Бесстыдство
У меня знакомый врач. То есть даже не врач, а хозяин небольшой клиники.
Понадобилось сделать пустяковую операцию. Я отправился за советом к нему. Он сказал:
— Даже не сомневайся, делай здесь. В моей больнице. За границей только деньги сдерут, а не вылечат.
Но так он это произнес, что я засомневался. Стал ходить по другим специалистам, наводить справки, сравнивать. И в итоге отправился в Европу.
И вот картинка. Выхожу утром из своей палаты… И сталкиваюсь нос к носу с кем бы вы думали? Со своим знакомым. Медиком. Владельцем клиники. Который не советовал оперироваться у иностранцев. Он, оказывается, с той же проблемой, что и я, лег в иностранный госпиталь.
Посмотрели мы друг на друга очень выразительно. И он вместо того, чтобы честно извиниться, говорит на голубом глазу:
— Вот, приехал перенимать опыт. Удостоверяюсь, что у меня в клинике не хуже, а даже лучше. Зря ты сюда пришкандыбал. У них тут и уход не тот, и хирурги так себе.
Но уж когда я увидел его перебинтованного после операции, на каталке и под капельницей, тут я не выдержал, подошел и прямо в ухо ему крикнул:
— Кого ты можешь вылечить! Как не стыдно врать! Если сам сюда прикатил…
А он зажмурился и сделал вид, что не понимает, что витает в прострации после наркоза.
Потом, уже на родине, позвонил и сказал:
— Это я на себе, как подопытный кролик, их методы опробовал. И скажу — плохо лечат. Мы — лучше. Ты себя как чувствуешь после их хваленого медобслуживания? Лично я — отвратительно.
И я всерьез поверил в силу наших несгибаемых докторов.
Паршивая овца
Здравствуйте. Будем знакомы. Я — та самая Паршивая Овца, с которой каждый норовит урвать клочок жиденькой шерсти. Когда-то я была очень даже эффектной и преуспевающей, тонкорунной, но потом меня объявили паршивой. И прилепился ярлык. Как такое произошло? Сама не знаю и ума не приложу.
В конторе, где я тружусь, много живности. Кролики, удавы, львы и куропатки. И так далее. Это про наш зверинец написал Чехов в пьесе «Чайка». В связи с чем сия птица возгордилась и стала о себе очень высокого мнения. Она-то и начала первой меня поклевывать. К ней присоединились воробьи и грачи.
У меня есть подруга — Рабочая Лошадка. Она раньше была симпатичной пони. Ее обожали дети, но теперь и ее тоже все шпыняют и достают. Осы — жалят, свиньи — пинают.
У меня есть приятели — Осел и Козел. Их так в глаза и называют: Осел и Козел. Так и кличут: «Эй, ты, Осел!» Или: «Эй, ты, Козлина!» Оба они — крайне несчастные создания. Медведи ездят на них верхом, лисы — понукают, быки — хохочут: от этих тупиц дескать нечего ждать, как от козла — молока. Будто сами они, быки и ястребы, могут давать надои.
Иногда я думаю: почему издевателям сообща меня или всю нашу четверку не сожрать? Не загрызть? Не зацарапать смертельно?
Но кто тогда будет работать? С кого они будут ощипывать шерсть? Над кем насмехаться? Кого понукать? Ведь хищные твари ничего не делают, только скалят зубы и грозят, грозят безответным травоядным. Мы вкалываем, а они грозят.
Православие
Помните, как произошло Крещение Руси? Князь Владимир отправил послов в разные концы света — с тем, чтоб, вернувшись, доложили: какая религия лучше. Послы-соглядатаи побывали на зарубежных богослужениях, изучили обряды и верования и пришли к выводу: оптимальным для славян будет православие. Мусульманство, иудаизм (и, видимо, буддизм) были отвергнуты. Население загнали в Днепр и заставили отказаться от языческих богов, прежде всего Перуна.
Почему я об этом? Потому что собралась окрестить своего недавно родившегося ребенка. Стала выбирать церковь, в которой можно это осуществить. Сперва пошла в ту, где крестили меня. Раньше это был захолустный приход. Теперь он расцвел и превратился в мощный красивый храм. Женщина, торговавшая в церковной лавке, сказала: лучшим в их приходе считается отец Владимир. Скоро он как раз прибудет и проведет вечернюю службу. Я стала ждать. Началась служба, а отца Владимира не было. Я вышла на улицу, погуляла по территории храма. Потом — за ворота. Подкатила иномарка, из нее выскочил статный бородатый молодой человек и, на ходу напяливая рясу поверх цивильного костюма, бросился в храм. Я не ошиблась в догадках: то был отец Владимир. Ему, опоздавшему на 25 минут, я не захотела доверить крестить своего ребенка.
Та же прислужница, когда я изложила ей свои сомнения, назвала другую кандидатуру: отца Сергея. С ним я увиделась на следующий день. Он подкупил приятной внешностью и русой бородкой, мягким голосом и обходительными манерами. Повел меня в свой кабинетик, наполненный книгами и пыльноватый, а я, не сведущая в церковных терминах, хотела назвать это помещение кельей. Собеседовал со мной больше часа. Сказал: я должна основательно подготовиться к столь ответственному шагу. Прочитать священные фолианты, выучить множество молитв. Исповедаться как минимум пять раз. Я ответила, что слишком занята на работе. Он, мягко улыбнувшись, сказал:
— Я вижу, вы не готовы к вступлению в лоно веры.
— При чем здесь я? — вырвалось у меня. — Речь о моем ребенке.
Он ничего больше не сказал.
Я отправилась в церковь, где венчалась с мужем, — она находилась недалеко, там, где мы прежде, после свадьбы, снимали жилье. Это была старенькая ветхая церквушка. Там меня честно предупредили:
— У нас дует во все щели. Не советуем погружать дитя в купель на сквозняке, можно простудить.
Я не успокоилась и наведалась в третий храм, где за обряд заломили несусветную цену.
Потом были четвертая, пятая, шестая и другие попытки. То мне объясняли, что будущая крестная мать и крестный отец должны пройти все этапы воцерковления (а она и он ведь тоже работают с утра до ночи), то читали мораль по поводу моего внешнего вида (слишком короткая юбка, не те серьги), то расспрашивали о вероисповедании моих родителей. В конце концов я отчаялась и сказала:
— Допустим, мои родители безбожники. Допустим, я предпочитаю носить джинсы. Допустим, муж подарил мне излишне дорогие серьги. Возможно, с вашей точки зрения, люди, которых я выбрала в крестные, на эту роль не годятся. Но по мне они подходят как никто другой. Возможно, я сама не достойна высокой чести считаться христианкой. Но вот если бы я была падшей женщиной, а мой муж — вором, неужели вы не заинтересованы в том, чтобы душа моего младенца обратилась к Господу? Может, тогда и мы, его близкие, подвинулись бы в своей вере к благости, добру и беззлобию.
Не ответил никто. И я теперь думаю: что если обратиться в мечеть или синагогу? Или поехать к буддистам? Может, там проще будет приобщиться к таинствам, кои для простых смертных, оказывается, столь недоступны? Так ли прав был князь Владимир, выбрав для нашей земли православную веру?
Дневник
Что ж, давай поговорим начистоту и по душам, дорогой дневник! Давно назрела пора.
На прошлой неделе ты заставил меня сделать запись: «Его надо пристрелить. Как бешеную собаку». Ты знаешь, о ком это. Я не возражал и занес то, что ты внушил, на твои скрижали. А потом ужаснулся. И задумался: так ли хороши и бескорыстны твои рекомендации?
С тем, что нужно, что пора его прикончить, я не спорю. Как и с тем, что должен найтись герой, на это способный. Но что касается моей особы и моей излишней откровенности… Я сам испугался своих слов… С тобой, дневник (да и с тем, кого надо пристрелить), я последнее время совершенно не согласен.
Из-за тебя со мной происходит ужасное. Или, вернее, необъяснимое. Например, я хотел дойти до мысли про покушение сам. Без твоих подсказок. Почему ты подкинул мне эту идею?
Вот что я заметил, дневник, ты начал мною повелевать. Я не хотел вписывать в тебя нелестные слова о своем начальнике, о сослуживцах, соседях по дому, о кормчих нашей страны, но ты подталкиваешь, искушаешь, побуждаешь и, в конечном итоге, заставляешь.
Я не сразу сообразил, в чем дело: когда начинаешь исповедоваться и рассказывать без утайки, уже не можешь остановиться.
А ведь раньше было иначе. И откровенничал я с тобой о другом.
Любовь — о ней я секретничал с тобой. Открывал и изливал душу. Но ты сбил меня с толку. И подсунул мне: любовь — не главное.
Что ж, слушай. Я теперь один и не нужен никому. Это ты во всем виноват!
Сначала я был обыкновенный фиксатор. Был робок в изложении своих чувств и мыслей. А теперь — рупор твоих доктрин. Ты вынудил меня избавиться от зашифрованных обозначений и экивоков, я осмелился говорить обо всем прямо, потерял осторожность. Она необходима, дневник, ты это знаешь как никто. Помнишь историю, которую я вписал в тебя о моем друге: он утратил чувство самосохранения и здравого смысла и полез на трибуну с обличениями и разоблачениями? Закончилось печально.
Помнишь, сколько раз я недоговаривал, умалчивал, увиливал, опасаясь доверить бумаге самые сокровенные мысли! Заносил их в твое чрево, потом вычеркивал. Но на этот раз чаша терпения, видимо, переполнилась.
Так вот, от безобидной страсти фиксировать увиденное и пришедшее в голову я пришел к преступлению. Я отринул свою любовь. И ударился в политику. Ты поработил меня. Я уже не жил, а жадно искал подробности, которыми мог бы украсить твои страницы. Но это было еще вполне безобидное твое диктаторство. До поры я на трибуну и рожон не лез, но позволил себе слишком многое на твоих страницах. А всегда найдется тот, кто сует нос.
Сейчас я знаю: ты специально провоцировал меня, втягивал в беду.
Вот как это произошло. Я уехал на месяц. А ключи от квартиры дал приятелю. Он поссорился с женой и переселился на время ко мне. Он ли сам или его любовница, презрев приличия, правила хорошего тона, просто порядочности, полезли в мои бумаги. От нечего делать или по злому умыслу нашли тетради, внедрились в компьютер.
Нельзя быть добрым и отзывчивым, нельзя помогать попавшим в беду! Для чего я впустил их в свой мир?!
Извлекли все… Там были нелестные слова о них. Негодяев это, естественно, обидело. Они предали огласке мои записи. О личном. О служебных делах. А потом и о политике. Многие давно целили занять мое место в офисе, где я много лет служил. Вот как получилось, что, когда вернулся, я уже не числился на прежней должности.
Дальше — больше. Мною заинтересовались ищейки из охранки. Им ведь надо отрабатывать свой хлеб. В тебя дополнительно вписали то, о чем я и помыслить не мог. Я вообще не мыслю так, как мне навязали. Эти придуманные слова показали самому… И раздули судебный процесс.
То, что пишу сейчас, по существу предсмертная записка. И укор тебе.
Единственное мое утешение: вдруг тебя прочтут потомки… И за это — предсмертное тебе спасибо, дневник.
Возраст
Раньше в моей записной книжке были сплошь телефоны хорошеньких девушек. А теперь — врачей, врачей…
Конфуз
Какой конфуз! Какая неприятность! Умереть в чужом доме! Какой моветон! Он будто не мог потерпеть чуть-чуть, пока доедет до своего! Или отдать концы хотя бы в дороге.
Ребенок
Я тогда был младше и выше.
Моль
Сколько аппетитных запахов отовсюду!
Эксперимент
Знаете ли вы, что сперма вылетает из мужского канала со скоростью 45 км/ч?
Я такого не предполагал. Но решил проверить и устроить эксперимент, произвести замеры.
Нашел знакомого, который трудится в медицинской лаборатории. Отыскал добровольцев. Устроили испытание. Этакие стрельбы. И выяснили: вранье. Чистое вранье! У каждого вылетает с разной скоростью. Зависит от человека. Одни палили из своих стволов медленно, другие истерично. Поэтому не верьте скандальной статистике. Сперма выпаливает с разной скоростью.
И вообще — никому не верьте.
