...10 утра, привычная для похоронной Москвы картинка: к театру «Современник» подогнаны три эвакуатора, вся обочина вплоть до Большого Харитоньевского переулка зачищается от машин: просто переставляют на другую сторону бульвара. Моросит дождь. В театре всё устроено с теплом, по-человечески: поклонников пускают к гробу через кулисы — многие пришли без цветов, но с авоськами — просто посидеть в зале, послушать речи, что не возбраняется.
Игорь Кваша в самом деле был дорог людям (видимо, знали лично по передаче «Жди меня»), а потому — что большая редкость — было много заплаканных лиц. Как много и полусумасшедших, возможно, провинциальных артистов, которые могли выйти на сцену с бокалом воды, поклониться залу и, улыбаясь, выйти прочь, чтобы заново встать в очередь. Сергей Юрский вдруг увидел знакомого-одногодку, с кем, вероятно, видится только на похоронах: «Уже каждую неделю встречаемся!» — развел Юрский руками. Евгения Симонова, как всегда, скромно села среди зрителей; расцеловался со всеми Михаил Жигалов; с тихим достоинством прошел Римас Туминас. Возложили цветы Иосиф Кобзон, адвокаты Генри Резник и Генрих Падва.
На сцене кроме вдовы, сына, внуков артисты «Современника», кто смог бросить всё и приехать: за Галиной Волчек сидели Гармаш и Неелова; позже подошли Олег Табаков, Леонид Ярмольник, Игорь Золотовицкий. Министр культуры Мединский выступать не стал, незаметно удалившись; от власти выступал г-н Капков, объявленный как «министр культуры Москвы». Не смогли вырваться, но прислали соболезнования Валентин Гафт (на лечении за рубежом), Чулпан Хаматова (у нее спектакль в Чечне), Елена Яковлева (обстоятельства не позволили вернуться из США).

Добрые фото Игоря Кваши, меняющиеся на экране, «Адажио Альбинони», органные хоралы, венки «От ленкомовцев», «От Et cetera»... Артист театра Артур Смольянинов прочел стихотворение Евтушенко об Игоре Кваше: «Что-то часто пишу я реквиемы, / После давнего „Бабьего Яра“. / Остаются всё более редкими / Обладатели редкого дара. Появилась в искусстве клиповость / и конвейерная ментальность. / И как нечто древней, чем клинопись / Вымирает сентиментальность... Не умели мы жить смиренненько / И надсмотрщиков бесили. / Если б не было „Современника“, / То была бы другая Россия».
Михаил Швыдкой: «Поначалу это было очень трогательно: как и все мужчины этой труппы, он хотел походить на Олега Ефремова, что-то копируя... Но потом стал самостоятельным и независимым артистом. Будучи при этом невероятно благородным человеком. Благородным до нетерпимости. До способности оскорбить кого-то, кто совершал, с его точки зрения, безнравственный поступок...».
Наталья Солженицына: «50 лет назад, в ноябре
Олег Табаков: «Кваша был едва ли не самым близким человеком Олегу Ефремову. Игорю удалось, по сути, отдать всю свою жизнь на сохранение театра... Я уже давно не работаю в этом театре, но то, что было, в те первые 14 лет — это самое прекрасное, нежное время, которое хочется всё время вспоминать. Таня (к вдове обращается), дай бог тебе сил; Игоря окружали хорошие люди, со знаком качества — и жена, и сын, среднее поколение... остается после него материал. Вот, собственно, и всё».
Владимир Андреев: «Ролан Быков говорил мне в театральной студии Дома пионеров: „смотри, какой суровый парень пришел“. У Игоря были действительно уж очень серьезные глаза, был пытлив до дела... Или когда встречали Новый год, Игорь сказал: „Буду сейчас жарить свою фирменную картошку“, — надел фартук, колпак и стал чудодействовать. Или как болел до последнего момента за свой „Спартак“, ругал его... Кваша был человеком, может быть, иногда ошибающимся. Но всегда искренним».
Под аплодисменты гроб вынесли на Чистопрудный бульвар...