КТО ТАКИЕ ПИСАТЕЛИ?
Поговорим об удивительном профессиональном писательском цинизме, который, впрочем, сродни естественному и первозданному рационализму бытия и ничем не противоречит логике жизни, не нарушает укоренившихся в нашем сознании то ли копирующих божественную механику, то ли приписываемых нами божественному сознанию правил и устоев.
До чего ловко и бездушно обходится литератор со своими персонажами — безусловно, дорогими, симпатичными его сердцу, — так уверенно и зная нечто большее о грядущем может манипулировать собственными созданиями только Господь.
Принц Гамлет, устремленный к лучшему, к поиску и утверждению наивной истины — безжалостно (или с сожалением, тут не различишь чувств, питаемых к нему Шекспиром) убит. И ведь автор знал, заранее знал, к какому финалу влечет героя. Позволял (доверял ему) изрекать глубокие сентенции, разрешал любить и ненавидеть… Зачем? Чтоб и мы полюбили принца Датского и прониклись к нему сочувствием? И потом жалели о его гибели? Или всего лишь подчиняя удел бедолаги законам драматургического жанра и наперед ведая, какой удел уготован несчастному искателю правды?
Чем отличается такая метода от повседневной практики рачительного хозяина, растящего и откармливающего на убой бычка или поросенка?
Писатель наделяет рожденного его талантом и воображением избранника (во многом двойника, отчасти дитятю, ведь произвел его на свет из своей плоти и крови) сокровенными мечтами, втравливает в прекрасные или отчаянные ситуации, дарит шанс надеяться на лучшее — лишь для того, чтобы потом холодно отравить, зарезать, затянуть петлю на его шее? (За примерами далеко ходить не нужно — хоть та же Офелия из той же пьесы. Хоть Ромео и Джульетта — из другой.) Что это? Профессиональный «технический» прием или копирование внесценической и внекнижной действительности? Ведь и в реальности наблюдаем аналогичное: человек преисполнен радужных надежд, обуреваем страстями, строит планы… А потом… Финал самого оптимистического и жизнерадостного индивида предрешен и известен и самому носителю оптимизма, и окружающим его современникам (не говоря о потомках).
Не к банальности, не к общеизвестной константе стремлю я рассуждения: все там будем, а искусство констатирует и копирует очевидность (или наоборот, жизнь копирует искусство?), но к попытке уяснить (хотя бы для себя) необходимые (и не всегда улавливаемые) параллели — художник творит вымышленный мир по канонам вечных, пусть не близких его мировоззрению правил и на бумаге воплощает, «обкатывает» свои ужасные фантазии, поскольку не удалось въяве стать интриганом Яго или палачом Онегиным, или без соблюдения канонов не сложится сюжет и не получится драмы, комедии, трагикомедии?
КАК ПОВЕЛИ БЫ СЕБЯ ЛИТЕРАТУРНЫЕ ГЕРОИ
Ну а что такое (и кто такие) — литературные герои? Я пытаюсь представить, как они повели бы себя, случись им пройти известные нам исторические передряги.
Платон Каратаев и Пьер Безухов из «Войны и мира» Льва Толстого. Первый, беспринципный, пожалуй, приспособился бы к любой ситуации. Стал бы вертухаем в сталинском лагере или полицаем при гитлеровских оккупантах. И если бы на него не накатали донос, не свели с ним счеты, может, даже остался бы жив и досуществовал до наших дней. Так и видится: когда началась Вторая мировая, он, поначалу патриотически настроенный (если его до того не раскулачили), схватился за оружие и вместе со всей Россией пошел воевать против Гитлера. Но опасаюсь: в силу особенностей характера мог бы сдрейфить или поддаться немецкой агитации и вызвался бы служить полицаем, уничтожал бы евреев и партизан. (Прошу прощения, если наговариваю на симпатичного персонажа.) А после войны ручкался бы с близкими тех, кого убивал. Мы знаем таких людей, их полно вокруг: сперва клеймили и уничтожали врагов народа и рейха, потом ласкали их память и с благодарностью принимали помощь от гнобимой ими стороны.
Андрей Балконский, пожалуй, не пошел бы в услужение к большевикам. Которым его опыт военного специалиста очень бы пригодился. Или все же пошел бы? Если б пошел, то на первых порах получал бы повышения в звании, потом был бы пущен в расход. Неужели стал бы подавлять крестьянские мятежи? Воевать против белых? (Это в том случае, если бы не эмигрировал вместе с семьей за границу. За границей стал бы таксистом и дожил бы век в нищете.)
Куда сложнее с так называемыми лишними людьми, которые не обрели себя и не реализовали свои цели ни при глупых царях, ни при прогрессивных большевиках. Пьер Безухов не пригодился бы ни революции, ни Сталину, комиссар из него — никакой, а философы тиранам не нужны. То же и Онегин с Печориным. Их время всегда не синхронно с эпохой, которой живет страна. И все же задатки у Онегина вполне в духе 37-го: укокошить невинное дитя, которого сам же убийца и спровоцировал, и довел до невменяемости.
Печорин, пожалуй, мог бы перемахнуть прямиком в наше время. Конечно, не уподобился бы полковнику Буданову, но восточную девушку все-таки похитил бы вновь.
Я пытаюсь вообразить его лексику — в связи с дуэлью и подлым поведением Грушницкого: «Забили, значит, стрелку. Они, суки, хотели подменить пистолет, я по понятиям хотел, а они, твари, подлянку кинули, теперь придется нанять ребят и грохнуть его где-нибудь в подъезде».
Милейший Максим Максимович, от лица которого ведется повествование «Героя нашего времени», почему получил от автора такое имя? Потому что в наивности своей требует от Печорина максимально многого. Вот и вышел Максим Максимович чрезмерный максималист. Ну а он — кем бы сделался? Денщиком маршала Жукова? Или оклеветанным «врагом народа»? Добропорядочный старик, пожалуй, остался бы верен офицерской чести и присяге государю.
Тоталитарные эпохи и лишних людей впрягают в свое ярмо. В такие эпохи лишними становятся Максимы Максимовичи и Каратаевы, им нет применения в тех рамках, в которых они привыкли существовать.
НАСТОЯЩЕЕ
Что такое настоящая литература? Это когда ты, заинтригованный сюжетом, весь в нетерпении, устремлен вперед, желая узнать: что случится, что будет дальше, чем закончится история, рассказанная писателем, и в то же время не можешь оторваться от текста — настолько он прекрасен… На страницах книги происходит борьба между теперешним и будущим (и прошлым), это сочетание трех начал и концентрация их в едином целом — не есть ли алхимия, порождающая некое дополнительное четвертое измерение бытия?
ВОПРОСЫ
Что такое классическое произведение литературы? Например, «Гамлет»? Существует много лет, неколебимо высится, как скала. И будет покрепче Эйфелевой башни.
О чем и о ком писал бы Шекспир, доведись ему жить среди нас? Есть ли герои в сегодняшней жизни или недалеком прошлом — под стать его масштабу и гению?
Как писал бы Чехов (и насколько актуальны были бы его «Вишневый сад» и «Чайка»), доведись ему дожить до гитлеровских концлагерей?
Кого из недавних наших современников назовем классиком? Чьи строки перечитаем и мысленно или вслух воскликнем: «Да это же о нас, обо мне, о сегодняшней жизни!»? Если и были сомнения, что Булат Окуджава — классик и что памятник ему поставили преждевременно (а приходилось слышать такие суждения), то рассеять нападки легче легкого.
Дураки любят собираться в стаи.
Впереди главный — во всей красе…
Вновь по всей стране — стаи, стаи, стаи дураков, которые не могут не кучковаться (физиологически их притягивает в общую компанию), они не могут не плодить вокруг себя идиотские правила и законы, не могут не красоваться в шикарных нарядах махровой пошлости. Напрасны мечты поэта, чтоб они, громко хлопая крыльями, «улетели все».
Когда, в какой момент происходит приобщение к литературе? В раннем детстве? В школе — на уроках? В разговорах со старшими? В какой миг наступает слияние твоего «я» с придуманной областью (континентом, островом), не значащимися ни на одной из географических карт? Ты не можешь отыскать среди параллелей и меридианов города Глупова, не повстречаешь ни на одном из соседних проспектов Онегина или Печорина, не увидишь письма Татьяны Лариной. Но это нереальное существует и вплетено в твой быт!
ЛЮБОВЬ И РОДИНА
Странная любовь к России, о которой писал Лермонтов, вообще присуща людям его склада. Без устали они могут критиковать свою родину, выискивая все новые и новые ее недостатки, но предложи им уехать, обрести более благополучную страну проживания — и откажутся, не захотят. Ибо их критика не от злопыхательства и ненависти, а от желания, чтобы родина стала достойной любви и почитания.
БАБУШКА
Надо было бабушке Лермонтова сгрести внука в охапку и увезти из страны, где круглый год идет охота на гениев.
В России всегда бессрочный сезон такой охоты на таких, как ее внук…
Но она была патриоткой. Урожденная Столыпина. Это фамилия вам о чем-нибудь говорит?
Да и сам М.Ю. слыл и был русофилом (таким его вспоминают современники).
Ему и Пушкину повезло на старух. Арина Родионовна и Елизавета Алексеевна — лучших воспитательниц не найти.
ЛЮБОПЫТНЫЕ ПОДРОБНОСТИ БИОГРАФИИ ПИСАТЕЛЯ
Сохранились фотографии, на которых еврей Сэлинджер запечатлен (сразу после окончания Второй мировой войны) со своей невестой и будущей женой — нацисткой из Германии. Он, солдат американской армии, влюбился и привез ее в США, но спустя короткое время расстался с ней, придумав пристойный предлог: не сошлись характерами.
Какой наивностью и ребяческим умом надо обладать, чтобы вообразить: подобный семейный союз возможен? Чтоб не догадаться: эта женщина никогда не изменит своих взглядов, своего отношения ни к евреям, ни к демократическим постулатам, господствующим в стране, с которой Германия воевала и которой проиграла.
ЖАР-ПТИЦА
Какую жар-птицу поймал Иванушка в сказке Ершова о Коньке-Горбунке? Уж не птицу ли вдохновения, прилетавшую на привычное ей урожайное поле, где есть чем поживиться?
Музы слетаются на пиршество туда, где их щедро потчуют высокими порывами. В этих пределах они остаются (и радуются) обитать. Не обязательно какая-нибудь из муз последует за тобой на новое твое место жительства или в командировку. Музы предпочитают привычные для себя чертоги и просторы.
ЭПОХА
Вообрази свою судьбу эпохой. Притчей. Песнью песней. Как воспринимали свою Лермонтов и Пушкин, Толстой и Гоголь. И все изменится. Не обязательно в лучшую сторону, но радости и муки будешь ощущать в ином измерении и масштабе.
