«1993» - книга об отношениях мучительно и неразрывно связанных между собой мужа и жены, работников "аварийки", и взрослении их дочери. Большую часть времени этот семейный роман разворачивается на фоне ранних 90-х. Самые разные люди: бандиты, менты, богачи, работяги, жители маленького поселка, исторические персонажи вплетаются в ткань повествования, и их голоса становятся музыкой времени. Одновременно это историческое расследование кровавых событий осени 93-го: разные толпы, разные взгляды, и художественно осмысленная подробная летопись роковых дней и часов.
Сергей Шаргунов любезно поделился с читателями «МК» одним из ярких эпизодов романа.
Теперь на Смоленской площади началось настоящее рубилово. Обе стороны, смешавшись, как древние рати, били друг друга остервенело. На переднем рубеже мелькал черно-желто-белый флаг, безостановочно колош матя по каскам, слышались женский визг, мужской мат и надрывное “За Родину!”...
Щиты отступали и мешались с хрустом и звоном, как будто треснули льды и потекли по огромной реке. Вот уже захвачены пожарные машины, и развернутые брандспойты обрушили потоки на врагов... Вот уже те побежали со всех ног, а один, забравшись на брезентовый кузов, растирал кровавые сопли и затравленно таращился.
Омоновцы, солдаты, менты неслись табунами. Толпа гнала их с улюлюканьем, как добычу, пиная слетавшие каски и фуражки.
Виктор, не понимая, что орет, сжав непонятно откуда взявшуюся резиновую дубинку, сменившую поджигу, рванул над туннелем влево. Там уже не было никаких кордонов, и он снова нараспев захохотал от того, что сотни и сотни в зеленом и сером улепетывали от их небольшой бешеной группки по пустому Калининскому, в то время как многотысячная толпа еще не успела повернуть с Садового...
Пуля с шипящим свистом майского жука пролетела у него мимо уха. Затарахтело, загремело, засвистело...
— Пулемет!
— Автомат!
— Ложись!
Толпа выплескивалась на улицу из-за поворота и металась. Виктор, слегка пригнувшись, отставая, бежал на выстрелы рядом с парнем с красивым начесом смоляных волос. Окна мэрии золотисто горели под солнцем, как чешуя. Забабахало отрывисто и глухо.
— Помповое, — задыхаясь, процедил парень, — это ж помповым бьют...
Вокруг топотало еще множество ног.
— Как будто шампанское открывают, — засмеялся нервным голосом мужчина в косухе и в камуфляжной кепке, поправляя громоздкие очки.
— Тебе лишь бы шампанское хлебать... — сердито ответил кряжистый седобородый человек.
— А, деревенщик... — кисло засмеялся тот, что в косухе. — Чего в деревне не сидится?
— Писатели, не ругайтесь! Вместе ж на тот свет! — бросил парень, хватая себя за начес.
— Писатели? — спросил Виктор.
— Это ж Белов Василий, — парень взмахнул указующей рукой. — А вон это — Лимонов.
Они выскочили под пандус мэрии, где отряд омоновцев в синих бронежилетах веером поливал улицу автоматными очередями.
***
Загрохотало — под ногами гулко подпрыгнула земля. Схватив Олесю в охапку, он инстинктивно упал вместе с ней. В ту же секунду на них обрушился шквальный огонь.
Вжавшись лбом в бетон клумбы и давя Олесин мякотный затылок, Виктор слышал: толпа с воплем бежала прочь. Стрельба не затихала ни на мгновение: бил пулемет — та-та-та, строчили автоматы — тыр-тыр-тыр. Робко приподняв голову, он увидел во множестве летящие из здания сияющие линии трассирующих пуль.
— Ты как?
— Нормально, — шепнула Олеся.
За широкой клумбой слева от них притаился мужик, молчавший и так же, как Виктор, загнанно сопевший, потом к ним переполз еще один, о чем-то по-своему хныкая. “Иностранец”, — определил сосед.
Через несколько минут стрельба немного ослабела. Виктор опять приподнял голову: в жидких перламутровых лучах фонарей под секущими перекрестными пулями, бросавшими возле подъезда мигающий отсвет зарниц, застыли тела, некоторые вповалку. Всё было густо залито кровью. Крупно и неестественно, как-то очень значительно, выглядели мертвые головы. Он узнал лежавшего на боку студента-ботана, а совсем близко от клумбы увидел Наташу и Алешу. Да, это были они — вместе лежали навзничь, Наташа раскинув руки.
Ближе к дверям валялись гранатомет и несколько видеокамер. Кто-то в бушлате привстал, кашляя, и тотчас, как по наитию, глянув выше, Виктор увидел в оконном проеме черную фигуру с вытянутой рукой — сквозь грохот стрельбы прорвался характерный сухой выстрел пистолета.
Человек в бушлате дернулся и замер. Это получилось как в кино, легко и просто. Стрельба прекратилась, и сразу отовсюду вокруг зазвучали стоны — разнообразные, как храпы: протяжные, сильные, скупые, тихие...
— Май френд Отто! О, май гад! — зачастил крайний за их клумбой. Вдруг, выкинувшись из-за укрытия, он побежал к груде тел, размахивая белым носовым платком:
— Пресс! Пресс!
Благодарно махнув платком темным окнам, нагнулся, обнаружил нужное тело, приподнял, закинул на себя и потащил. Раненый начал постанывать — это был седой фотограф, у которого Виктор узнавал время.
С другого угла к подъезду метнулись двое в белых халатах, похожие на привидения:
— Не стреляй! Скорая!
Виктор, встав на колени, выставил голову полностью, чувствуя ее большим всклокоченным цветком на потном стебле шеи. Он увидел: тела зашевелились, живые ворочались под мертвыми, расползались от здания.
— Бежим? — задорно спросила Олеся.
— Погоди, — он высунул руки и стал приподниматься.
И тут ударил пулемет.
Санитары забились в волнах свинца, одежда, разлетаясь, заклубилась вокруг них, как снежинки. Возможно, эта метель только пригрезилась ему, он не видел, как они упали, не видел и судьбы иностранцев, он сам упал, забыв обо всем, вжавшись носом в асфальт и не смея поднять головы, а следом за пулеметом загрохотали все стволы.
Потом стрельба поутихла, из открытого окна стали слышны голоса. Один был раздраженно-запаренный:
— Вов, того сними. Дальнего, с флагом.
Мгновение — и веселый ответ:
— Добегался, козел.
— Смотри, очухались тараканы... Вон слева... смотри... полезли...
— Куда лезут? Фанаты хреновы.
— Димон, в плаще, чур, мой.
Стрельба усилилась, воскрес пулемет, а очереди стали гуще и злее, как будто подтащили патроны.
— Слышь, — сосед тряс Виктора за плечо, — давай за грузовик. Там надежнее. И свою прихватывай. Скажи своей...
Военный грузовик, еще недавно таранивший стеклянные двери, стоял метрах в пяти от них, и за ним было какое-то копошение.
— Подстрелят, — сказал Виктор безнадежно.
— Не подстрелят. Жди: пулемет заткнется, значит, лента кончилась; пока он менять ее будет, мы и проскочим.
— Так не один же пулемет стреляет.
Сосед повернул к нему смутное заросшее лицо и обдал горячим дыханием:
— Пулемет всего хуже. Они не ждут, что мы побежим. Не целятся... Они дальше пуляют, по улице. А нам всего надо пять сек. Ты весь не вставай, согнись. Или катись.
— Слышала? — Виктор повернулся к Олесе.
— Слышала. Бежим?
— Погоди, ты что!
Потом пулемет взял паузу, и все трое тенями перекинулись за грузовик — их встретил мат, потому что было дьявольски тесно и они по очереди налетели на седого фотографа, который был без сознания; его спасителя сразила пулеметная очередь. Здесь сидели пышноусый северный тип с автоматом между ног, щекастый мальчонка в омоновской каске, куривший в кулак, женщина в пуховом платке, повторявшая какие-то заклинания, мужчина с дымной шевелюрой и диктофоном, и еще, мешая, торчали тяжелые ботинки двух мертвецов, засунутых под днище.
— Пулемет замолчит, а мы дальше побежим? — спросил Виктор бородатого.
— Слышь, сиди! Увидят — сразу положат.
— Вить, — вдруг как-то по-домашнему позвала Олеся. — Меня торкнуло вроде.
— А? — испугался он. — Где?
