«МК» позвонил в Музей Чайковского в Клину, и там нас сориентировали на работу Александра Познанского (на тот момент сотрудника Йельского университета) под названием «Самоубийство Чайковского: миф и реальность», опубликованную лет двадцать назад.
— Эта книга писалась на основе документов, находящихся в клинском музее, и лживой не является, — заверили нас научные сотрудники.
Открываем книгу. Целая глава посвящена гомосексуальности композитора, в частности приводится масса фрагментов из писем с думами «об искоренении из себя пагубных страстей».
Композитор признается брату (это письмо о возможной женитьбе от 28 сентября 1876 г.), что за месяц имел не менее трех контактов: «Не пугайся за меня, милый Модя. Осуществление моих планов вовсе не так близко, как ты думаешь. Я так заматерел в своих привычках и вкусах, что сразу отбросить их, как старую перчатку, нельзя... да притом я далеко не обладаю железным характером и после моих писем к тебе уже раза три отдавался силе природных влечений... Итак, ты совершенно прав, говоря в своем письме, что нет возможности удержаться, несмотря ни на какие клятвы, от своих слабостей».
Причем, как утверждает Познанский, Петр Ильич не считал свои наклонности аномалией или патологией. А уж тем более греховностью: «в сущности, я ни в чем не виноват».
«Вера в возможность полноценных отношений с женщинами, — пишет Познанский, — давала ему надежду на успокоение родных и установление всеобщей гармонии. Он не подозревал тогда, что принадлежит от природы к редко встречающемуся типу гомосексуала исключительного и какая бы то ни было коллизия с женщиной для него невозможна. Постижение этого факта пришло к нему во время недолгой брачной жизни с Антониной Милюковой: иллюзии по поводу женщин исчезли навсегда».
Уже после брака он пишет Модесту Ильичу: «Модя, какие мы с тобою бедные — ведь мы так и проживем свой век, не испытав ни на единую секунду полноты счастья и любви».
