Полчаса до начала. В актерском буфете почему-то полно наряженных детей. Девочки и мальчики лет
— Мальчики, вы откуда?
— Из хора. Мы тут на вечере выступаем.
— На ефремовском?
— Д-да-а-а, кажется, наверное, — тянет один и неуверенно смотрит на приятеля, жующего пирожок.
— А кто такой Ефремов, знаете?
— Нет, — смущается один. А другой, помявшись, вдруг выдает:
— Гражданин поэт!..
Самое интересное, что хоть юный хорист и имел в виду Михаила Ефремова, но от истины недалеко ушел. И вечер, устроенный мхатовцами, меня, да и всех собравшихся в Художественном театре, в этом убедил: и поэтом, и гражданином, и мерилом нравственности Олег Николаевич был.
Ефремов на большом экране смотрит в зал, затягивается сигаретой, держит свои знаменитые мучительные паузы, неподражаемо улыбается и рассказывает про то, как учился у мхатовских стариков, как на базе отдыха в Пестове играл с ними в карты — на деньги. А под экраном его внук — талантливый Никита Ефремов из «Современника» — читает расписку группы товарищей, подписанную кровью каждого из подписантов (кровью в прямом смысле слова). О чем же сия окровавленная бумага? О том, что они клянутся до конца быть верными театру. В зале сидит Никитина бабушка — замечательная актриса МХТ, а до этого «Современника», педагог с репутацией и последняя жена Олега Николаевича — Алла Покровская. Наверное, в этот момент гордится внуком. В ложе — Лилия Толмачева, первая жена. Все сошлись в МХТ...
А дальше будет Ефремов, и только он, — в письмах, дневниках и стихах, писанных по молодости, — наивных и остроумных, как, например, про бабу-насильницу. Старые мхатовцы, поколение Ефремова, его ученики, уже все немолодые люди, читают это со сцены чуть в стороне от экрана...
Практически нет номеров, «бодрящих» подобного рода вечера. Их всего два — «Аве Мария» под оркестр Спивакова вначале и джазовая обработка песни Окуджавы «Ах, Арбат, мой Арбат» — и это оказалась та музыкальная доза, которая не навредила делу.
Надо сказать, что отсутствие моментов развлекательного свойства и каких бы то ни было технических эффектов, как это ни странно, произвело неожиданный эффект. Как будто не специально и художественно-срепетированно, а как-то органично и спокойно на сцене и в зале был в этот вечер один Ефремов — со своим характером, живой эмоцией, мощной экспрессией. С болью, сомнениями, со своей правдой. С позицией, нравственностью, которую никогда не демонстрировал публике, не навязывал свою прогрессивность, — он просто так жил. Открыто, ярко, броско и невыносимо обаятельно. Этот добровольный раб театра.
Последний кадр — гениально выстроенный гениальной, но, увы, недооцененной при жизни Татьяны Лиозновой из фильма «Три тополя на Плющихе». Помните? Дождь, как из брандспойта, заливает ветровое стекло такси, и «дворники», едва справившись с водой, открывают нам лицо мужчины: женщина, точно, сомнений нет, предназначенная ему судьбой, никогда не будет с ним. Хотя она и рядом. Локти на руле — и подбородком уперся в локти. Глаза, в которых столько читается... А хористы, незаметно выстроившиеся по стенам, затянули вокализ из бессмертных «Трех тополей»...
Вот уж правда — «Опустела без тебя земля»... Теперь они точно узнают, кто такой Олег Ефремов.
