друг от друга заражаются, поэтому содержим их в чистоте, моем клетки специальными средствами… кошачьего запаха, как видите, нет.
…Асель признается, что самое сложное в их аттракционе – это выпустить кошек так, чтобы они не разбежались по залу.
– С кошками быстро ничего не получится, потому что (в отличие от собак, лошадей) никакого метода давления на них нет. Самое главное, чтоб хвостатый артист был бесстрашным (не пугался зрителя, музыки, света, меня в костюме), а трюки… это всё для них не составляет труда (я ж не заставляю сальто делать!). Еще надо с ними все время разговаривать в манеже – это купирует панику. Если я молчу – они вмиг становятся беспокойными. А еще им быстро все надоедает. Минут десять кот сосредоточен, а потом… начинает бегать, собирать пылинки. Их надо очень любить, чтоб выдержать это упрямство.
И последний штрих – Асель, начав работать в цирке с 9-ти лет, однажды этот самый цирк бросила. Поступила в институт, училась на психолога. Модно было. А потом вышла замуж за дрессировщика собак, отправилась с ним на гастроли, и под Ленинградом к Асели пришел ее первый кот…
– И я вернулась в родную среду. Бросила институт. Стало неинтересно там. Жить на одном месте уже не смогу. К суровому быту привычна. Жили даже в вагончиках на улице. В бытовках. Любишь цирк – надо приспособиться к любым условиям. Плюс ты не один – на тебе хвосты.
– А как же психология, философия?
– Да я потому и ушла, что была не согласна со всем, чему там учат. Ничего хорошего. Скажем, философия: почему мы должны брать за основу мысли какого-то человека? А я почему не имею права свою философию создать? Все эти «великие» мысли несовершенны: результата-то нет – налицо война и хаос, царящие в мире.
Несравненная Гаянэ и ее морские львы
К Гаянэ Мартиросян аттракцион с морскими львами перешел «по наследству» от Ирины Николаевны Запашной. Сама Гаянэ до львов работала с собачками; с Запашной встретилась в одной программе, а та как раз подбирала себе преемницу…
– Вон, в нашей группе самый старый морской лев Тимофей, его привезли 20 лет назад из Уругвая. Все остальные – его потомство, рожденное в неволе. Тима старенький, сидит, уже ничего не делая, я его подкармливаю, лишь бы никуда не ходил.
– А они черными рождаются?
– Даже чернее, чем обычные взрослые львы, в пленочке такой…
– Сейчас может быть у вас молодняк?
– Нет-нет, ведь они приходятся друг другу братьями-сестрами, а при смешении одной крови дети с дефектами рождаются. Часто болеют. Кстати, у нас единственный в России номер, в котором работают три самца и одна самка. А самцы ж не понимают – что это их сестра или дочь. И мальчики в период гона (ранней весной и осенью) начинают отчаянно драться. Надо разъединять.
…На улице при этом стоят две фуры. В одну грузится бассейн, в другую – животные. Бассейн огромный – на 14 тонн воды, погрузка-разгрузка – целый процесс, сравнимый по сложности разве только с ежедневной дрессурой. А складной бассейн делать нельзя: сильные морские львы в 400 кг весом в миг его развалят и затопят весь цирк.
– А им все время вода нужна?
– Да нет. Они же полусухопутные в природе, в воду заходят только поохотиться. Но мы с этим не экспериментируем – доступ к воде постоянный.
Главная задача Гаянэ – чтобы львы сами хотели идти в работу. А не захотят – никакими силами из домашнего бассейна их не вытащишь. Поэтому г-жа Мартиросян целиком отказалась от наказания в дрессуре. Хотя в период гона самцы становятся очень ленивыми.
– Мой метод простой – я не докучаю им репетициями. И очень люблю поощрения: часто подкармливаю килькой, которую они воспринимают как конфетки. Но нельзя давать слабинку: если какой-то трюк лев не доделал, надо его попросить сделать еще раз. А пустишь на самотек – через месяц номер развалится.
Лилия: «Ем сколько хочу и когда хочу, на высоте всё сгорает»
Третья наша принцесса Лилия Карпова – представительница одной из самых опасных цирковых профессий. Она верхняя в пирамиде, идущей по канату (номер «Фрик-Адельки», то есть фрики – не такие как все).
– Училась я в Ташкенте, готовилась на эквилибр, но потом к нам в студию пришла знаменитая Нисо Алиева и позвала в свою команду на двухъярусный канат.
…В номере «Фриков» нижние (мужчины, естественно) идут с балансом без страховки. Верхние (у них на плечах) обязательно с лонжей. Без страховки верхние ходят только тогда, когда внизу есть сетка.
– А вы всегда одеваете лонжу?
– Всегда, потому как мать двоих детей. Да и в сетку падать опасно – надо правильно прийти…
– А правда ли, что взаимовыручка – это главное в вашем искусстве?
– Разумеется. У меня муж – руководитель номера. И команда наша сложилась уж восемь лет как. Очень чувствуем друг друга.
– Какой из трюков самый сложный?
– Да их много, сложных. Например, так называемая «фирка» – колонна из четырех. Я этот трюк не ходила, но, может, когда-нибудь сделаем.
– А нижний выдержит троих на себе?
– Вот у нас нижний как раз и хочет этот трюк создать… Позвоночник многое выдержит, тут самое главное – грамотно стоять. Кстати, у нас в финале довольно сложный трюк, никто его не делает: нижний идет, на его плечах – средний, который над собой несет перш (шест), а на шесте – я… И я должна стоять как палочка. Любое движение – нарушается тонкий баланс у всех.
Еще важная история – высота конкретного цирка. Одни уходят на 18 метров под купол, другие – на 22, третьи… вот тут и прибегаешь к физике с геометрией, чтоб правильно подвесить аппарат, чтоб у железного каната была необходимая натяжка.
– Лилия, а человек с детства должен не бояться высоты, или это как-то развивается?
– Это игра с самим собой. Смогу – не смогу. Переборю – не переборю. Сегодня 1-0, ты переборол. Завтра счет может сравняться. Страшно всегда и всем. Ведь страх – защитная реакция организма. Плохо – когда не страшно, потому что приглушается интуиция, голос природы.
– И на 15-й год работы все равно страшно?
– Все равно. И я не поверю, если кто-то скажет, что он ничего не боится.
– Вы, наверное, контролируете себя в еде, чтоб не толстеть, быть всегда стройной-невесомой?
– Я совершенно по поводу еды не переживаю. Ем сколько хочу и когда хочу. Потому что при проходе затрачивается масса энергии, всё сгорает в эти мгновения. Ведь идет борьба за жизнь…
...У Лилии дочка 13 лет – тоже готовится в канат, через год уже войдет в представление.
Ксения и кинжалы во рту: «Кого волнует, что зубы кровоточат?»
Дебютный выпускной номер бывшей студентки Ксении Стасюк поставлен крайне необычно (режиссерами Яном и Ольгой Польди): Ксения сама в манеже раскладывает громоздкий реквизит – длиннющий шест (оригинальный баланс «Между небом и землей», реквизиту, кстати, около 20 лет, лежал в гараже у прежних хозяев, пылился). Так вот Лилия залезает на шест (причем, он сильно шатается из стороны в сторону), держа в зубах кинжал, на кончике – палочка, на палке – песочные часы…
– Этот трюк с зубняком тренировала с лета…
– А не опасно для организма?
– Зубы, естественно, страдают, кровоточат, в общем... всё для зрителей.
– Мне казалось, что цирковые боятся идти на какое-то сознательное членовредительство…
– Режиссер сказал – терпи, вот и терплю. Обычное дело. Что спорить?
…Вторая часть номера – Ксения несет на лбу длинный баланс, нечто вроде канделябра без свечей, и в каждую «чашку» забрасывает рукой по мячику.
– Лоб уже привык. А вот забрасывать сложно. Руку иногда вообще не чувствуешь, деревенеет. Три года номер готовился. Кстати, он пока остается в программе Саратовского цирка.
– Ксения, вы же москвичка. Не было соблазна не идти в манеж?
– У меня ж цирковая династия. Мама-папа, дедушка-бабушка. Родители отговаривали (папа клоун, мама гимнастка): «Зачем тебе, это? Найди другое». А зачем мне другое? У меня вся голова цирком забита. Думаю только об одном – как еще ярче сделать мой номер?
Принцесса Алёна: иду на риск!
И под занавес — «золотая корона» фестиваля Алёна Павлова (номер с воздушным кольцом «Краш»). Жюри, по сути, признало ее лучшей артисткой последних двух лет.
— Алёна, спасибо вам за ваш потрясающий номер и за выступление на фестивале в целом! Удивительно, что вы — не из цирковой семьи.
— Да, родители к манежу отношения не имеют. Выросла я в Нижнем Тагиле, мама часто водила в цирк, и я сразу как-то влюбилась в эту профессию воздушного гимнаста...
— Не клоуна?
— Нет, не клоуна. Этот полет... он прекрасен. И с малых лет представляла себя в этом образе... Стала ходить в цирковую студию. Но возить меня маме было далеко, пришлось на какое-то время отказаться. Но как только исполнилось 13 лет и ездить могла уже сама — занятия возобновила. Параллельно занималась художественной гимнастикой, но быстро поняла — не моё...
— Конкуренции в жанре воздушной гимнастики не боитесь?
— Цирковые о конкуренции не думают. Мы все разные, и каждого артиста своя изюминка, свой стиль, свой стимул. Мой стимул — сделать что-то такое, что у меня прежде не получалось. Как могу к этому иду.
— Выступаете с лонжей?
— Одеваю петлю на руку, этого требует инспектор манежа. Не будь столь жестких требований — шла бы на осознанный риск, выступая без страховки и на бОльшей высоте...
Саратов.
